Я почувствовал, как Гордана в неописуемом ужасе вцепилась в мой рукав, зал затих, скорее даже замер: император с чашкой в руке, Альтинг — на полуслове и полужесте.
— Каким образом? — спросил, наконец, Дюранг.
— Если Альта Кэр-Фойтл мешает тротилу взорваться, надо либо убить ее, либо схватить и угрожать убить. Альтинг, магия твоей сестры будет действовать, если ее вырубить?
— Будет. Заклинание накладывается таким образом, что оно само подпитывается некоторое время вне зависимости, в сознании маг, вырублен или спит.
— А после ее смерти?
На его лице я увидел признаки борьбы, но он вскоре справился со своими эмоциями, лицо стало подчеркнуто-бесстрастным.
— Максимум минуту или две. Возможно, что и меньше, а возможно — ни секунды. Тут нельзя дать никаких гарантий. Остаточный магический эффект и его механизм работы не изучены даже нами.
— Ну вот и способ реализации.
— Есть только одна проблема. Никто не будет бояться вашей взрывчатки, потому что весь сухопутный личный состав, ну, кроме ауксилиариев, прекрасно осведомлен о способностях моей сестры, а ваши кулаки против сабель — против множества сабель — вряд ли будут так же эффективны, как против безоружных. Вас просто порубят.
Я улыбнулся в ответ.
«Тебя просто убьют или зарежут», сказал мне когда-то один токийский полицейский, сомневавшийся в эффективности моего стиля. Десять минут спустя меня высадили одного посреди бушующих беспорядков, а еще через час за обезвреженными бунтарями приехало шесть грузовиков. Мое прозвище — «подразделение подавления беспорядков из одного человека» — я носил не зря.
— Ну положим, я тоже не с пустыми руками пойду, — возразил я Альтингу.
— И что? Вы мастер пустыми руками драться, а вот что до фехтования… Напоминаю, что это единственный вид спорта в Свартальвсхейме, я занимался больше десяти лет, а на базе есть фехтовальщики не хуже меня. Один из телохранителей Альты — так точно получше…
— А ты, значит, хороший фехтовальщик?
— Считаю себя таковым.
— Давай проверим.
Тут опомнилась Гордана.
— Ну это же просто бред! — чуть не плача, сказала она, не отпуская мой рукав. — Самоубийство, притом бессмысленное!
— Один раз ты меня уже похоронила, — улыбнулся я.
— Ты не должен делать это еще раз!
Я вздохнул.
— Я знаю, что ты думаешь. Что на Кортании свет клином не сошелся… Беда в том, что убежать можно было из Аквилонии, от аквилонского императора. А от свартальвов с их неуемной тягой к экспансии убежать нельзя. Бежать от Свартальвсхейма — значит перекладывать проблему на своих потомков, потому что Земля круглая. Я не собираюсь оставлять нашему ребенку такое наследство.
Гордана вцепилась в мою руку сильнее, сдерживая слезы из последних сил, но больше ничего не сказала, понимая, что отговорить меня не удастся.
Император распорядился отодвинуть стол в угол, вскоре принесли и две тренировочные сабли.
Мы с Альтингом встали друг напротив друга, почти синхронно крутанули оружие в руке для пробы, затем он стремительно атаковал и через две секунды получил удар по ключице плашмя.
— Ничего себе… — сказал кто-то.
Альтинга такой поворот практически не обескуражил.
— Моя ошибка, — признал он, — я вас недооценил, не стоило начинать спустя рукава. Ладно, теперь я буду фехтовать в полную силу.
Еще через несколько секунд его сабля улетела в угол, а сам Альтинг оказался на полу, получив локтем сбоку в голову.
Я ничего не стал говорить о том, что у свартальвов странные понятия о хорошем фехтовании. У Альтинга уровень, в принципе, неплох, я бы дал ему девятый кю или даже первый дан с натяжкой. В мире, который попросту проскочил исторический этап армий, сражающихся в ближнем бою, и не смог выработать сильные школы ближнего боя, он вполне может считаться сильным фехтовальщиком. Но по меркам моего прежнего мира, где люди оттачивали техники боя на мечах более полутора тысяч лет, Альтинг очень так себе.
— Это невозможно, — сказал он, принимая сидячее положение.
— Помнишь, чему я тебя учил? Никогда не говори «невозможно».
14
Рано утром я попрощался с Горданой, и это был самый трудный этап моего плана. Мы толком ничего друг другу не сказали: я не находил слов, она была не в состоянии говорить, все, что нам оставалось — это обняться.
Быть воином — значит жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть. В этой древней поговорке уместилось не все, но как минимум значительная часть японского отношения к смерти. Я ее и раньше не боялся, а после того, как разок умер — и подавно. Смерть — не конец… Только поди объясни это Гордане.
Но даже самые трудные трудности когда-нибудь заканчиваются. Аквилонские танки рвутся к столице, медлить больше нельзя: при всей моей, да и не только моей, нелюбви к аквилонцам, их танковый корпус — тот фактор, который может спутать карты свартальвам. План штаба прост: не дать темным уничтожить танки, выиграть тем самым время и заставить их план буксовать. А там станет видно, что на этом можно выгадать.
