По правую руку от меня сидел парень лет семнадцати, бритый как зэк, оба запястья у него были исполосованы бритвой или ножом – этакая рябь из кроваво-красных порезов. По левую руку пацан был похож на ботаника, в круглых очках, задумчивый, так и не скажешь, что чем-то балуется.
Пока ждали психолога, ребята вели себя сдержанно, переговаривались вполголоса, но шума не создавали – удивительно, потому что в школе, когда учителя не было в классе, мои одноклассники разве что из окон друг друга не выбрасывали.
Потом пришла Дина Юрьевна, села в последнее свободное кресло – нас с ней разделяло три человека – и с улыбкой повторила правила тренинга «для новеньких» (это персонально для меня, значит).
Правила были такие: конфиденциальность («Все, что звучит в кругу, не должно покидать его пределов»), я-высказывания («Каждый говорит только за себя»), принцип доброжелательности («Мы по умолчанию относимся друг к другу с принятием и уважением»). Ну и еще всякие мелочи, мол, нельзя перебивать, нельзя опаздывать, нельзя шуметь. Говорить можно было только по очереди, передавая по кругу небольшую игрушку – фиолетового кота. Это был такой маркер, мол, говорит только тот, у кого в руках кот.
Рассказав все это, Дина Юрьевна посмотрела на меня, и я почувствовал себя в ловушке: ну капец, она что теперь, со мной заговорит?
Она сказала:
– У нас сегодня есть новенький – Микита. Давайте все по очереди с ним познакомимся. Скажите, как вас зовут, почему вы находитесь здесь и как начался ваш день. Начнем с меня…
Она, не переставая улыбаться, сказала то, что я и так знал: ее зовут Дина Юрьевна и она здесь, потому что она психолог. Точнее: «Потому что мне важно помогать вам, ребята, в вашей нелегкой борьбе с зависимостью…», ну что-то такое, бла-бла-бла. День у нее, кстати, начался нормально.
Круг пошел не в мою сторону, а от меня – так что я, к собственной радости, оказался одним из последних говорящих. Остальные ребята представлялись весьма странно.
– Меня зовут Андрей, я здесь, потому что я наркоман. Мой день начался хорошо.
– Меня зовут Саша, я здесь, потому что у меня алкогольная зависимость. День начался не очень, я не выспался.
Ну и так по кругу – все они как ни в чем ни бывало называли себя наркоманами и алкоголиками. Никто не сказал: «Я здесь, потому что меня сдал отец, подписав бумажки», хотя я был уверен, что большинство из них тоже не своими ногами сюда пришли.
Только Амир сказал:
– Я здесь, чтобы маму не расстраивать.
– А почему она расстроится, если тебя здесь не будет? – уточнила Дина Юрьевна.
– Ну, ей важно, чтобы я тут был.
– А почему?
Ему явно не хотелось отвечать, и он бубнил себе под нос:
– Лечился типа…
– От чего? Ты болеешь?
– Нет.
Мне стало неловко и стыдно, словно это меня допрашивали, а не Амира, и я выдохнул с облегчением, когда Дина Юрьевна пощадила его, разрешив передать фиолетового кота следующему парню.
В конце концов очередь неизбежно дошла до меня, и я физически ощутил, как двадцать пять пар глаз вперились в меня одного. Я посмотрел на игрушку в своих руках: кот был мягким, синтетическим, типа «антистрессовым» – с мелкими шариками внутри. Поерзав на стуле, я не своим голосом произнес:
– Меня зовут Микита…
После того как психолог допрашивала Амира, я побоялся сказать, что нахожусь здесь из-за Славы, и поэтому неловко замолчал. Дина Юрьевна, видимо, решила, что я забыл вопрос, и любезно напомнила:
– Почему ты здесь?
Под ее пристальным взглядом я вжался в кресло и помотал головой.
– Я не наркоман.
Эта моя реплика вызвала сдавленные хихиканья у остальных ребят. Дина Юрьевна их одернула:
– Так, не смеемся. Можно подумать, вы в первый день говорили что-то другое.
Я понял, что они все считают меня неосознанным нариком с нулевой рефлексией, и, уязвленный этой догадкой, я чуть ли не с гордостью произнес:
– Я девять месяцев прожил в Канаде, шесть из них курил легализованную марихуану.
Когда я это сказал, мне правда стало легче. Я с вызовом окинул взглядом всех остальных: очевидно же, что я не такой, как они, я не нарушал закон и не курил что попало.
– В Канаде марихуана легализована для пятнадцати-летних? – как бы между прочим уточнила психолог.
Я показал ей игрушку в своей руке.
– Фиолетовый кот у меня.
Дина Юрьевна улыбнулась.
– У меня есть право задавать вопросы.
– Значит, на вас правила не распространяются?
– Значит, для психолога они несколько расширены. Ты хочешь что-нибудь добавить? Как начался твой день?
– Нормально, – буркнул я, передавая игрушку парню-очкарику.
Когда все закончили эту дурацкую перекличку в стиле анонимных алкоголиков, Дина Юрьевна, получив кота обратно, спросила, есть ли у «круга» (так она называла нас всех вместе) какой-то запрос – ну типа тема для обсуждения, которую мы хотели бы предложить.
