– Ты с нами каждый день проводишь, в отличие от папы, – замечал я, как мне казалось, справедливо.
В тот момент мы украшали гостиную к празднику – размещали на стене сюрприз для Вани: адвент-календарь. Слава, сидя на полу, упаковывал мелкие игрушки, конфеты и шоколадки в оберточную бумагу, а я подвешивал их за веревочки на стену. Такая вереница подарков должна была растянуться вдоль стены над диваном – каждый день нужно будет открывать по одному, и так до Нового года. По традиции календарь нужно делать с первого декабря, но мы пока тяжеловато усваивали местные традиции, поэтому опоздали на две недели.
– Ты с ним тоже раньше каждый день проводил, – отвечал Слава на мою реплику, – но что-то не особо радовался.
– Сейчас он другой. С ним стало легче.
Слава хмыкнул:
– Еще бы! Легко быть классным папой за тысячи километров отсюда, видя детей только через экран. Зато из меня ты теперь делаешь чудовище.
Я честно признался:
– Я не делаю из тебя чудовище. Я просто не понимаю, почему ты так упираешься.
– Да потому что, Мики! – Слава резко отбросил ножницы и бумагу. – Потому что я хожу по больницам, общаюсь с врачами, слежу за лечением, проверяю уроки, собираю вас в школу, терплю твои истерики и делаю еще миллион не самых приятных родительских вещей в одиночку, а он просто шлет деньги и разговаривает с вами десять минут в день. И теперь он хочет, чтобы вы приехали к нему на несколько дней, получили подарки и уехали с мыслями, какой же Лев офигенный отец, особенно на фоне Славы, который вечно ноет и все запрещает!
Я, слегка напуганный таким выпадом, поднял с пола бумагу и ножницы, чтобы запаковать подарок самостоятельно. В голове пронеслись слова Льва: «Это не футбол». Осторожно заметил:
– Звучит так, словно у тебя с ним соревнования.
– Нет никаких соревнований, – устало произнес Слава, глядя в сторону. – Мне просто обидно.
Я аккуратно сложил в форме конверта кривой прямоугольник. Опустив внутрь вафельную конфету, я опасливо произнес:
– Меня в школе позвали на вечеринку.
Слава оживился, будто бы мы только что не говорили о его родительском кризисе.
– На какую?
– Типа на новогоднюю, наверное. – Я тоже опустился на пол, рядом со Славой. – Она тридцать первого.
– Ты пойдешь?
Я вскинул удивленный взгляд.
– Нет, конечно. Ты же хочешь, чтобы я был дома на Новый год.
Тот пожал плечами.
– Это же просто один вечер.
– То есть ты не против?
– Мне не нравится выбор даты, но это, должно быть, важно для твоей социализации, – ответил он. – Ты сам хочешь?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил я.
Слава вдруг спохватился:
– А Майло идет?
– Ну… Да, наверное.
– Если он идет – я не против. Просто на такие вечеринки лучше не ходить одному.
– Он пойдет, – постарался ответить я как можно тверже.
А сам подумал: «По крайней мере, я очень постараюсь».
В школе Майло занимался нарочитым избеганием: завидев меня в другом конце коридора, он тут же разворачивался и скрывался за поворотом, а когда мы выходили из школы, то специально переходил на другую сторону улицы, хотя мы все равно шли в одном направлении, только параллельно друг другу. Подловить его было непросто, поэтому я сверялся с расписанием – хотел выбрать момент, когда я смогу дождаться конца урока и подстеречь его на выходе из кабинета.
Выбор пал на физику: к тому моменту мои занятия уже закончились, и я мог торчать под дверьми сколько угодно. Майло, заметив меня, подпирающего стенку, тут же шарахнулся обратно – словно надеялся выйти через окно, чтобы не сталкиваться со мной в дверях. Но выбора у него не оставалось: когда основной поток ребят схлынул из кабинета, Майло покорно вышел вслед за учителем. Он попытался быстро пройти мимо меня, но я успел схватить его за рукав толстовки. Он отдернул руку, буркнув что-то вроде «Отвали от меня», и я быстро сказал:
– Тебя зовут на вечеринку! Белобрысая девчонка и ее подружка из Кореи!
Это произвело неожиданный эффект: Майло остановился. Нахмурившись, он нехотя спросил:
– Из какой Кореи?
Я растерялся.
– Э‐э-э… Я не знаю, из какой.
– В смысле, это была Джанди?
– Я не знаю.
– Такая, небольшого роста. – Он поднес руку к своему плечу. – Розовые волосы.
– Ага, она, – кивнул я, подозревая, что блондинка останется с разбитым сердцем.
– Вот как, – явно заинтересовавшись, покивал Майло. – Ну спасибо, что сказал.
Я с облегчением выдохнул, надеясь, что получил своеобразный пропуск на вечеринку. Майло, уже собираясь меня обойти, вдруг остановился. Внимательно посмотрел на меня.
– Как твои дела?
– Нормально. – Я удивился вновь появившемуся интересу.
– Как с родителями?
Я так устал носить все в себе, что, не выдержав, поделился: рассказал, как один мой отец не отпускает меня на праздники к другому.
– А ведь у него еще был день рождения, – скорбно закончил я.
