Теперь мне хотелось снова увидеть этот сон. Это было мне необходимо. Знать, что, засыпая, я вернусь туда. В безопасный, совершенно обыденный момент. Мы могли позволить себе не обращать внимания друг на друга, в любую секунду я могла поднять взгляд и увидеть Анну рядом, почувствовать, что мы по-прежнему близки.
Я все испортила, но так ничего и не узнала от мистера Мэтьюса. Ничего не узнала об Анне и о том, как он к ней относился. Мне хотелось биться головой о стену, пнуть дерево – что угодно, чтобы почувствовать хоть что-то, кроме бесконечно растущей бездны сожалений.
Я потратила так много времени, пытаясь понять, что случилось, но вот я оглянулась не вовремя, оглянулась назад и потеряла то, что так долго искала. Мистер Мэтьюс никогда мне ничего не расскажет, теперь он всегда будет начеку в моем присутствии. Я потеряла последнее, что могло помочь мне узнать правду об Анне.
Глава 55
Следующий день прошел как в тумане. Словно на автопилоте, после урока я направилась к раздевалке. В нескольких метрах от двери я остановилась. Я стояла, чувствуя, что ноги словно вросли в землю, и смотрела на дверь раздевалки. Я пропустила тренировку вчера и не смогу пойти на нее сегодня. Я не могу видеть мистера Мэтьюса. Его присутствие для меня невыносимо.
– Привет, все хорошо?
Я повернулась и увидела, что Ник стоит рядом и встревоженно смотрит на меня.
– Я в порядке.
Он посмотрел на меня еще внимательнее:
– Не похоже.
– Просто… просто думаю, что вряд ли смогу пойти на тренировку сегодня.
– Тебе грустно или плохо себя чувствуешь?
Я не знала, что на это ответить.
– Прости, что?
– Это две причины, по которым я иногда не хочу заниматься тем, что обычно меня радует, а я знаю, что легкая атлетика тебя радует. Скажи мне, в чем дело, и я попробую помочь.
Грустно или плохо… Видя выражение его лица, нахмуренный лоб, я поверила, что Нику и правда небезразличен мой ответ.
– Что ты будешь делать, если я скажу, что плохо себя чувствую? – спросила я.
– Куплю тебе апельсиновой газировки в автомате, а потом оставлю тебя в покое, потому что тут я больше ничего не могу сделать. – Он улыбнулся. – К тому же ты можешь заразить меня, а я если уж болею, то на полную, слягу на неделю минимум.
Я слегка улыбнулась в ответ:
– А что ты будешь делать, если я скажу, что мне грустно?
Я ожидала такого же легкомысленного ответа, как и первый, но Ник нахмурился снова.
– Если ты скажешь, что тебе грустно, тогда я куплю тебе в автомате то, что ты хочешь, и буду рядом с тобой, пока ты не попросишь меня уйти. Легкой атлетикой и баскетбольной тренировкой придется пожертвовать.
Он пристально смотрел на меня, ожидая ответа. Было бы так легко просто сказать, что мне нехорошо. Так просто списать все на плохое самочувствие. Прямолинейный ответ. Простой, как диагноз. Говорить о чувствах сложно. Мои чувства слишком запутанны, чтобы вмешивать в это кого-то еще. Но мне действительно было грустно. Кроме того, я была рассержена, разочарована, унижена – этот список можно было бы продолжать до бесконечности. Но в основе всего этого была грусть. Такая сильная, что от нее было физически больно.
И кроме того, апельсиновая газировка мне никогда не нравилась.
– Грустно, – ответила я ему. – И еще есть хочется.
Стоя перед торговым автоматом, я никак не могла определиться, хочу ли я «Сникерс» или «Твикс». Ник в итоге взял оба, заявив, что съест тот, который я не захочу. Еще он купил себе банку низкокалорийной газировки.
– Я думала, ты предпочитаешь обычную колу, – сказала я, наблюдая, как он достает банку из лотка.
– Отчаянные времена требуют отчаянных мер. К тому же я стараюсь не увлекаться сладким, ведь на следующей неделе важный матч.
Тут мы оба посмотрели на шоколадные батончики, которые он держал в руке.
– Этот случай заслуживает исключения, – сказал он.
Выйдя к парковке, мы окинули взглядом машины.
– Куда поедем? – спросил Ник. – Сегодня я за рулем, так что могу отвезти тебя куда хочешь.
Красивый парень спрашивал меня, куда я хочу поехать. Я знала, что правильный ответ – предложить что-нибудь веселое или интересное. Или даже романтичное – если в Бёрдтоне вообще есть какие-то романтичные места. Я знала, что предложить нужно именно это. И я понимала, что однажды этого захочу.
Потом ветерок коснулся моего лица, и я услышала тихий гул – где-то вдалеке завелся генератор, принося звуки ветра и металла. И я поняла: веселье и романтика – не то, что мне сегодня нужно. Сегодня мне нужно оказаться где-то еще, там, где я давно не была. В месте, куда я не хотела идти в одиночку.
– Кажется, я знаю куда, – ответила я.
Я не была уверена, правильно ли помню дорогу. Но вскоре нам начали попадаться знаки. Маленькие и деревянные, а не большие и яркие, с надписью: «Музей на мельнице». Эти слова не очень соответствовали тому, что было там на самом деле. Они создавали излишние ожидания – случайный путник мог предположить, что там на самом деле был музей.
