Окно закрывали жалюзи, но внизу под ними оставалась щель, и сквозь нее мне была видна гостиная. Я увидела, как мистер Мэтьюс повесил свое пальто у двери, снял ботинки и поставил их на полочку для обуви. Затем он исчез из виду. Через минуту я услышала, как он что-то нарезает, и догадалась, что он переместился на кухню.
Пока его не было, я внимательно осмотрела гостиную. Это не заняло много времени. В ней было всего несколько предметов мебели: маленький диван с зеленой узорчатой обивкой, два высоких книжных шкафа, низенький кофейный столик, на котором стояли два бокала, телевизор на стене. Не было ни портретов, ни фотографий в рамках – ни на стенах, ни на книжных полках. Комната выглядела как временное пристанище, жилище человека, который переехал в него только недавно и ждет, когда привезут остальные вещи. Единственным намеком на то, что кто-то жил здесь постоянно, было количество книг на полках – казалось, что они вот-вот посыплются на пол. И многие из этих книг, как я заметила, были поэтическими сборниками.
Через несколько минут он снова появился, держа в руках внушительную миску салата. Он плюхнулся с ней на диван, пристроил ноги на кофейный столик и принялся переключать каналы телевизора, в итоге остановившись на документалке про насекомых. Кошка, вальяжно ступая, вошла в комнату и свернулась калачиком на диване. Она уставилась на телевизор, подергивая хвостом и внимательно наблюдая за тем, как на экране медленно ползет насекомое. Мистер Мэтьюс положил руку кошке на голову, и та позволила ему немного себя погладить, а затем, выгнув спину, удалилась на другой конец дивана.
Когда началась реклама, он взял в руки телефон и пристально посмотрел на экран. Занес над ним палец, а потом снова отложил трубку. Мне показалось, что он собирался кому-то позвонить. Может быть, именно для этого человека предназначен второй бокал? Может, Анна тоже пила из него?
Кошка принялась ходить по комнате. В итоге она забралась на книжный шкаф и не знала, как спуститься. Она жалобно мяукала, будто забыла, как она вообще там оказалась.
– Мы это уже проходили, – сказал мистер Мэтьюс.
Я на секунду застыла, а потом осознала, что он обращается к кошке.
– Ты вполне в состоянии спуститься самостоятельно.
Кошка мяукнула снова, и мистер Мэтьюс покачал головой. В течение некоторого времени мистер Мэтьюс игнорировал ее, но она мяукала все жалобнее и громче. Во время следующей рекламной паузы он вздохнул и встал. Они с кошкой уставились друг на друга, и мистер Мэтьюс вздохнул еще раз.
– Твоя взяла, – сказал он, вышел из комнаты и вскоре вернулся с деревянным стулом.
Забравшись на него, он мягко подтолкнул кошку. Когда она оказалась у самого края, он осторожно взял ее обеими руками, едва касаясь. Я невольно задумалась о том, прикасался ли он так же и к Анне. Может быть, и она отвечала на его прикосновения – может быть, они кружили один вокруг другого, как бабочки.
Я отшатнулась от окна, внезапно поняв, что пока увидела достаточно. Пора идти домой. По пути я думала, что, возможно, больше не вернусь сюда. Наверняка я трачу время впустую. Даже если Анна встречалась с ним, я вряд ли что-то узнаю, наблюдая за ним вот так. Но я понимала, что обманываю себя. Потому что я знала, что вернусь. Пока я не узнаю правду о его отношениях с Анной, я не смогу оставаться в стороне.
Глава 18
Я никогда не видела Сару такой счастливой. Ее мама заболела, так что вместо обычной порции корма для кроликов перед ней лежал целый поднос с лучшими блюдами из ассортимента бёрдтонской школы.
– Ты бы так не восторгалась, если бы ела это каждый день, – сказала я. – Может, мама оказывает тебе услугу: учит тебя ценить нормальную еду.
– Ха, – откликнулась она, не отрывая взгляда от подноса. – Ты невероятно, катастрофически ошибаешься. Единственное, что меня сейчас радует, – это то, что теперь мне не приходится пытаться тайком утащить поднос в театр. Работницы столовой зоркие, как орлы.
– Раньше ты всегда ела в театре?
Сара ненадолго оторвала взгляд от пары английских пицца-маффинов с кусочками сосисок, щедро политых ярко-оранжевым жирным соусом, и пожала плечами.
– Обычно да. Иногда я сижу с кем-то еще из ребят с легкой атлетики, но тогда мне то и дело приходится выслушивать, какая привлекательная у меня мама, а это до отвращения невыносимо.
– Я всегда ела вместе с Анной.
– Я знаю, – сказала она, подбирая с тарелки соус краешком пиццы. – Я помню, как-то раз задумалась, как это странно – вы двое так много разговариваете друг с другом, а по отдельности становитесь молчаливыми. Причем твое молчание кажется скорее враждебным, а ее – скорее дружелюбным. – Она помолчала. – Прости, наверное, это как-то странно – говорить о ней?
– Нет, все нормально.
– Круто, – ответила она. – Ну то есть я хотела сказать… Я не хотела расстраивать тебя, напоминая о ней. Я подумала, что буду последней сволочью, если не стану говорить о ней вовсе.