– Отстойно, – цыкнул Майло. – У моего старика так было. Он из-за работы не смог приехать на день рождения к деду, его отцу, а тот потом умер через две недели.
Я глянул на Майло исподлобья.
– Спасибо за поддержку.
– Но он от старости умер. Ему исполнилось тогда сто два года. А твоему сколько?
Я поднял глаза к потолку, вспоминая.
– Вроде бы тридцать семь.
– Тогда он вряд ли в ближайшее время умрет, не парься.
– Если честно, мой отец так препятствует поездке, что другому отцу быстрее исполнится сто два года, чем я слетаю в Россию.
Майло неожиданно спросил:
– А как ты их нумеруешь?
– В смысле? – не понял я.
– Кто первый отец, а кто второй?
– Никто, – насупился я. – Они оба первые.
– А как ты их отличаешь?
Я засмеялся.
– А у тебя есть знакомые с одинаковыми именами?
– Я знаю двух Кевинов.
– А как ты их отличаешь?
Майло, задумавшись, тоже посмеялся.
– Да, тупой вопрос, извини.
Резко посерьезнев, он добавил:
– Ты не думай, что если я спросил, как дела, то все окей. Ничего не окей. Я все еще не знаю, как относиться к тому, что ты сказал. Просто мне правда не плевать, как твои дела, – я своих друзей люблю и грущу по ним дольше пяти минут.
– Я сказал тогда полную хрень, Майло. Я был не в себе. Извини.
Он посмотрел на меня долгим, жестким взглядом, но, когда снова заговорил, голос его прозвучал тихо:
– Я не уверен, что ты был не в себе.
С этими словами он сжал мое плечо – так он обычно прощался – и, развернувшись, неспешно двинулся по школьному коридору.
Good Trip
Вечеринка проходила в двухэтажном особняке из белого камня – настоящем арт-объекте английского классицизма, который находился в полном распоряжении сотни пьяных подростков. Раньше я видел такие архитектурные произведения только на картинках, и этот разительный контраст между нашей квартирой и домом блондинки неприятно поражал.
Дом стоял на одной из центральных улиц Ванкувера – к нему вела дорога, усаженная с обеих сторон деревьями. Массивные ворота высотой почти в два этажа ограждали хозяев от чужого любопытства – проходя мимо, даже не получится окинуть окна скучающим взглядом.
Я пришел туда позже всех. Долго колебался, представляя, сколько там будет народу (и как они все будут ходить туда-сюда и, боже упаси, еще и разговаривать), тридцать раз передумывал (и на самом деле передумать окончательно было бы самым правильным решением).
В дом меня запустила та самая белобрысая девчонка. Я немного растерялся, потому что по факту заявился один, но она удовлетворенно кивнула.
– А, это ты, мелкий. Проходи, Майло уже здесь.
«Здесь» был не только Майло, а, казалось, вся школа. Со стаканом кока-колы я протиснулся к стене и подумал: может, свалить по-тихому, пока никто меня не заметил?
«Нет, найти курево, набить им карманы, а потом свалить», – вторил внутренний голос.
Я осмотрелся, но Майло нигде не увидел. Компании визгливых девушек и гогочущих парней, чавкая, пожирали чипсы из огромных упаковок, развалившись на мягких диванах в гостиной. Разговаривая, они манерно тянули гласные. Некоторые уже успели накачаться алкоголем и слонялись по холлу, изображая танцы.
Я быстро нашел алкоголь: в столовой стояла барная стойка, за которой парень в темной рубашке мешал коктейли. Но мне было нужно не это. Я постарался вглядеться в лица людей, чтобы вычислить, кто из них курит, но все выглядели просто пьяными, и это смазывало общее впечатление. Тогда я решил найти зачинщицу веселья.
Перехватив блондинку на винтовой лестнице, я негромко спросил:
– Где можно достать косяк?
Она, кажется, удивилась.
– Косяк?
– Ты говорила, что здесь будет всё.
– Да, но… это скучно. – Опершись на перила, она наклонилась вперед, глянула вниз. – Спроси вон тех парней, за столом.
– Которые с картами?
– Ага. Думаю, у них есть.
Двое парней сидели за стеклянным журнальным столиком в холле, играли в покер и курили обычные сигареты, роняя россыпь мелких искорок от тлеющих окурков на кожаную обивку итальянского дивана (блондинка повторяла, что он итальянский, каждый раз, когда проходила мимо). Я не сразу решился к ним подсесть, потому что они выглядели так, словно на днях откинулись из тюряги: у одного из них, темнокожего парня, татуировки были даже на лице (цифры «2001» над бровью – видимо, год рождения), у второго, белого, – руки, забитые надписями, монстрами, персонажами мультфильмов, именами бывших девушек и черт знает чем еще. Они громко разговаривали, похабно шутили и через каждое слово говорили fuck. Короче, я побоялся подойти к ним первым, поэтому мялся в стороне, пока они не заметили меня сами.
Оглянувшись через спинку дивана, парень с татуировкой «2001» хохотнул:
– Не знал, что сюда приглашали малолеток.
– Походу, кого-то родители попросили посидеть с младшим братом, – поддакнул второй, рыжий с выбитым передним зубом.