– Это туда мы едем? – спросил Ник. – «Музей на мельнице»?
Я кивнула.
– Звучит круто, – сказал он. – Никогда там не был.
– Я была однажды, пару лет назад. Мне понравилось.
Под конец асфальт кончился, началась проселочная дорога, и машина закачалась на ухабах. И вот прекрасная старая мельница уже возвышалась над нами. Больше никаких построек тут не было, никакого отдельного музея, только старый деревянный ящик, в котором можно было оставить пожертвование на ремонт мельницы. И еще были ступеньки, которые поднимались почти до самого верха к маленькой платформе, где можно было посидеть.
– Великолепно, – произнес Ник. – Это… – Убрав одну руку с руля, он показал на мельницу.
– Да, – сказала я. – Именно.
Он припарковал машину на импровизированной парковке; мы вышли из машины и встали рядом, глядя на мельницу. Краска начала осыпаться со стен, и кое-где под ней проглядывало дерево, но само здание хорошо сохранилось и выглядело таким же надежным, как когда-то давно, когда его построили – больше ста лет назад.
– Хочешь подняться? – спросил он.
– Да.
Я пошла первой, медленно поднялась по ступенькам, а потом уселась на платформе, опираясь спиной на крепкие доски, согнув колени. Ник сел рядом со мной. Мы рассматривали простирающиеся внизу поля. Солнце было еще высоко над горизонтом, и повсюду виднелись фермы, а вдалеке – горы.
– Однажды я приезжала сюда с семьей. Анне понравился вид, – сказала я. – А мне понравился звук вращающихся лопастей, словно мы можем в любой момент подняться в воздух. Мы ведь не хотели сюда ехать, а в итоге просидели здесь больше часа, пока родители не заставили нас спуститься.
Я обернулась и ощупала доски у себя за спиной. Не сразу, но они нашлись. Наши инициалы. Мои и ее, рядом друг с другом, маленькие, но безошибочно узнаваемые буквы. Я повернулась обратно, не убирая ладони с этого места.
– Мы с ней хотели сюда вернуться. Это место стало для нас одним из тех, куда потом постоянно собираешься вернуться, понимаешь? Мельница не так уж и далеко, мы могли в любой момент попросить родителей свозить нас сюда, но так этого и не сделали. Ужасно глупо, что мы так и не собрались.
Я почувствовала, как у меня перехватывает дыхание.
– Вы думали, что у вас много времени, – тихо произнес он.
– Так и должно было быть. У нас должно было остаться еще так много времени.
Он молча кивнул. Идеальный ответ. Лучше всего было просто промолчать.
Закрыв глаза, я представила, будто Анна сидит рядом со мной, улыбаясь, а родители нетерпеливо прохаживаются внизу. Представила, что воздух теплее, чем сейчас, что заканчивается долгое жаркое лето. Представила, что мы снова проводим вместе каждую секунду; что не важно, носим ли мы одни и те же вещи; что Анне еще не приходится ничего от меня скрывать и держать меня на расстоянии.
Я понимала, что на самом деле наши отношения не были идеальными, я приукрашивала свои воспоминания, но меня это не беспокоило. Мне нужно было поверить: я не оттолкнула ее и она не отдалилась от меня. Поверить, что у нас были времена, когда мы и правда были близки.
Наконец тишину нарушило отчетливое урчание в моем животе.
– Думаю, я готова съесть свой батончик.
– Хорошо, – сказал он, повернулся и порылся в кармане куртки. Вытащив два батончика, он, словно официант, предложил мне десерт на выбор.
– Выбирай.
Я выбрала «Сникерс». Он слегка подтаял, и шоколад стал мягким. Ник развернул свой «Твикс», и мы принялись поедать батончики, сидя рядом. У нас за спиной скрипела мельница.
В машине, когда мы ехали обратно в город, пространство между нами казалось живым и дышащим. Но это был не злобный зверек, выпустивший когти, а словно какое-то доброе существо, вокруг которого то и дело крутились мои мысли. Я осознала, что не хочу возвращаться в город. Мне хотелось просто попросить Ника развернуться и ехать дальше – ехать, ехать и ехать, пока не сядет солнце и тишина не накроет весь мир.
Но потом впервые за долгое время я осознала, что, быть может, в этом городе у меня есть будущее. Быть может, я могу остаться здесь и во всем разобраться, придумать, что делать дальше. Перестать гнаться за Анной и пытаться выследить ее тень, раз за разом заходя в тупик. Сосредоточиться на собственной жизни.
Так что, когда мы приехали к моему дому и Ник остановил машину, чтобы высадить меня, я не стала выходить тут же, не потянулась к ремню безопасности, чтобы его отстегнуть.
– Думаю, приду на твою игру на следующей неделе, – сообщила я ему.
Он улыбнулся, подняв брови:
– Правда?
– Да. – Я аккуратно выбралась из машины. – Так что, может, нам стоит заглянуть куда-нибудь после. Купить поесть или чего-нибудь сладкого. Что-то в таком духе.
– Хороший план, – сказал Ник и добавил после короткой паузы: – Даже похоже на свидание.