Оказалось, что в Бородино нам переночевать будет негде. Это было непредвиденно, но разведчики говорили с председателем колхоза, и он сказал, что, хоть у него и есть свободный сеновал, он его не даст, потому что накануне там уже ночевали какие-то пионеры и разворошили сено.
— Где-нибудь переночуем, — махнул рукой Федя, который поначалу, казалось, испугался.
Мы перешли через речку Колочу и вошли в Бородино. Оно оказалось обыкновенной деревушкой, не больше и не лучше других таких же вокруг.
«Чайная-закусочная» — прочел кто-то вывеску на одном из домов, и мы свернули налево, перешли по мостику через ручей и расположились на травянистом берегу у кустов. Здесь было хорошо! Солнце уже низко, высоко в небе неподвижно застыли золотистые облачка. Было тихо, безветренно, и от земли тянуло тяжелым медовым запахом. Над ручейком толкались рои крошечных мошек. Где-то в деревне скрипнула калитка, кто-то крикнул что-то звонким голосом — все это доносилось к нам необыкновенно отчетливо в прозрачном воздухе над ручейком. Мы с Валей поднялись, взяли чемоданчик и пошли за кусты переодеться — надели свои цветастые с красным платьица. Федя, прихватив трех ребят, пошел в чайную договориться об ужине.
Кто-то предложил поиграть в волейбол, и вот уже мяч под веселый смех подлетал все выше и один раз чуть не уплыл в ручейке. Его выловила Зоря, полоскавшая там свои носки. Мы разбились на две партии и усиленно «вышибали» друг друга. Потом на мостике появился Андрюша и позвал первый взвод ужинать. Захватив немного хлеба, сыра и масла, мы отправились в «Чайную-закусочную». Там стоял полумрак, и после свежего воздуха показалось невыносимо душно. Пахло водкой и махорочным дымом. Валя, Федя и я уселись за столик посередине. У окна сидели несколько мужчин, один из которых все время орал, что хочет еще вина, но на него никто не обращал внимания. Рядом с нами сидели еще три парня, почти не видные за клубами дыма, и спорили о какой-то молотилке, стуча по столу руками. В самом углу сидел мужчина в синей рубахе с мокрым от пота морщинистым лбом. Он отщипывал кусочки от ломтя черного хлеба, клал их себе в рот и потом долго и тщательно разжевывал, мутными глазами глядя в окно, за которым уже ничего не было видно. Нам принесли чаю. Он был слишком сладок и отдавал веником, но Феде он понравился, и он выпил не один стакан. А мы с Валей поспешили доесть свои бутерброды и вздохнули свободно, только когда выбрались снова на свежий воздух.
Начинало темнеть. Под мостиком квакала одинокая лягушка, и было слышно, как на другом берегу бьют по мячу и пронзительно что-то кричит толстушка Иза из седьмого отряда.
— Кто еще не ел, идите! — крикнули мы.
Развели маленький костер, весело затрещали веточки. Мы снова взялись за мяч, а несколько человек вместе с Тамарой пошли искать нам ночлег в Семеновское. Спать пока никому не хотелось, но идти еще куда-то тоже, однако вскоре Федя наконец появился из чайной и велел всем построиться. Мы снова двинулись в путь.
Стало почти совсем темно. Настроение у всех было бодрое, даже озорное какое-то. Мы начали громко петь и, не закончив одну песню, начинали другую. За краями дороги не было видно ничего, мы даже не знали, идем ли мы лесом или деревней. Но вот впереди на перекрестке мы увидели свет фонаря на столбе, под ним играли на гармошке, и девушки в светлых платьях лихо отплясывали русского. Федя не разрешил нам задержаться и посмотреть на них.
Когда мы прошли еще немного, мы вдруг заметили справа на темном небе красное зарево, а пониже — ярко-красное пятно. Все заспорили: одни считали, что это садится солнце, другие — что восходит луна, третьи — что это пожар. Какое же это могло быть солнце, когда на небе уже давно не было ни одной светлой полоски.
— Пожар! — громко закричала я, стараясь перекричать Стеллу, которая доказывала, что это солнце, потому что светится на западе.
— Эй! Кто там с ума сходит? Сообразили тоже орать «пожар»! Идиоты, тут же деревня рядом, услышат, тревогу поднимут, — набросился на нас Саша.
— Ты сам-то кричишь громче всех, — спокойно заметила Валя.
Федя согласился с нами, что это, видимо, где-то далеко горит дом. Всем стало жутко. Потом красный цветок стал быстро тускнеть и угас.
Нас выстроили прямо на дороге, и мы стали ждать Тамару с ребятами. Вскоре они появились и сказали, что в Семеновском сеновал нашли, только просили сено не разбрасывать и идти совсем тихо, потому что в селе все уже спят.
Куда-то нас вели — мы только и разобрали, что входили в какие-то громадные черные ворота.
— Это уже Семеновское, — пояснил Андрюша.
Когда мы вышли на ровное открытое место, низко на небе вдруг появилась луна! Таинственно и тихо она словно выкатилась откуда-то, большая и круглая, и все сразу осветила голубоватым светом, полегли длинные тени, и все вокруг показалось причудливым и непонятным.
