Лоллипоп предупреждающе взмахнула листом бумаги с отпечатанным текстом.
– Ладно, ладно! Иными словами, вы услышите альтернативное объяснение. Не мое дело заявлять, кто в действительности совершил убийство, если обвиняемый этого не делал. Это не входит в наши обязанности. Но я покажу вам два фрагмента пера, спрятанные в месте настолько очевидном, что никому и в голову не пришло туда заглянуть, и спрошу вас, где, по-вашему, стоял убийца во время преступления. Вы слышали много мнений и точек зрения. Вы слышали о зловещих усмешках и странном поведении обвиняемого – сначала вам сказали, что он так нервничал, что не мог удержать в руке шляпу, а потом – что он был настолько хладнокровен и циничен, что курил сигарету, хотя мой примитивный ум не в силах понять, почему какое-либо из этих действий должно внушать подозрение. Вы слышали, как он сначала якобы угрожал Хьюму убийством, а потом Хьюм поднялся и запер дверь на засов, чтобы не мешать гостю осуществить свое намерение. Вы слышали, что обвиняемый мог сделать, что он, вероятно, сделал и что он не мог сделать никогда. Теперь пришло время услышать правду. Я вызываю обвиняемого.
Покуда Г. М. жадно опустошал стакан с водой, один из надзирателей коснулся руки Ансуэлла. Дверь отсека со скамьей подсудимых была не заперта, и его провели мимо столов адвокатов. Он шел нервным шагом, не глядя на присяжных и теребя рукой и без того ослабший галстук. Светлые волосы были расчесаны на косой пробор, привлекательное лицо свидетельствовало скорее о чувствительности и богатом воображении, нежели о высоком интеллекте, а взгляд устремился на потолок свидетельского места с вмонтированным в него зеркалом – реликтом тех дней, когда таким образом фокусировался свет, – которое словно притягивало его.
Несмотря на решительность Г. М., я знал, что он обеспокоен. Приближался поворотный пункт дела. Находясь на свидетельском месте (иногда более часа, а иногда и целый день), обвиняемый должен постоянно следить за собой. Невиновный не запинается при перекрестном допросе.
Манеры Г. М. были обманчиво беспечными.
– Ваше имя, сынок?
– Джеймс Кэплон Ансуэлл.
Хотя обвиняемый говорил очень тихо, но умудрился закашляться, после чего бросил виноватый взгляд на судью.
– Вы нигде не работаете и живете в доме 23 на Дьюк-стрит?
– Да. Вернее, жил там.
– В конце декабря вы обручились с мисс Мэри Хьюм?
– Да.
– Где вы были тогда?
– В доме мистера и миссис Стоунмен в Фроненде в Суссексе.
Г. М. вел формальную часть прямого допроса очень мягко, но обвиняемый не расслаблялся.
– В пятницу 3 января вы решили на следующий день отправиться в Лондон?
– Да.
– Почему?
Невнятное бормотание.
– Говорите громче, – резко сказал судья. – Мы не слышим ни слова.
Ансуэлл огляделся вокруг и с усилием заговорил членораздельно, хотя, казалось, с середины фразы.
– …и я хотел купить обручальное кольцо, которое еще не приобрел.
– Вы хотели купить обручальное кольцо, – повторил Г. М. ободряющим тоном. – Когда именно вы решили ехать? Я имею в виду в какое время пятницы?
– Поздно вечером.
– Угу. Что побудило вас к этому?
– Мой кузен Редж тем вечером собирался в город и предложил купить для меня кольцо. – Долгая пауза. – Тогда я впервые об этом подумал. – Еще одна пауза. – Полагаю, мне следовало подумать об этом раньше.
– Вы сообщили мисс Хьюм о своем намерении?
– Естественно, – ответил Ансуэлл. На его лице внезапно мелькнула странная улыбка.
– Вы знали, что в пятницу вечером у нее состоялся телефонный разговор с отцом?
– Тогда нет. Я узнал об этом позже.
– До или после этого разговора вы решили ехать в Лондон?
– После.
– Что произошло потом?
– Произошло? О, понимаю, – как бы с облегчением добавил Ансуэлл. – Мэри сказала, что напишет отцу письмо, и тут же это сделала.
– Вы читали это письмо?
– Да.
– В нем упоминалось, каким поездом вы поедете?
– Да, девятичасовым поездом со станции Фроненд.
– Оттуда до Лондона примерно час сорок пять минут езды, не так ли?
– Да, скорым поездом. Это ближе, чем от Чичестера.
– В записке указывалось время отъезда и прибытия?
– Да, в 10.45 на вокзал Виктория. Мэри сама всегда пользуется этим поездом.
– Значит, ее отец хорошо его знал?
– Должен был знать.
Запавшие глаза Ансуэлла были неподвижны. Обычно он начинал фразу четко, но затем она словно повисала в воздухе.
– Что вы сделали, прибыв в Лондон?
– Купил кольцо. И еще кое-какие дела…
– А потом?
– Поехал в свою квартиру.
– В котором часу вы туда прибыли?
– Около двадцати пяти минут второго.
– Именно тогда покойный позвонил вам?
– Да, около половины второго.
Склонившись вперед, Г. М. расправил плечи и оперся ладонями о стол. Руки обвиняемого начали дрожать. Он снова посматривал в зеркало наверху, словно следя за собой в ожидании приближающейся кульминации.
– Вы слышали, что покойный тем утром неоднократно звонил вам, не получив ответа?
