– Я понимаю, – перебил Игорь Викторович. – Иногда бывает невозможным отследить, где заканчивается травма и начинается личность и есть ли вообще эта грань. Я не могу вам с уверенностью сказать: Микита такой, потому что он травмирован. Или нет, Микита такой, потому что он болен. У нас есть просто факт: Микита – такой. Да, потеря матери и уход отца, скорее всего, повлекли за собой нарушенную привязанность. Да, физические наказания – это травма. И да, давать ребенку биту и подстрекать его на насилие – это, извините меня, пиздец. Но заболел он, скорее всего, не из-за этого. Я думаю, расклад такой: мы имеем психическое расстройство, травму насилия и травму привязанности. Что-то из этого корректируется психотерапией, но что-то – только медикаментозно. Я думаю, нужен хороший врач.
Я отошел от двери, не в силах дальше слушать этот бред. Биполярное расстройство! Ну да, конечно, я не такой дурак, я и сам знаю, что это такое. Будь у меня подобное расстройство, я бы давно улетел в Уганду пасти длиннорогих коров – вот что такое некритичность к своим идеям.
Теперь вы понимаете, почему я не мог честно рассказать ему про убийство? Он бы посчитал, что это одна из этих моих странных идей, к которым я недостаточно критичен. Но я был достаточно критичен и все продумал.
У меня был план.
Я рассудил так: если убивать, то не своими руками.
Нож в сердце, пулю в висок – этого бы я, наверное, никогда не сделал, решимости не хватало. Оставался один вариант: Артур должен умереть сам, как бы случайно. Я сразу отмел падение из окна – он хоть и не выглядел атлетичным, но все равно был выше и сильнее меня, и подобная попытка столкнуть его с большой высоты могла обернуться дракой, в которой в лучшем случае ничего бы не получилось, а в худшем – из окна полетел бы я.
Перебрав в голове все способы потенциального убийства, я оставил подходящим только один: отравление.
Гугл не выдал ни одного ответа на вопрос «Что использовать как яд?». Все гиперссылки вели на занудные страницы с народной медициной: как лечиться змеиным ядом, полынь – лекарство или яд, ну и все такое. Я вспомнил все существующие бытовые яды: крысиный, муравьиный, тараканий, – но в интернете писали, что они неспособны убить человека. Я рассмотрел варианты отравления химическими средствами – стеклоочистителем там каким-нибудь, например, – но все они имеют едкие запахи, никто в здравом уме не станет это пить. Яд должен быть безвкусен и бесцветен. Где такой взять?
Если бы я жил в Канаде, я бы знал, где его взять. Но, без сомнений, в России тоже есть свой Истсайд – надо его только найти.
И я нашел.
В интернете есть места, где можно найти все что угодно, в том числе сетевой рынок нелегальной торговли. Товар в таких местах продвигался не явно, а с помощью алгоритмов асимметричного шифрования, в которых мне пришлось поразбираться пару дней.
У продавцов существовал целый ассортимент ядов: от мышьяка до экстракта бледной поганки. Я выбрал один из самых распространенных и доступных – цианистый калий. Договорился о сделке.
Ехал полтора часа за город – там был тайник. Пока ехал, ничего особо не чувствовал, кроме раздражения и скуки – дорога долгая, вечер, в автобус набивались люди.
Уже на подходе к тайнику почувствовал противную дрожь в ногах. Попытался ее прогнать мысленно. Неужели я правда такой слабак? А если слабак – значит, заслужил все, что случилось. Так я тогда думал.
Пакетик с белым кристаллическим порошком был зарыт под кривым деревом у лесополосы – я быстро нашел это место по фото. Но ничего откапывать не торопился. Все-таки этот момент – это была какая-то граница между прежней жизнью и новой. А какая она будет, эта новая жизнь, – непонятно. И кем я буду в этой новой жизни? Преступником?..
Я длинно и дрожаще выдохнул.
– Раз, два, три, – беззвучным шепотом приказал сам себе и тогда почувствовал, что руки у меня тоже трясутся.
Совсем жалобно, но с напором я повторил:
– Раз, два, три!..
Присел и заранее приготовленной лопаткой, которой в детстве лепил куличики, начал откапывать порошок. Знала бы она десять лет назад, какое нас с ней ждет совместное будущее…
Мой «клад» оказался завернут в носовой платок. Я быстро схватил его и сунул за пазуху.
Посидел среди веток. Прислушался. Отдышался. Затем медленно выпрямился. В голове что-то стучало: то ли мозг бился о стенки черепа, то ли сердце так хорошо слышно.
Уже на пути к остановке вдруг возникла в голове дурацкая мысль: «Мики, ну ты же не такой…» Я попытался ее отогнать, но она повторила: «Ты пошел к психотерапевту, он тебе поможет, а то, что ты собрался сделать, – это не решение проблемы».
«Заткнись», – ответил я этой мысли. И она заткнулась.
Пакет, который я держал за пазухой, почти физически обжигал меня. Возвращаясь на автобусе в город, я думал только об одном: в ближайшее время не получится исполнить задуманное, а жаль. Хотелось побыстрее избавиться от этой дряни.
