– Ага. Наверное. Как бы там ни было, есть три варианта на выбор: заднее сиденье машины, если есть машина, какое-то случайное место, которое оказалось доступным, когда им приспичило, или карьер.
– Думаю, уединиться там непросто.
Она улыбнулась:
– Ага, но люди ухитряются. – Она встала. – Ладно, скоро моя очередь, так что я пойду, пожелай мне удачи.
– Не думаю, что она тебе понадобится, – ответила я.
– Спасибо, – ответила она и прижала руку к сердцу, изображая королеву красоты. – Это так много для меня значит. – Потом она показала на мою сумку. – Тебе пришло сообщение.
Проследив за ее пальцем, я увидела, что сквозь тонкую ткань сумки пробивается свет экрана.
– Спасибо, – сказала я, но она уже спускалась к дорожкам.
Только расстегнув сумку, я вспомнила, что мой телефон на самом деле лежал рядом со мной на скамейке. Телефон в сумке вовсе не был моим. Это был телефон Анны. Я вытащила его и прочла сообщение: «Перестань мне звонить, девчонка». Я ошарашенно смотрела на экран. «Ты не знаешь, – подумала я. – Ты не знаешь, что Анна мертва».
Мы продолжали ходить в бар. Нам нужно было куда-то сбегать. Я не спрашивала Лили, от чего пытается сбежать она. А стоило бы. Я пыталась сбежать от себя, хотя я начала опасаться, что могу проговориться, если слишком много выпью и стану чересчур разговорчивой. Почему-то мне казалось, что бар – безопасное место. Я ошибалась.
Глава 43
Город Бёрдтон – далеко не бурлящий жизнью мегаполис, где постоянно что-то происходит. Жителей штрафуют за пьяную езду иногда кого-то арестовывают за магазинные кражи, и раз в пару лет кто-нибудь уходит на охоту в одиночку и либо теряется в лесу, либо случайно стреляет в себя и по результатам болезненного, но несмертельного ранения обретает какое-нибудь прозвище. Вот о каких новостях обычно говорят в Бёрдтоне. Поэтому смерть Анны привлекла всеобщее внимание, и житель Бёрдтона вряд ли мог остаться в неведении.
Если кто-то и не знает, что она умерла, этот человек либо провел в коме последние несколько месяцев, либо живет за пределами города.
Тон сообщения тоже показался мне странным. Резким, раздраженным, даже пренебрежительным. Этот мужчина явно не переживал из-за того, что она ему не писала все это время, и не имел ни малейшего желания возобновлять с ней общение.
Я понятия не имела, как вычислить человека, зная о нем только два факта: он не живет в Бёрдтоне и он козел. Так что я решила отправиться в карьер.
Карьер находится чуть больше чем в трех километрах от школы, если идти через лесок, минуя автомобильную стоянку. Именно по этому маршруту я и двинулась в понедельник после уроков, попросив Сару предупредить мистера Мэтьюса, что я ушла домой из-за плохого самочувствия.
Деревья в лесу уже начали понемногу зеленеть, солнечный свет пронизывал молодые листочки, бросая причудливый узор на асфальт. Я перешагивала через гнилые бревна и упавшие ветки, стараясь не топтать пробивающиеся тут и там полевые цветы.
На то, чтобы дойти до забора, у меня ушел примерно час. Там, на деревянной палке, глубоко вкопанной в землю, стоял знак, запрещавший входить на территорию. Рядом с решеткой с колючей проволокой была протянута древняя и драная заградительная лента. Когда-то давно кто-то явно хотел закрыть доступ в это место. Но теперь знак и лента выглядели плачевно и неубедительно, неподалеку решетка была прорезана, а плохо закрепленная секция забора погнулась, и внутрь, к центру карьера, можно было легко пролезть.
Как только я прошла за ограждение, моя нога зацепила пивную банку, которая покатилась, издавая гулкий звук. По пыльным камням карьера было разбросано множество бутылок, то и дело попадались окурки и обертки от еды. Я медленно спускалась к основанию карьера, пристально глядя под ноги. Я рассчитывала найти пуговицу от платья Анны или какой-то еще знак, что она была здесь в ту ночь. Но чем дальше я заходила, тем сильнее надеялась, что не найду ничего. Потому что это было отталкивающее, мрачное место. Сюда не станешь приводить человека, которым дорожишь, того, кто пишет о тебе стихи. Мне не хотелось думать, что Анна провела здесь последние часы своей жизни.
Не стоило ожидать ничего другого, говорила я себе. В тот день уже был поздний час, стемнело, и Анна отправилась на встречу с кем-то. Не важно, куда они пошли.
А потом я снова вспомнила, как мы пили пиво, передавая друг другу бутылку. Тогда мне на короткое мгновение показалось, словно мы вместе вступаем во что-то новое – обе становимся старше, а жизнь становится сложнее, чем раньше. И я задумалась: что, если я ошиблась? Может, хорошая сестра не должна была останавливать ее, а, наоборот, отправиться вместе с ней? Возможно, если бы меня тоже где-то ждал парень, в ту ночь мы с Анной просто тихо-тихо вышли бы через заднюю дверь.