– Да.
– Что он начал звонить в девять утра?
– Да.
– Вы слышали, как Дайер говорил это?
– Да.
– Угу. Но ведь он должен был знать, что вас еще нет дома, не так ли? В девять вы только выехали из Фроненда, и поездка должна была продолжаться час сорок пять минут. Этим поездом постоянно пользовалась его дочь, и он должен был знать, что не сможет связаться с вами раньше чем через два часа.
– Да, по-видимому…
– Что делает Г. М.? – шепнула мне Эвелин. – Рвет на кусочки собственного свидетеля?
– Вернемся к телефонному разговору. Что сказал покойный?
Отчет Ансуэлла совпадал с другими показаниями.
– В его словах было что-нибудь, что вы могли воспринять как оскорбление?
– Нет, ничего.
– А что вы подумали о разговоре в целом?
– Ну, его голос звучал не слишком дружелюбно, но некоторые всегда так говорят. Думаю, он просто вел себя сдержанно.
– В вашей жизни были какие-нибудь мрачные тайны, которые он мог открыть?
– Насколько я знаю, нет. Я никогда об этом не думал.
– Когда вы пошли повидаться с ним вечером, вы взяли с собой оружие вашего кузена?
– Нет. Зачем мне было его брать?
– Вы прибыли в дом покойного в десять минут седьмого, не так ли? Мы слышали, как вы уронили вашу шляпу, выглядели сердитым и отказались снять пальто. Какова была подлинная причина такого поведения, сынок?
Судья Рэнкин прервал бормотание обвиняемого:
– В ваших интересах говорить внятно. Я опять ничего не слышу.
Подсудимый повернулся к нему, озадаченно жестикулируя:
– Милорд, я старался произвести хорошее впечатление… – Пауза. – Тем более что по телефону он говорил не слишком… сердечно. – Еще одна пауза. – Войдя, я уронил шляпу, и это меня рассердило. Я не хотел выглядеть как…
– Как кто?
– Как круглый дурак.
– «Как круглый дурак», – бесстрастно повторил судья. – Продолжайте.
– Полагаю, – заговорил Г. М., – молодые парни, впервые посещающие будущего тестя, часто чувствуют то же самое. Как насчет пальто?
– Это вырвалось само собой. Но я не мог взять свои слова обратно, иначе выглядел бы еще глупее.
– Отлично. Вас проводили к покойному. Как он вел себя с вами?
– Сдержанно и… странно.
– В каком смысле странно, сынок?
– Не знаю…
– Ну, расскажите присяжным, что вы говорили друг другу.
– Мистер Хьюм заметил, что я смотрю на стрелы на стене. Я спросил, интересуется ли он стрельбой из лука. Он ответил, что занимался этим еще в детстве, когда жил на севере, и что это модное занятие и в Лондоне, а стрелы – трофеи, полученные на ежегодных состязаниях «Лесников Кента». «Тот, кто первый попадет в золото, становится главным лесником на следующий год», – сказал он.
– В золото? – переспросил Г. М. – Что он под этим подразумевал?
– Я спросил его, и он объяснил, что центр мишени. При этом он странно на меня смотрел…
– Что вы имеете в виду?
– Ну, как будто думал, что я гоняюсь за деньгами. У меня создалось такое впечатление…
– Как будто вы гоняетесь за деньгами. Полагаю, в этом вас никак нельзя было заподозрить?
– Надеюсь, что нет.
– Что он сказал потом?
– Он посмотрел на свои пальцы, потом на меня и сказал: «Одной из этих стрел можно убить человека».
– А после? – допытывался Г. М.
– Я подумал, что лучше переменить тему. Поэтому я попытался отшутиться и сказал: «Ну, сэр, я пришел сюда не красть ложки или убивать кого-то, если только это не станет крайне необходимым».
– Что?! – рявкнул Г. М. – Вы использовали выражение «я пришел сюда не красть ложки», прежде чем сказали остальное? Мы об этом не знали.
– Я сказал это, так как все еще думал о «золоте» и интересовался, что у него на уме. Это было вполне естественно.
– Согласен. А затем?
– Я решил, что незачем больше ходить вокруг да около, и просто сказал: «Я хочу жениться на мисс Хьюм. Как насчет этого?»
Г. М. перешел к виски:
– Теперь прошу вас быть очень внимательным. Я хочу, чтобы вы в точности повторили, что сказал мистер Хьюм после того, как налил виски. Опишите каждый его жест и взгляд.
– Он спросил: «Могу я выпить за ваше процветание?» Потом выражение его лица изменилось – оно мне не понравилось – и он произнес мое имя «мистер Джеймс Кэплон Ансуэлл», словно ни к кому конкретно не обращаясь, посмотрел на меня и добавил: «Тот брак был бы выгоден… можно сказать, обеим сторонам».
Г. М. остановил его, подняв руку:
– Одну минуту. Будьте внимательны. Он сказал «тот брак», а не «этот брак»?
– Да.
– Продолжайте.
– Потом он сказал: «Как вам известно, я уже дал на него согласие».
– Позвольте мне повторить, – снова прервал Г. М. – Значит, мистер Хьюм сказал: «Тот брак был бы выгоден… я уже дал на него согласие»?
– Да.
– Понятно. А потом, сынок?
– Потом он сказал: «У меня не может быть никаких возражений – я имел честь быть знакомым с покойной леди Ансуэлл и знаю, что финансовое положение в