Но через два дня мой день рождения, а потом – Байкал. Значит, придется действовать по возвращении. Интересно, в шестнадцать лет за убийство дают больше?
Погуглил. Все равно до двадцати пяти должен буду выйти.
Случайно махнул пальцем и открыл историю поиска: как убить человека, где купить яд, нужная доза цианида, как незаметно подсыпать цианид. А ведь у других в моем возрасте там порно!
Только тогда я начал осознавать, что ввязался в какое-то жуткое, страшное дело и что это одна из тех историй, которые обычно плохо заканчиваются.
Но я не мог позволить себе остановиться. У меня ведь был план.
Шестнадцать
Следующие два дня я везде носил с собой цианистый калий, даже в школу. А вдруг бы его нашли родители? Или Ваня? Особенно Ваня, мало ли что ему могло взбрести в голову – еще сожрет, с него не убудет. Пришлось хранить яд на самом дне портфеля – поверх я аккуратно складывал учебники и тетради.
Двадцать третьего марта мне исполнилось шестнадцать лет. Родители подарили ноутбук – сказали, что рабочее место писателя не должно быть стационарным. Бабушка подарила носки – сказала, что сама связала. Ваня подарил смятый коричневый кусок пластилина – сказал: «Это тебе». Майло скинул мне анимированную открытку, при нажатии на которую начинала играть песня Ирины Аллегровой. Ничего не сказал, но мне теперь интересно, где и когда он успел так хорошо проникнуться русской постиронией.
В школе поздравил только Ярик. Положил на парту шоколадку с открыткой – открытка глупая, с жирафом в колпачке, но на обратной стороне было написано: «С днем рождения. Прости меня. Я бы хотел снова дружить и общаться с тобой». Поднял глаза и сразу столкнулся с ним взглядом – он с другой стороны парты выжидающе на меня глядел.
Ухмыльнувшись, я гаденьким тоном спросил:
– Что, без моей дружбы тяжело ко Льву подобраться?
Ярик будто бы оскорбился. Ответил обиженно:
– Ты дурак? Я не собираюсь к нему подбираться.
– Сам дурак, – по-детски сказал я. – Раньше же подбирался, сам признался.
– Он меня отшил.
– Отшил?
– Два раза.
– Два раза?!
Прозвенел звонок, в класс вальяжно зашел историк, мы повскакивали с мест. Ярик быстро спросил:
– Можно сесть к тебе? Или ты все еще злишься на меня из-за своих снов?
– Садись, – бросил я. – Мне теперь снятся убийства.
Историк, кивнув, разрешил опуститься за парты, и Ярик прошептал:
– Расскажи про убийства.
– Нет, это ты расскажи, когда мой папа успел тебя отшить? – строгим шепотом потребовал я.
Он вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха, и на выдохе заговорил:
– Ну, короче, помнишь, в том году, когда я пришел к вам пьяный, я тогда напился…
– Кто там бубнит на последней парте? – возмутился историк. – Может, всем расскажете?
Я невольно усмехнулся: почему они разговаривают одинаковыми фразами?
– Потом тогда, – пообещал Ярик, прежде чем послушно замолчать.
На географии, за двадцать минут до конца урока, Ярик отпросился в туалет, а я выскользнул через пару минут вслед за ним, прихватив с собой рюкзак – у меня же там цианистый калий. Географичка проворчала, мол, в туалет можно и без рюкзака сходить, но я ее проигнорировал. Я же не дурак, я с ядом аккуратно обращаюсь. Сама потом спасибо скажет.
Как обычно, мы разместились у окна, и Ярик закурил. Я не стал забираться на подоконник, а прислонился к косяку, прижав рюкзак к животу, как маленького ребенка.
– Ну что там было? – напомнил я. – В том году, когда ты пришел пьяный…
Кивнув, Ярик вытащил сигарету изо рта и выдохнул дым в потолок.
В том году, когда я пришел пьяный, я не к тебе пришел. К нему. Я хотел рассказать ему о своих чувствах, и мне было плевать, если это услышишь ты или… твой второй отец. Мне кажется, Лев понимал, что я собрался сделать. Он так быстро выставил меня за порог, уходя следом, как будто действовал на опережение.
И потом, в машине, он постоянно что-то говорил. Что-то про мою маму. Как будто какие-то советы давал: что еще можно сделать, куда обратиться, но он же понимал, что я ни хрена не соображаю, так что, думаю, специально говорил… Ну, чтобы я молчал. И я молчал, пока мы не доехали до моего дома.
Я продолжил сидеть, когда он остановил машину. С силами собирался. Потом сказал ему:
– Я вас люблю.
А он мне ответил:
– Ярик, тебе завтра самому будет неловко за это.
Я уверенно повторил:
– Нет. Я вас люблю.
Он что-то еще хотел сказать, видно было, как ему это все не нравится. Я его поцеловал. Хотя даже тогда, пьяный, понимал, что это вообще бессмысленно, что он разозлится. Я ждал, что он ударит меня или оттолкнет, но он отстранился, перегнулся через меня, через мое сиденье, и открыл дверь. Выходи, мол. Я вышел.
Конечно, мне было ужасно неловко наутро, поэтому до вашего отъезда я больше не подходил ни к нему, ни к тебе.
– А второй раз? – уто