По правде говоря, ей бы в голову не пришло предложить мне сбежать из дома в ту ночь. Она знала, что я не готова к таким приключениям, что я буду ее уговаривать остаться дома со мной. Вместо меня у нее была Лили – открытая ко всему новому, заменившая меня в роли ее лучшей подруги, с ней Анна могла поделиться всем. А я даже не заметила, в какой момент она отдалилась от меня. Возможно, сейчас я стала взрослее, но раньше я всегда отставала от Анны на пару шагов, словно гналась за призраком.
Я покачала головой, пытаясь отогнать эти мысли, и продолжила двигаться. «Нельзя плакать, – подумала я. – Не здесь, среди бутылок, оберток от презервативов и серых камней».
Я шагала вниз по склону, выискивая в огромном карьере крошечную пуговицу, пытаясь найти следы событий, которых могло и не быть. Пуговица в карьере – иголка в стоге сена. «Миссис Хайес или мои родители не одобрили бы такого поведения», – подумала я.
К моменту, когда я спустилась на дно карьера, я дважды чуть не упала, оцарапала руки, хватаясь за камни, и (в этом я была почти уверена) заработала огромный синяк на левой лодыжке. Но за все это время я не увидела ничего хоть сколько-нибудь полезного.
Неподалеку были разбросаны мелкие ветки, видимо обломанные сильным ветром. Повсюду валялся мусор – и больше ничего. Описав три извилистых круга, я остановилась у небольшого водоема, пытаясь собраться с духом, прежде чем начать подъем вверх по камням обратно к дороге. Я смотрела в мутный пруд, на мертвые листья и воду, скопившуюся после дождя. Подняв маленькую веточку, я вполсилы ткнула листья, пытаясь раздвинуть их, чтобы понять, насколько там глубоко. Листья закружились вокруг палки, медленно оседая на дно. Ничего, кроме грязи. Грязь, листья, камни и…
Я замерла, не веря своим глазам. Я снова расчистила листья, уже более осторожными, плавными движениями. В воде блестело что-то металлическое, скругленный край какого-то предмета. Я снова попыталась осторожно отвести в стороны листья, но они оседали так быстро, что у меня никак не получалось разглядеть, что там. Предмет лежал слишком далеко, чтобы можно было до него дотянуться, так что я сняла ботинки и носки, закатала штаны и рукава рубашки. А потом я ступила в воду, осторожно пробуя почву ногой, прежде чем наступить, на случай если попадется битое стекло. Я сунула руку в воду туда, где увидела блеск.
Сначала пальцы натыкались только на листья, ил и камни, но вдруг мне попался какой-то твердый предмет. Я схватила его и тут же поняла, что это. Это был телефон. Я вытащила его и крепко сжала в руке. Когда-то это был красивый телефон в простом черном чехле. Я стояла в омерзительно грязной воде, держа в руках телефон, с которого капала вода, и внезапно начала смеяться. «Хорошая работа, – подумала я. – Ты раскрыла дело об утонувшем телефоне. Вот он. Телефон, который потерял какой-то пьяный школьник, наверное, много лет назад, а ты нашла. Классно сработано. Ты заслужила медаль».
Я смеялась, пока не перестала понимать, смеюсь я на самом деле или плачу. Потом я заставила себя сделать серию долгих, медленных вдохов и сунула в карман свой драгоценный приз – все еще мокрый телефон. «Анна, если бы только ты меня сейчас видела, – подумала я, – ты бы тоже не знала, смеяться или плакать».
Я выбралась из лужи, чудом не наступив на стекло, подобрала свои ботинки и носки. Поднялась к одному из крупных камней рядом с тропой и села, чтобы очистить ноги от грязи. Надев носки и ботинки, я встала. Нога наткнулась на стоящую бутылку. Я наклонилась, чтобы удержать бутылку от падения, и мое внимание привлекла этикетка. Это был эль Amber Mountain, но дело было не в названии, а в узоре – он состоял из переплетенных геометрических фигур. Такой же узор, как на подставках для кружек, которые я нашла на прикроватном столике Анны. Тогда я не обратила внимания на эти подставки, не особенно задумываясь о том, откуда она взяла их. Сейчас я понимаю, что даже они могли быть зацепкой.
Я рассматривала бутылку. Стекло холодило пальцы. Мне показалось, что мир подает какие-то неоднозначные намеки.
Однажды мы сидели в машине на парковке бара и уже собирались поехать домой. Когда Лили повернула ключ зажигания, машина затряслась, но не двинулась с места. Она попыталась еще раз, другой, третий. Ничего. Она запаниковала. Мне пришлось успокаивать ее, чтобы она не залила двигатель бензином. Я сказала, что все будет в порядке, что нам кто-нибудь поможет.
Глава 44
Лицензия на торговлю алкоголем была только у одного ресторана в Бёрдтоне, и когда я позвонила и спросила, продают ли они эль Amber Mountain или, может, используют их подставки для кружек, мне сказали, что они «не из тех заведений, где используют такие подставки». Так что оставались только бары.
Я нашла, какие из них находятся в часе езды от дома, и принялась их обзванивать. Только в одном продавали Amber Mountain, и там были почти уверены, что где-то у них должны быть и фирменные подставки. К несчастью, до этого бара нельзя было дойти пешком или доехать на автобусе. Значит, мне нужно будет, чтобы меня подвез кто-то, кому я доверяла. Список таких людей был короткий.