Я радовался, что у меня есть Майло. Из всех отношений с людьми, которые я когда-либо выстраивал, с ним получились самые здоровые. Может, его план о заключении брака «без гейства» не такой уж и дурацкий?
В общем, психотерапия постоянно заставляла меня заглянуть внутрь себя, а если делать так слишком часто, можно узнать, что ты не самый порядочный на планете. Грустное откровение, но, как любил повторять Игорь Викторович, «совершенно нормальное».
– Большинство людей всю жизнь живут в иллюзиях, потому что им очень страшно столкнуться с собой, – говорил он. – Хорошо, что ты не боишься.
– Я боюсь, – честно ответил я.
Он покивал.
– Значит, тем более хорошо. И не думай, что ты плохой человек. Болезнь часто диктует людям свои условия.
Ах да, болезнь. Игорь Викторович был прав: у меня биполярное расстройство смешанного типа. Выписали в два раза больше таблеток, чем в прошлый раз: антидепрессанты и нормотимики. Я, как и тогда, со вздохом посмотрел на блистеры и заявил, что пить их не буду.
– Почему? – поинтересовался Лев.
– В прошлый раз стало хуже, были панические атаки и кошмары.
– Но в этот раз другие таблетки.
– Ну и что? Все равно что-то психическое.
Тем же вечером, после ужина, Лев попросил задержаться за столом, положил передо мной злосчастные блистеры и поставил стакан с водой. Я устало подумал: «Опять…», но папа взял еще один стакан, наполнил его из кувшина и сел рядом. Я вопросительно посмотрел на него, ожидая чего угодно: от уговоров до насилия.
Но Лев неожиданно предложил:
– Давай выпьем их вместе. Так будет легче?
Я удивился.
– Тебе же не надо.
Он пожал плечами.
– Ну, наверное, не помру от одного раза. Может, даже нормальным стану.
Я с сомнением переспросил:
– Ты уверен, что хочешь это пить?
– Лучше скажи, выпьешь ли их ты, если я тоже это сделаю?
Я молчал, думая. Лев шутливо пихнул меня в плечо.
– Соглашайся, утром поделимся увиденными кошмарами. Весело же!
– Ладно, – неуверенно произнес я. – Если это не опасно для тебя – давай.
Лев выдавил по одной таблетке из каждого блистера, разделил их на половинки (такова начальная дозировка): две половинки оставил себе, две – отдал мне.
– На счет три? – предложил он, потряхивая свою порцию на ладони.
Я кивнул.
– Раз…
– Два…
– Три!
Мы синхронно опустили горьковатые таблетки в рот и запили водой. Я по-честному их проглотил, а не как в прошлый раз.
Опуская стакан на столешницу, Лев сказал:
– Ну, с днем психического здоровья.
– С днем психического здоровья, – повторил я, улыбнувшись.
В тот день у меня не было ни панических атак, ни кошмаров. У Льва – тоже. В дальнейшем я ежедневно принимал лекарства самостоятельно.
Про Артура, кстати, вспоминать стал редко. Однажды встретил его в очереди в супермаркете – так он испугался меня больше, чем я его. Точнее, я вообще не испугался, а он начал глаза прятать и отворачиваться, будто это сделает его незаметным. Ничего, кроме унылого отвращения, я к нему не почувствовал – ну будто бы таракана на кухне увидел.
Еще из новенького: машины в гараже теперь не было. И в ближайшее время она там не предвиделась: теперь ее место занимала ударная установка. Родители по-всякому думали, как решить вопрос с Ваниным увлечением барабанами и при этом не гневить соседей, но ничего лучше гаража под эту затею не подходило.
Мы со Славой работали над обустройством гаража вместе – Ваня тоже пытался помогать, но больше мешал, а Лев, которому на тот момент были запрещены почти любые движения, сидел в стороне и помогал раздражающими комментариями («Это вот сюда. Нет, не сюда. Дай я сам». – «Сиди на месте!»).
В конце концов мы доказали Ване, что не такие уж мы и «педики»: сами обклеили стены звукоизоляционной мембраной, обшили ее гипсокартоном, зашпаклевали и покрасили стены в ярко-желтый (ничего не знаю, дизайн разрабатывал Ваня). В глазах брата мы сразу же поднялись по шкале «нормальный мужик» значительно выше, но до Льва все еще не дотягивали.
Теперь Ваня получил безнаказанную возможность врубать музыку в больших колонках и отстукивать под нее ритмы. Я, стоя в такие моменты в самом дальнем углу, удивленно спрашивал:
– Ты музыку нормально слышишь?
Ваня лаконично отвечал:
– Меня устраивает.
Не знаю, что там творилось у него в ушах, но в ритм он попадал безошибочно.
А что касается свадьбы: мы ее переиграли. Отменили старую. Да, вот так вот, решили сделать вид, что предыдущей свадьбы не было, все равно от нее не осталось ни одного хорошего воспоминания. Она вся была про пафос и фальшь, про удар накануне, про ночь в отеле – про боль и насилие.
Теперь, спустя год, вечер пятнадцатого июня начинался по-другому. Я не торчал в ванной, разглядывая плитку, а выбирал, какое сочетание носков будет смотреться лучше: на одну ногу красный, а на вторую желтый или на одну ногу синий, а на вторую зеленый. Из соседней комнаты тем временем доносилось:
– Хайлайтер. – Дальше пауза. – Нет, это не он.