Веснушчатый парень, сидящий ровно напротив меня, поднял руку – от этого движения из-под короткого рукава футболки показался мощный бицепс. Я было обрадовался, что никто не вспоминает про нашу драку с Амиром, и уже внутренне успокоился, но не тут-то было.
Парню передали кота – это делалось строго по кругу, нельзя было перекидывать игрушку или вставать за ней, – и, получив его, он сказал:
– Я бы хотел услышать историю Микиты.
Я вздрогнул, когда прозвучало мое имя. Мне стало по-предобморочному плохо: какая еще, блин, «история»?
Дина Юрьевна, как мне показалось, пришла на выручку. По крайней мере, она спросила:
– А почему тебе важно услышать историю Микиты, Денис?
Я подумал, что теперь мы переключимся на странные вопросы Дениса, и немного успокоился. Он ответил:
– Мне показалось, в том, как Микита говорил про Канаду и легализованную марихуану, было высокомерие. Это прозвучало так, словно его зависимость чем-то отличается от нашей, будто она лучше, правильней, что ли.
Дина Юрьевна обернулась на меня.
– Хочешь что-нибудь ответить? Ты это имел в виду?
Потирая нос, я сказал:
– У меня вообще нет зависимости.
Все опять издали какой-то странный звук, то ли хмыканье, то ли смешок. Денис спросил:
– Ладно, допустим, но почему ты начал курить? Можешь рассказать?
Он передал кота обратно, и тот снова заходил по рукам, пока не оказался у меня. Я растерянно глянул на игрушку, а психолог – на меня.
– Ты готов поделиться?
– Нет, – тут же ответил я.
– Хорошо.
Я выдохнул, поняв, что она не собирается настаивать. Обведя круг взглядом, Дина Юрьевна спросила:
– Может, кому-то другому хочется поделиться своей историей с Микитой? Показать, что здесь безопасное пространство для высказывания. Может быть, начнешь, Денис?
Он кивнул, и я опять передал кота очкарику, а тот – дальше.
Чтобы не нарушать правило конфиденциальности, я не буду пересказывать, кто и что поведал, но истории были одна хуже другой, начиная от «да я не хотел, но меня парни заставили» и заканчивая родителями, которые сами подливали семилетнему ребенку водку, чтобы тот спал и не мешался под ногами. Очкарик, сидящий возле меня, тоже разошелся, толкнул вдохновенную речь о том, как любит свою маму, но мучает и понимает, что мучает, но он вырыл себе уже такую яму позади, что полшага назад – и все, упадет в бесконечную кромешную бездну…
А один парень, назову его Клык, потому что у него на шее висела подвязка с клыком, оказался тем еще ублюдком. Если к остальным у меня по ходу повествования пробивалась легкая брезгливая жалость, то он меня просто вывел из себя.
– Я рос в деревне, – гнусаво говорил он, – нас там было всего пять пацанов моего возраста, и у всех бати – алкаши, а у кого бати не было, у того дед был алкаш, ну и все такое… Ну и мы, короче, тоже пили, лет с пяти, наверное… Ну и, короче, один раз я напился, а мне тогда девчонка нравилась, ну, из восьмого класса, а я был в десятом, ну, короче, ее звали Марина, и я, в общем, пьяный ее того…
– Чего? – не сдержался я от вопроса, хотя так было нельзя.
Ничуть не смутившись, Клык продолжал:
– Ну трахнул я ее короче, типа она была против, но на самом деле нет, и ее батя написал на меня заяву, меня вызвали в ментовку и сказали, ты типа или в тюрьму сядешь, потому что изнасилование – это типа особо тяжкое, или мы тебя определим вместо этого на лечение в наркологичку, ну и, короче, я тут.
Чем дольше я его слушал, тем выше у меня поднимались брови – сами по себе. Когда он закончил, меня, конечно, прорвало:
– В смысле, ты тут вместо тюрьмы отсиживаешься, что ли?
– Микита, если ты хочешь высказаться, подними руку, – напомнила мне Дина Юрьевна.
Но мне уже было пофиг на ее правила.
– Вам самой-то норм? – накинулся я уже на нее. – Он вообще-то жизнь девочке сломал!
– Микита, мы никого здесь не осуждаем, – заладила она. – Это безопасное пространство.
– Да как вы можете называть безопасным пространство, в котором сидит насильник?! – Я сам не заметил, как вскочил и начал орать на нее.
– Сядь, пожалуйста.
Дина Юрьевна тоже встала со своего места, попыталась взять меня за плечи, но я вывернулся и юркнул под ее рукой – на выход. Оказавшись в коридоре, я заметил, как подскочила постовая медсестра, будто готовая схватить меня в одиночку, но Дина Юрьевна крикнула:
– Не надо, оставьте его!
Медсестра растерянно опустилась на место.
Я забежал в свою палату, с разбегу упал на кровать и ткнулся лицом в подушку – хотелось плакать, но слез не было, и изо рта вырывались только отрывистые судорожные вздохи.
«Ничего, – думал я, утешая самого себя. – Вчера драка, сегодня вот это, завтра меня точно выгонят отсюда, и больше никаких тупых вопросов».
Ужасно тупая ситуация
Следующим утром, сразу после завтрака, Дина Юрьевна вызвала меня в свой кабинет. Я шел к ней с торжествующей радостью, представляя, как она скажет, что терпеть мое безобразное поведение она не намерена и я отправляюсь домой.