наружную ручку обратно на стержень, закручиваете винтики… Все это предельно просто, однако дверь снова выглядит запечатанной.
Итак, мы предположили, что механизм с привязанной ниткой был подготовлен заранее. Теперь представим, что некто находится внутри комнаты, а дверь закрыта на засов. Вы снимаете наружную ручку, а человек внутри ничего не видит, пока внезапно не замечает, как дверная ручка с его стороны немного выдвигается вперед. Далее вы что-то говорите ему через дверь, а он пытается понять, какого… что именно здесь происходит. Он делает шаг к двери, наклоняется, как сделал бы всякий, кто хочет поближе взглянуть на ручку. В этот момент он представляет собой цель, которая находится всего в трех футах от стрелка, на расстоянии, с которого промахнуться невозможно…
– Ваша честь, – вскричал Уолтер Шторм, – мы предоставили защите свободу действий, однако должны возразить против последнего вывода…
– …Направив стрелу в отверстие, вы стреляете в свою жертву через окно Иуды.
В зале воцарилась оглушительная тишина, в центре которой застыл инспектор Моттрем, сжимая в руке отвертку.
– Ваша честь, – произнес Г. М. извиняющимся тоном, – я должен был это сказать, чтобы стало ясным то, что мы увидим дальше. Итак, эта дверь с вечера убийства находилась в ведении полиции. Никто не мог с ней ничего поделать, она осталась в точности такой, как была… Инспектор, вы отвинтили ручку от стержня? Хорошо. Теперь сообщите присяжным и его чести, что вы там видите.
– Пожалуйста, говорите громче, – попросил судья Рэнкин, – отсюда ничего не видно.
Голос инспектора Моттрема разнесся по залу в гробовой тишине. Вряд ли я когда-нибудь забуду, как он стоял там, освещенный мягким светом электрических ламп, с этими дубовыми панелями, вряд ли забуду и эту желтую мебель, и сидящих рядами людей, которые уже без стеснения поднимались со своих мест. Даже судейское племя, облаченное в белые парики и черные мантии, повскакивало со скамей, загораживая нам вид. В самом сердце всего этого беспорядка, будто в блеске прожектора под белым куполом Олд-Бейли, стоял инспектор Моттрем, переводя взгляд с отвертки на штифт и обратно.
– Ваша честь, – сказал он, – похоже, к стержню привязана и обмотана вокруг него черная нить.
Судья записал эти слова своим аккуратным почерком:
– Продолжайте, сэр Генри.
– Теперь, инспектор, – сказал Г. М., – надавите на стержень пальцем или отверткой, если так будет проще, чтобы весь механизм выдвинулся с другой стороны. Да, вот так. Мы хотим увидеть окно Иуды и… Так-так, вы что-то обнаружили? Что-то застрявшее в проеме?.. Скорей покажите нам!
Инспектор Моттрем выпрямился, изучая предмет, лежащий на его ладони.
– Похоже, – медленно проговорил он, – это небольшой фрагмент синего пера, примерно четверть дюйма в длину, треугольной формы; явно оторвался от чего-то…
Каждая доска деревянного пола, каждая скамья, каждый стул в зале, казалось, издали свой собственный, особый скрип. Эвелин рядом со мной, судорожно вздохнув, тяжело опустилась на стул.
– И на этом, ваша честь, – мягко проговорил Г. М., – предоставив для опознания последний фрагмент пера, мы завершаем опрос свидетелей со стороны защиты. Бах!
Глава восемнадцатаяВердикт
16:15–16:32. Из заключительной речи адвоката, говорит сэр Генри Мерривейл.
– …Таким образом, до сих пор я пытался выделить и озвучить основные положения этого дела. Вам было сказано, и думаю, теперь вы в этом убедились, что обвиняемый оказался жертвой тщательно подготовленной ловушки. Вы слышали, что он и не думал брать с собой пистолет, направляясь в тот дом, так как собирался на встречу с человеком, которого более всех прочих хотел расположить к себе. Вы также услышали разнообразные показания, которые до того исказили все, что говорил обвиняемый в тот вечер, что лично я отныне стану относиться намного внимательнее к своим словам. Эту ловушку задумали и подготовили несколько человек; один из них выступал перед вами, замыслив недоброе – отправить своего кузена на виселицу. Об этом стоит помнить, когда вы пойдете обдумывать свой вердикт.
Однако пусть вами будет руководить не жалость или симпатия. Ваша задача – правосудие, обычная справедливость, это все, о чем я прошу. Итак, я утверждаю, что все наше дело зависит от двух предметов: от фрагмента пера и арбалета.
Обвинение просит вас поверить в то, что этот человек – без какого-либо мотива – внезапно схватил стрелу, что висела на стене, и заколол Эйвори Хьюма. Перед нами простейший случай, в котором все решает ответ на простой вопрос: сделал он это или нет? Если он это сделал, то он виновен. Если нет, тогда он, очевидно, невиновен.
Сначала поговорим о пере. Когда Дайер вышел из кабинета, оставив обвиняемого наедине с Эйвори Хьюмом, перо находилось на стреле – целое и невредимое. Этот простой факт никем не был оспорен, с ним согласился даже генеральный прокурор. Когда засов был отодвинут и Дайер с мистером Флемингом вошли в комнату, половина пера со стрелы исчезла. Они обыскали помещение, но пера не нашли (опять же – простой факт). Инспектор Моттрем тоже устроил обыск, и с тем же результатом (снова простой факт). Все это время, как вы помните, обвиняемый не покидал комнаты.
