щил ли он им о нашей встрече. Может, на самом деле я сижу в этом кабинете из-за него, а не из-за экзамена по английскому и не из-за того, что я сбежала с урока. Может, миссис Хайес добивалась, чтобы я рассказала о своих чувствах, пожаловалась, как мало моя родная сестра меня любила, как мало она мне доверяла. Если так, тем хуже для нее. Миссис Хайес может сколько угодно из кожи вон лезть, я никогда не стану говорить с ней об этом.
Я попыталась успокоиться, но у меня так и чесались руки выхватить блокнот у нее из рук, чтобы посмотреть, что она записала, узнать, не виноват ли мистер Мэтьюс в том, что я во все это вляпалась.
– Ничего не случилось, – ответила я.
– Ничего?
– Ничего.
Она продолжала смотреть на меня. Это удавалось ей пугающе хорошо. Большинство людей так не могут. У нее получалось вывести меня из равновесия. Сделать так, чтобы мне захотелось что-то ей рассказать – что угодно, только чтобы она перестала так смотреть. Потом я вспомнила. Совершенно разумный, убедительный ответ, который я могла ей предложить, не выдав своих настоящих переживаний. История о том, что меня действительно расстроило, причем довольно сильно.
– Я увидела одну надпись на стене, – сказала я. – В туалете для мальчиков. Об Анне. Мне недавно рассказали о ней. Раньше я не знала. Это было… – Я закрыла глаза и снова увидела эту надпись – бледные линии на стене. – Это выбило меня из колеи. Что кто-то может написать о ней что-то подобное.
Ее взгляд смягчился, словно выполнил свою задачу – заставил меня наконец-то признаться в чувствах, которые она могла понять, с которыми могла работать.
– Сочувствую. Конечно, это расстроило тебя. Мальчики бывают такими… В общем, этого явно не должно было случиться.
– Я не понимаю, с чего бы кто-то стал писать о ней такое.
– Трудно сказать. Иногда у мальчиков в голове ужас что творится. Они могли сделать это без какой-либо реальной причины. Люди иногда ведут себя жестоко – они выходят из себя, если расстроены, кому-то завидуют или огорчены, что отношения плохо кончились. Думаю, вряд ли надпись действительно что-то значит. – Она вздохнула. – На самом деле было бы лучше, если бы тебе об этом не рассказывали.
– Они не специально.
– Что ж, ладно. Есть вещи, о которых больно узнавать, но они ничего не меняют.
Смартфон, лежавший у нее на столе, зажужжал, гулко вибрируя на деревянной поверхности.
Посмотрев на него, она вскинула брови:
– Извини, это из школы, где учится мой сын. Секунду.
Она ответила на звонок и отошла к окну, повернувшись спиной ко мне. Ее блокнот лежал на столе, в нескольких десятках сантиметров от меня.
– Здравствуйте, – произнесла она. – Все в порядке?
Я положила руки на стол. Я хотела узнать, что она записала. Я хотела узнать, рассказывал ли мистер Мэтьюс что-нибудь обо мне.
– Что? Арахис? Нет, не думаю… о, мне так жаль.
Я сделала вид, что потягиваюсь. Кончики пальцев коснулись блокнота. Я замерла и взглянула на миссис Хайес. Она прислонилась к окну, прижав пальцы ко лбу.
– Да, – сказала она. – Его бабушка угостила нас печеньем, и мне не пришло в голову спросить. Я думала, оно с шоколадной крошкой.
Я наклонилась вперед еще сильнее, подтянула блокнот к себе и повернула его так, чтобы было удобнее читать. У нее был аккуратный, четкий почерк.
«Джесс утверждает, что плохо себя чувствовала. Разумеется, это ложь – я уже говорила с ее родителями. Отрицание? Депрессия? Патологическая ложь? Посоветовать обратиться к психологу? Психиатру?»
Психиатр. Родители. Я не знала, что она говорила с ними. Впервые я задумалась: может, они до сих пор думают, что со мной что-то не так, а может, они просто перестали пытаться понять, что именно. Эта мысль причинила мне боль. Нет, нельзя так думать. Они знают меня. Они понимают, что со мной все нормально. Потом я подумала о перепадах настроения, о том, как часто я в последнее время заставляла родителей нервничать, выводила их из себя – теперь, когда рядом не было Анны, которая смягчала наше общение.
Я перелистнула на предыдущую страницу, рассчитывая узнать, с кем еще разговаривала миссис Хайес и упоминал ли мистер Мэтьюс о нашей встрече. Похоже, она поверила, что главная проблема в той надписи, но, может, она умолчала еще о чем-то.
Но я так ничего и не нашла. На предыдущих страницах были записи о других учениках. Я посмотрела на миссис Хайес – она по-прежнему стояла, прислонившись к окну. Я перелистнула страницу, а потом еще одну и еще – было любопытно, есть ли там еще что-то обо мне. Я просматривала страницы в поисках моего имени, но его нигде не было. Потом краем глаза я заметила, как миссис Хайес отворачивается от окна.
– Спасибо, – сказала она в трубку. – Я очень ценю вашу помощь. В будущем я обязательно буду осторожнее. Я очень рада, что никто не пострадал.
Я перелистнула обратно – на то место, где она остановилась, на страницу с записями обо мне, и толкнула блокнот на другую сторону стола, успев отдернуть руки и сложить их на коленях как раз в тот момент, когда она повесила трубку.
– Извини, что мне пришлось отвлечься, – произнесла она, садясь на свое место. – Похоже, я чуть не убила половину класса в начальной школе, где учится мой сын.