– Не переживай. Если ты начнешь вести себя как последняя сволочь, я тебе сообщу.
– Спасибо, – с улыбкой проговорила она. – Я это ценю.
На какое-то время мы сосредоточились каждая на собственной еде, а потом меня одолело любопытство.
– А что еще ты замечала, наблюдая за нами?
– За тобой и Анной?
Я кивнула.
Она задумалась, помешивая ложкой свой шоколадный пудинг.
– Не знаю. Вам как будто было легко находиться рядом, словно вы дополняли друг друга. Клянусь, иногда мне казалось, что у вас есть какой-то шифр или вроде того – она говорит тебе всего пару слов, и ты тут же заливаешься смехом. Думаю, ее сильнее смущало то, что вы близняшки.
– Смущало?
– Не в плохом смысле. Просто ей было некомфортно, когда на это обращали внимание.
– Как это? – спросила я.
Сара подняла палец, закрыла глаза и отправила в рот ложку пудинга. Потом отложила ложку.
– Помнишь, однажды в средней школе вы обе украсили прическу золотистыми ободками, собираясь в школу? – спросила она. – Крис Мэрсет посмеялся над этим, говоря, что вы уже слишком взрослые, чтобы носить одинаковые вещи.
Я кивнула.
– Так вот Анна сняла свой обруч сразу после того, как он это сказал, а ты носила свой целый день.
Мне нравился тот обруч. Наверняка он до сих пор у меня есть. С тех пор Анна больше не хотела, чтобы у нас были парные вещи. В средней школе она тщательно следила за тем, чтобы у нас не было одинаковой одежды, вплоть до мелочей. Иногда она переодевалась, если мы случайно надевали что-то похожее. Я решила, она просто не хочет, чтобы нас дразнили. Но, может быть, дело было не только в этом. Может, она стеснялась того, что у нее есть сестра-близнец. А может, она стеснялась меня. Я отогнала эту мысль прочь.
– Крис Мэрсет был идиотом, – сказала я.
– Поправка: Крис Мэрсет и сейчас идиот. – Она тщательно выскребла весь пудинг и предложила мне кусочек своего брауни.
– Удивительно, что ты это запомнила, – ответила я, принимая угощение.
– Слушай, вы же были близняшками – на вас всегда обращали внимание. Хотя ответного внимания было не дождаться.
– Анна не игнорировала других, – возразила я, почувствовав себя задетой.
– Она-то и правда не игнорировала, – усмехнувшись, сказала Сара. – Я про тебя говорю, Каттер.
– Я никому из вас не нравилась, – сказала я. – Так что просто отвечала тем же.
– Может быть, тебе, Каттер, казалось именно так, – сказала она. – Но готова поспорить, многие сказали бы, что ты просто не давала им ни единого шанса.
Иногда, когда мы вечером ехали домой, казалось, будто дорога уходит из-под колес, словно асфальт становился жидким. Я закрывала глаза и молилась, чтобы с нами ничего не случилось. В такие моменты мне больше всего хотелось свернуться клубком рядом с тобой и заснуть, слушая твое дыхание. А потом проснуться, снова став прежней, ощутив твердую почву под ногами. Но когда я возвращалась, я сразу направлялась к своей кровати. Потому что я знала: если ты проснешься, почуяв запах сигаретного дыма и алкоголя в моем дыхании, то потребуешь объяснений. А если я все расскажу, ты попросишь меня остановиться.
Глава 19
У нас с мистером Мэтьюсом сложился определенный ритуал. Точнее, у меня. Он, в общем-то, был не в курсе.
Дважды в неделю я провожала его до дома. Я не могла задерживаться надолго – обычно ограничивалась часом. Иногда я наносила визит на выходных, но по рабочим дням заглянуть туда было проще. К тому же в каком-то смысле мне казалось, что я должна давать ему выходные.
Обычно все происходило по одной и той же схеме: он готовил себе что-нибудь поесть, а затем либо читал книгу, либо смотрел телевизор. Еще он пил много чая, заваривая его ровно пять минут. Он ставил таймер. Одобряю.
Однажды он поел быстрее обычного, принял две таблетки аспирина и скрылся в комнате, которую мне не было видно, потому что вместо занавесок там были на окнах плотные жалюзи, не пропускавшие свет. В тот день я ушла рано. Мне хотелось, чтобы он кому-то позвонил, чтобы кто-то к нему заглянул, чтобы он не направлялся прямо домой – чтобы случилось хоть что-то сколько-нибудь примечательное. Но этого не происходило. Он разговаривал только с кошкой – спрашивал, не голодна ли она (она была всегда голодна) или не хочет ли она, чтобы он почесал ей животик (она реагировала неоднозначно).
Я задумалась: может быть, все одинокие люди живут именно так? Тихое, размеренное, немного печальное существование. Я гадала, всегда ли он так жил. Пыталась понять, для кого же предназначался тот второй бокал.
Когда ты начинаешь изучать кого-то, следить за кем-то, сложно расслабиться, даже когда этого человека нет рядом. Я не могла подтвердить свои подозрения насчет мистера Мэтьюса. Поэтому искала любую случайную информацию, которая могла бы мне пригодиться и, может быть, указать другое направление поисков.