Растерянный голос Льва:
– А как он выглядит?
– Как пудра.
– Вот здесь написано «Хайлайтер», но выглядит как помада.
– Это другой, а мне нужен как пудра.
– Вот он, пап, – это уже Ванин голос.
Я невольно улыбнулся: особое мужское чувство.
Выбрав красный и желтый, я натянул носки, поднялся и повертелся у шкафа перед зеркалом. Мы с родителями договорились, что на этой свадьбе каждый может быть таким, каким хочет: никакого дресс-кода, никаких правил, никакого скучного официоза. Но я пока не понимал, каким хочу быть, поэтому, кроме носков, все во мне было обычным: белая футболка с логотипом Queen и голубые джинсы. Кажется, любовь к Queen – единственное, что смогло навеки укрепиться в моей личности. Все остальное шатко, непонятно, нестабильно, зато «совершенно нормально».
Ваня, тряся красными дредами (за эти месяцы он решил поменять цвет), бегал из комнаты в комнату в поисках круглых солнцезащитных очков. У него не было никаких проблем с пониманием себя: с появлением ударной установки Ваня увлекся рок-музыкой, стал фанатом Ринго Старра, подражал его игре, носил похожие очки и снова загорелся идеей проколоть уши. На свадьбу он надел темные джинсы и черную футболку с надписью: «Горжусь Россией», которую купил в переходе за двести рублей.
– Ты это всерьез? – спросил я, когда он выбрал ее в качестве свадебного наряда.
Ваня деловито ответил:
– Слава сказал, что это постирония.
Я вышел в коридор, заглянул в спальню родителей и замер на пороге, напрочь забыв, зачем вообще решил зайти. Слава, облокотившись на комод перед зеркалом, наносил макияж мягкой кисточкой, а Лев, выступая в роли ассистента, стоял с косметичкой и по первому требованию отыскивал в ней необходимые уходовые средства. Но удивило меня не это. На свадьбе, где каждый может выглядеть как хочет, Слава переиграл нас всех.
Одно слово: кроп-топ. Белый кроп-топ с темно-синей надписью Philadelphia, голубые джинсы, открытый пупок и слегка проглядывающая татуировка на левом боку: с логотипом восьмого альбома Pink Floyd – пирамидальная призма, превращающая белый луч в радугу. На фоне этого померкли уже привычные цветные ногти (в тот день – перламутровые, с радужным отливом) и заметный макияж с розовыми тенями. И конечно, на фоне этого в своем классическом костюме с белой рубашкой померк и Лев.
– Очень красиво, – только и выдавил из себя я.
– Спасибо, – вставил Лев.
– Я не тебе. В смысле, ты тоже красивый, но я не тебе.
Лев обиженно возмутился.
– Между прочим, у меня серьга! – и он указал на металлическое кольцо в правом ухе.
Левое ухо уже заросло, потому что Лев забывал носить украшения, но правое, видимо, удалось спасти.
В дверь позвонили, и у Славы дрогнула рука с кисточкой.
– Это мама, – с тревогой в голосе сообщил он.
Шагнув назад, в коридор, я прошел к двери и посмотрел в глазок. Бабушка. Оглянувшись на Славу, я пожелал ему удачи и открыл.
Бабушка тоже пришла нарядная, в черном платье с блестящими лампасами, но с макияжем гораздо скромней, чем у Славы. Спешно обнявшись со мной, она сняла темные туфли на небольшом каблуке и прошла вглубь коридора. Поравнявшись с родительской спальней, она заглянула внутрь и, охнув, замерла с той же комичностью, что и я.
Слава выдержал ее долгий растерянный взгляд. А бабушка выдержала Славу. Прочистив горло, она тоненько спросила:
– Славик, а ты не замерзнешь?
– Нет, там тепло.
– Ну хорошо, – удовлетворенно кивнула бабушка.
Ваня тем временем расчесал Сэм, прицепил к ошейнику поводок, и мы пошли.
Такси решили не брать – ресторан находился недалеко от дома – и потому шагали такой странной компанией: впереди бежали Ваня и Сэм, за ними неспешно шли родители, а чуть позади – мы с бабушкой. Я замечал, как прохожие оборачиваются на Славу с откровенным недоумением в лице, и мне становилось не по себе. Но когда Лев, вытащив руки из карманов брюк, взял Славу за руку, я расслабился. Все стало хорошо – так, как надо.
Ресторан возле Центрального парка находился на последнем, двадцать пятом этаже стеклянного высотного здания и имел выход на крышу – именно ее мы и забронировали для нашего вечера. Слава за несколько дней до этого звонил в ресторан и на вопрос о планируемом мероприятии ответил прямо:
– Свадьба. Но ничего специально не нужно. Нас будет мало и будет тихо. С собакой можно?
Мы были на месте в восемь вечера. Молодой парень с бейджиком «Управляющий банкетным залом» проводил нас на крышу и уточнил, глядя на Льва:
– Когда прибудет невеста?
Лев, бросив короткий взгляд на бабушку, не растерялся. Приобнял ее за плечо и улыбнулся администратору.
– Невеста здесь.
Бабушка раскраснелась. Администратор тоже. Больше он нас не беспокоил.
Это был удивительный вечер: двадцать пятый этаж, предзакатное солнце, миниатюрный город медленно погружался во тьму – то тут, то там зажигались фонари, вывески и подсветки домов. Но, конечно, он был удивительным не только потому, что был красивым.