– Не проблема, – сказала я. – Рада, что все хорошо кончилось.
– Я тоже.
Потом она протянула руку и взяла блокнот. В этот момент я поняла, что он все еще повернут в мою сторону. Я поняла, что она это заметила – она бросила на меня быстрый взгляд и открыла рот, словно собираясь спросить меня об этом. Я старалась выглядеть как можно более невозмутимо. Потом она передернула плечами, словно собака, промокшая под дождем, и снова закрыла рот.
– Джесс, ты хочешь обсудить со мной что-нибудь еще?
– Нет, – ответила я. – Больше ничего не приходит в голову.
В первый раз мы остались одни в помещении. Во второй раз все случилось под открытым небом. Он касался меня, когда мы сидели на трибунах – я ждала, пока Лили выйдет из раздевалки. Риск, факт того, что все происходило прилюдно, заставляли меня думать, будто он потерял контроль над собой, будто мы оба потеряли контроль.
«Потеряли контроль». Хорошо звучит. Словно контроль сам ускользнул сквозь пальцы, снимая с меня ответственность за любые поступки.
Глава 27
На следующий день я сидела на трибунах, пристроив перед собой книгу, и старательно делала вид, что читаю. Но на самом деле не читала. Также я не наблюдала за мистером Мэтьюсом, который сидел в нескольких рядах передо мной, ожидая, пока баскетболисты освободят беговые дорожки. Я даже не думала о надписи, об Анне или о миссис Хайес.
Вместо этого я наблюдала, как Ник бегает. Я заметила, что из-за тонкого слоя пота его руки и шея блестели, как стекло; что его глаза, в зависимости от освещения, цветом напоминают то темное пиво, то древесину, промокшую под дождем. Эти мысли были необычны для меня. В высшей степени необычны. И все-таки я не была уверена, хочу ли я, чтобы между нами что-то было. Например, физическая близость. Честно говоря, я не знала, хочу ли вообще, чтобы он ко мне прикасался. И в то же время мне бы… хотелось коснуться его. Его рук, его плеча, выступающей косточки на запястье. Чего угодно. Коснуться – и не отодвинуться в следующее мгновение.
Трибуны задрожали под тяжестью чьих-то шагов. Повернувшись, я увидела, что ко мне проталкивается Сара. Она уселась рядом и с ухмылкой покосилась на меня.
– Ну и кто он? – спросила она и запрокинула голову, чтобы собрать волосы в идеальный хвост. Она могла сделать это буквально одним движением, мои же попытки повторить подобное всегда заканчивались провалом.
– В смысле?
– На кого ты засматриваешься?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказала я, демонстративно закрыв книгу. – Я читала.
– Ха! Я всегда считала, что для чтения нужно смотреть на страницы, а не просто держать книгу перед собой и глядеть на кого-то, пуская слюни.
Я непроизвольно поднесла руку ко рту.
– В переносном смысле, – усмехнулась она. – Не в буквальном… Тебя же насквозь видно!
В этот момент Ник повернул на участок дорожки, который был ближе всего к нам. Он посмотрел в нашу сторону и помахал рукой. Не задумываясь, я помахала в ответ.
Я ожидала, что этот обмен приветствиями вызовет новую порцию насмешек со стороны Сары, но вместо этого она выглядела задумчивой.
– О, – сказала она. – Я просто пошутила. Не знала, что у вас с Ником и правда что-то есть.
– Ничего и нет. Мы просто друзья.
Она подняла бровь:
– Друзья?
– Друзья. Правда.
– Ладно, – сказала она. – Это хорошо.
– Ага. – Я помолчала немного, обдумывая ее слова. – Погоди, почему хорошо?
– Не знаю, – смущенно ответила она. – Знаешь, говорят иногда всякое.
– Про Ника?
– Не про него конкретно. Но он играет в баскетбольной команде. И я слышала… – Она помолчала. – Не знаю. Я иногда хожу на игры, и эти парни просто безумные. К тому же они гуляют и веселятся вовсю. Кажется, это не в твоем духе.
– Понятно, – сказала я. – Но Ник не такой.
– Уверена?
Я подумала о Нике, о том, как он покачал головой, когда Чарли предложил ему выпить на похоронах Анны. О его улыбке. О том, каким было его лицо, когда он говорил об Анне.
– Да, уверена.
– Ладно. – Она пристально посмотрела на меня – настолько пристально, что я начала краснеть. – Ты влюбилась в него, да? С головой упала в это чувство? – Это было самое мягкое, что я в принципе могла от нее услышать.
– На падение не похоже, – медленно произнесла я.
– А на что тогда?
Я увидела, как тренер баскетболистов направляет их с дорожки к раздевалкам и Ник переходит на бег трусцой.
– Я как будто начинаю просыпаться.
Глава 28
Несколько дней спустя я лежала в траве на животе и наблюдала за тем, как Ник бездумно срывает маленькие цветочки, растущие рядом с ним, и растирает бутоны между пальцами. Я пыталась понять, что буду делать, если он бросит это занятие и придвинется ближе, если он потянется ко мне. Останусь ли я лежать неподвижно? Или в груди поднимется то знакомое чувство паники, которое заставит меня отшатнуться, оказаться вне досягаемости? Я не знала, приходило ли ему в голову проверить или я была для него просто напарником по бегу, странной сестрой-близняшкой девушки, которую он любил, – слишком ненормальной, чтобы воспринимать ее всерьез.