С моей колокольни все куда проще. Уже к вечеру я буду в Гиате, затем пара «финтов ушами» — и если все пройдет по плану, то я попаду на базу свартальвов, и дальше уже все совсем-совсем просто. Нет, я не обманываю себя, легкой прогулки не будет, меня ждут враги куда сильнее каких-то бунтовщиков. Но вместе с тем — все просто. Вот я, вот враги. А кто в итоге добьется своего — выяснится самым простым способом: в бою.
До Гиаты меня доставили тем же способом, которым я выслал из города Гордану: в секретном отсеке грузовика. Было неудобно и тесновато: в стандартной форме штурмовика-ауксилиария, под которой надеты пояс смертника и ламеллярный доспех поверх взрывчатки, я стал несколько объемнее, чем обычно.
Ламелляр, к слову — настоящий раритет. Некогда он принадлежал какому-то известному кортанскому магу, жившему порядка восьми сотен лет назад, и помимо защиты от холодного оружия защищал своего владельца еще и от магии: на каждую чешуйку наклеена пластинка с антимагической руной. Доспех поддерживался в рабочем состоянии, руны регулярно менялись на случай, если императору понадобится противомагическая броня. Разумеется, меня предупредили, что ламелляр способен защитить только от магии не выше третьего уровня, четвертый-пятый лишь ослабит, а против шестого уже практически бесполезен. Впрочем, мне важнее его классическая функция: сабель я боюсь больше, чем магии, тем более что самый сильный маг в Гиате — пятерка, а телекинетик мне лично ничего сделать не сможет.
Помимо этого, в моем багаже рюкзак с двадцатью килограммами взрывчатки и парой стальных тонф, специально по моему заказу сваренных из труб. Проведя пару экспериментов с Альтингом, я убедился, что короткая стальная палка с перпендикулярной поперечиной — весьма неплохое средство против сабли. В прошлой жизни у лос-анжелесских полицейских появились тонфообразные резиновые дубинки именно с моей подачи. Мог ли я тогда представить, что однажды мне придется взяться за стальные?
Грузовик сбавил ход, кому-то просигналил и свернул. Надо думать, приехали. Точно, рефрижераторе началась возня — разгружают. Скоро мой выход, вопрос только в том, все ли пойдет по плану.
Тут потайная дверца приотворилась, внутрь просунулась голова водителя.
— Господин Куроно, мы на месте. Но возле магазина стоит броневик с «камзолами», и с ним офицер. Что будем делать?
— Офицер — тоже человек?
— Нет, темный.
— Тогда все по плану. Я выгружаюсь.
План предусматривал, что внутрь главного здания базы я попаду при помощи Вейлинда, с которым Альтинг сохранил связь через местного радиолюбителя. На условленной частоте был отправлен зашифрованный сигнал, вскоре подполье передало весть: у нужного дома действительно загорелась машина.
— Отлично, — подытожил Альтинг, — Вейлинд получил инструкции.
— Так поджог машины — ответный сигнал? — удивился майор-контрразведчик.
— Разумеется, а как же иначе? Если бы радист хоть пикнул в эфир — его бы сцапали в считанные часы.
— А… этот Вейлинд… он не может снова перейти на сторону своих? — подозрительно прищурился генерал Дюранг.
Альтинг ухмыльнулся:
— Кто угодно, но не он. У меня на него сильнейший компромат.
Звучит любопытно.
— У тебя на всех своих сторонников компромат? — поинтересовался я.
— Естественно. Как бы иначе я мог им доверять?
— И что такого сделал Вейлинд?
— Убийство. Вейлинд крайне вспыльчивый… Инцидент, когда он не так давно побил и сбросил с лестницы вышестоящего офицера — не первый в его жизни… Прошлый закончился случайной гибелью обидчика, и я единственный знаю, кто убийца. Так что Вейлинд надежен вдвойне: он сыт нашим социумом и всеобщим презрением по самое горло, ну и компромат такой, что с крючка не спрыгнуть.
— Ему могли предложить за помощь амнистию, — проворчал майор, — вся эта операция для свартальвов наверняка важнее одного убийства…
— Амнистия не распространяется на жаждущую мести родню убитого, а это довольно влиятельное семейство.
— Странно, — заметил я, — мне казалось, что семейные узы у свартальвов не в чести…
Альтинг покачал головой:
— Так и есть, родственнику не обязательно помогать — но месть за убитого совсем другое дело. Неспособность отомстить — признак слабости, потому, даже если Вейлинду пообещают амнистию и защиту, он все равно до конца своих дней будет жить в ожидании убийц.
Что ж, сейчас станет ясно, прав был Альтинг или нет. Надеваю ранец, нахлобучиваю на голову каску, беру в руку папку с какими-то бумагами — просто реквизит для отвода глаз. Штурмовик с папкой вместо автомата выглядит солиднее, может, сойду за специального порученца в глазах другого штурмовика, они-то умом и сообразительностью не блещут.
Солнце резануло по глазам после темноты грузовика. Яркое, сентябрьское… В последний раз или нет? Это не важно.
Главное, что мои потомки будут встречать восходы солнца беспошлинно.