Где же находилось перо? Единственное предположение, которое могло прийти в голову полицейским, – его случайно унес с собой на одежде обвиняемый. Я утверждаю, что это было невозможно, и на то есть две причины. Во-первых, как вы могли убедиться, двое человек не способны сломать перо во время борьбы; следовательно, никакой борьбы и не было – один этот факт мало чего оставляет от обвинений. Во-вторых, и это даже важнее, мы узнали, что перо на самом деле осталось в комнате.
Вы слышали показания управляющего отделением камер хранения Паддингтона о том, что некто – не обвиняемый – оставил там чемодан ранним вечером четвертого января. (В любом случае обвиняемый не мог никуда отлучиться, так как находился под наблюдением начиная с того момента, когда был обнаружен в комнате с телом.) В чемодане лежал арбалет, который вы видели. В зубчиках его лебедки застряла часть недостающего фрагмента пера.
Полагаю, нет сомнений в том, что фрагмент принадлежит перу на стреле. Вы видели микрофотографии, на которых можно было сравнить каждую деталь; также вы слышали, как человек, который прикреплял перья к стреле, опознал недостающий фрагмент. Короче говоря, как и во всех остальных случаях, вы все видели сами и сделали необходимые выводы. Как же фрагмент пера там оказался и как это согласуется с теорией, по которой обвиняемый схватил стрелу со стены и использовал ее в качестве ножа? Об этом вам надлежит хорошенько подумать. Даже если предположить, что он был способен заколоть покойного, остается много такого, чего он сделать никак не мог, утверждаю это, положа руку на сердце. У него не хватило бы сил разломать перо; он никак не мог засунуть один фрагмент пера в зубья лебедки арбалета; и он, безусловно, не имел возможности положить сей аппарат в чемодан доктора Хьюма; ведь чемодан, если помните, даже не был собран и находился на втором этаже до половины седьмого.
Кстати, о чемодане. Я считаю, что этот предмет сам по себе полностью оправдывает обвиняемого. Не берусь утверждать, что мисс Джордан, собирая вещи на выходные, упаковала арбалет вместе с запонками и тапочками. Нет, я лишь хочу сказать, что чемодан был брошен в холле и кто-то им воспользовался. Однако какое отношение он имеет к подсудимому? Чемодан был собран и спущен в холл в половине седьмого. С этого момента и до того, как трое свидетелей вошли в кабинет, он находился на виду. Покидал ли обвиняемый кабинет? Не покидал. Вы часто об этом слышали, особенно со стороны обвинения. Приближался ли он к чемодану для того, чтобы положить в него арбалет, графин или что-нибудь еще (все это, предполагаю, лежало пока где-то в другом месте)? Короче говоря, имеет ли обвиняемый хоть какое-либо отношение к чемодану? Нет! Он не мог его видеть до преступления и уж точно не видел его после.
А теперь, гори все огнем – Хуррум! – господа присяжные заседатели, хочу обратить ваше внимание на другой момент. Часть пропавшего пера обнаружилась в чемодане, который, как мы решили, не был доставлен призраком Джеймса Ансвелла на Паддингтонский вокзал. Однако существует еще один фрагмент того же пера, и вы знаете, где он находился все это время. Вы сами его там видели – в окне Иуды, как я решил называть это место удобства ради. Опять возникает тот же вопрос: как присутствие этого фрагмента в окне Иуды вяжется с теорией о том, что подсудимый использовал стрелу как нож?
Никак. Однако перо находилось там и, несомненно, попало туда во время убийства. Инспектор Моттрем забрал в тот вечер дверь к себе в участок, где она с тех пор и хранилась. С момента обнаружения тела и до того, как инспектор забрал дверь, в кабинете все время кто-то был, значит перо могло оказаться в окне Иуды только во время убийства. Несколько минут назад вы слышали показания профессора Паркера; он опознал этот кусок пера как последний недостающий фрагмент и сообщил, почему он сделал такие выводы. Как же мой ученый коллега объяснит появление фрагмента пера в таком месте? Хочу отметить, что я не желаю насмешничать над представителями обвинения, которые добросовестно вели это дело, храня объективность в отношении подсудимого и предоставляя защите всю свободу, на которую мы могли рассчитывать. Но что я могу сказать? Подумайте сами, насколько нелепым выглядит предположение о том, что Джеймс Ансвелл в бешенстве прикончил Эйвори Хьюма и в это же время кусочек пера от стрелы попал в отверстие за дверной ручкой. Можете ли вы придумать способ, сколь угодно оригинальный, который не показался бы смехотворным?
Итак, вы услышали достаточно причин, по которым обвиняемый не мог приблизиться ни к арбалету, ни к чемодану. Впрочем, никто и не утверждал, что он к ним приближался. То же самое относится к фрагменту пера и нити на стержне. Думаю, вы согласитесь со мной, что это нехитрое приспособление было подготовлено заранее, однако Ансвелл никогда прежде не бывал в доме. Механизм управлялся исключительно снаружи комнаты и предназначался для того, чтобы вытолкнуть ручку, действуя с другой стороны, однако Ансвелл находился внутри, а дверь была заперта на засов. Как я сказал, невозможно связать обвиняемого с этими уликами, не впадая в нелепицу, и чем больше вы станете об этом думать, тем очевиднее все это вам покажется, иначе вы просто сборище тугод… иначе вы не те мудрые английские присяжные заседатели, каковыми я вас считаю.