Мы шли, спотыкаясь о какие-то доски, и наконец расселись на площадке перед большим сеновалом. Зажгли два фонаря, неизвестно откуда появившиеся, и пошли за молоком. Стало прохладно, мы позевывали и были бы рады улечься прямо на земле, закутавшись в одеяла. Стали смотреть на звезды, нашли ковш Большой Медведицы…
Вдруг невдалеке что-то загремело, и мы заметили приближающиеся фонари. Это тащили два бидона с молоком. Мы выстроились в очередь со своими кружками, а Тамара раздавала еще и печенье. Молоко было прекрасное, все выпили по две кружки, и все-таки еще остался целый бидон. Федя напрасно упрашивал всех выпить еще, у всех было только одно желание — поспать. Нам объявили, что мальчики будут спать на большом сеновале, а девочки рядом, на маленьком. «А старшие будут дежурить», — добавил Федя. Нам с Валей досталось дежурить с 12 до 2 часов. Мы пошли на наш сеновал, но оказалось, что там лишь кое-где на дощатом полу разбросано сено. «Конюшня какая-то, — сказала Иза, — а мальчишки спят в хорошем, там сена до потолка!» Мы сгребли все сено в один угол и расположились там со своими одеялами и пальто. Когда Федя уносил фонарь, мы спросили его, который час. «Уже первый! Айда на дежурство! Будете ходить вокруг сеновалов и стеречь своих бойцов».
Мы с Валей выбрались из «конюшни». Невдалеке, перед большим сеновалом, сидели на досках у фонаря Саша, Нина, Зоря и Лева и болтали о чем-то.
— Я никуда не пойду, страшно, — сказала Валя. — Тут темно, и мы не знаем, где что. Хорошо им там с фонарем. И что не ложатся спать? Им же с двух дежурить…
Я предложила все-таки для приличия обойти разок хоть нашу «конюшню». Мы сунулись было в тень за сараем, но попали в крапиву, да еще чуть не упали: там оказался крутой обрыв. Еще нам показалось, что там что-то фыркнуло и зашевелилось. Мы, держась за руки, попятились назад и направились к фонарю.
— Вы что, девочки, не спите? — спросила Зоря.
— А мы дежурим.
— Вот еще, — сказал Лева, — идите-ка спать.
— А вы подежурите за нас? — лукаво спросила Валя.
— Ну, ясно!
Мы от радости захлопали в ладоши и вприпрыжку побежали к своему сараю. «Валюта! Привет тебе от Вити!» — крикнул нам вслед Саша, и все засмеялись. Валя сделала вид, что не слышит. Вскоре мы обе крепко заснули.
На следующее утро через открытую дверь сарая солнце легло большим прямоугольником на доски пола. Было слышно, как перед сараем бьют по мячу и смеются. Я присела и оглянулась вокруг. Рядом со мной сладко спала Валя, в углу еще несколько бугорков под одеялами. С потолка сарая свешивались какие-то балки, их нижний конец приходился как раз над головой, если стать во весь рост. Вот обо что я вчера ночью ударилась в темноте.
Я разбудила Валю. Мы причесались, стряхнули с себя пыль и сено и вышли, щурясь от солнца. Только теперь мы разглядели, где мы, собственно, находимся: вечером в темноте и лунном свете все казалось непонятным и представлялось в искаженных очертаниях. Мы подошли к играющим и узнали, что еще только половина восьмого. Федя, который с Тамарой и Зорей ходил договариваться в столовую, принес ведро воды, и мы, поливая друг друга, умылись. Потом разбудили остальных, и все стали перед сараем парами вытряхивать свои одеяла, морщась от пыли. Растолкали наконец и сонную Веру: оказалось, что она дежурила и легла только в пять часов.
И тут случилось несчастье.
Вера наконец вскочила и хотела перепрыгнуть через бревно в середине сарая, но не увидела свешивающуюся балку и со всей силы ударилась об нее головой. Мы вскрикнули от ужаса, а Вера повалилась на землю, обхватив голову руками; она стала кататься взад-вперед, громко стеная. Мы оцепенели от страха и, только когда она осталась лежать неподвижно, бросились к ней. Кто-то догадался побежать за Федей. Тот, конечно, тоже не на шутку перепугался. Вере обмыли голову, бережно уложили на одеяла, но она не приходила в себя. Пришлось бежать в больницу за врачом. Пока ребята сходили в Бородино и вернулись с телегой, прошел еще час. Потом два санитара увезли Веру в больницу.
Когда мы шли обратно к сараям, я вдруг вспомнила о своей ноге. Она совсем не болела.
Снова начали играть в мяч. А Вилен уселся на бревно, подозвал к себе Валю и стал ее спрашивать, где Витя, почему он не играет. Конечно, ему просто хотелось узнать, действительно ли Валя любит Витю. То, что ему самому очень нравится Валюша, было всем известно. Я тоже села на бревно — подслушивать. Иза тоже вышла из игры и села поблизости. Она так же безнадежно, как и я, была влюблена в Вилена. Вообще все вскоре бросили играть, и завязался общий разговор. Виля, конечно, начал спорить. Говорили о музыке Дунаевского. Вилька утверждал, что вся эта музыка списана у других. «Взять хотя бы «Искателей счастья», — кипятился он, — дай-дарам да-да-да-дай-да, мне это моя бабушка еще у колыбели пела!» «А что же, — сказала я, — разве другие композиторы не использовали народную музыку?» «Композиторы, — передразнил он меня. — А идите вы все к чертям!» И он повернулся ко всем спиной и обратился к Вале. Но та быстро вывернулась: «Не знаю, не спорю. Не имею такой привычки», — и блеснула в улыбке белыми зубами. «А ты бы лучше не имела привычки говорить «не имею привычки», — едко заметил Вилька и направился к сеновалу.