Итак, перо находилось там. Оно туда каким-то образом попало – обычно в таких местах перья не торчат. Рискну предположить, что, вернувшись сегодня вечером к себе и открутив ручки от всех дверей в доме, а потом пройдя по своей улице и сняв все дверные ручки у соседей, вы не найдете ни одного пера ни в одном окне Иуды. Осмелюсь пойти на еще больший риск и скажу, что существует лишь один набор обстоятельств, при которых в окне Иуды можно найти и перо, и механизм с ниткой. Сорванная со стены стрела не имеет к этому никакого отношения, если не считать возможности использовать одурманенного наркотиком человека в роли козла отпущения. Я уже намекал на эти обстоятельства раньше: некто, стоящий за дверью, запертой на засов, выпустил стрелу в сердце Эйвори Хьюма, стреляя почти в упор.
С вашего позволения, я постараюсь описать вам, каким образом преступление было совершено, и показать, как известные нам факты поддерживают мою версию событий, опровергая версию обвинения.
Однако прежде я чувствую себя обязанным вернуться к одному обстоятельству. Невозможно игнорировать жука на носу и необъяснимое заявление в зале суда. Господа присяжные заседатели, вчера днем вы услышали, как обвиняемый произнес вопиющую ложь, – он солгал единственный раз на этом процессе, признав свою вину. Тот факт, что он не находился тогда под присягой, возможно, и склонил вас к мысли, что он говорит правду. Теперь вам известно, почему он сделал это признание. Вероятно, его не волновал тот факт, что он выносит себе приговор, – другие усердно трудились над этим без его участия. Вам решать, является ли его признание хорошим или дурным поступком. Теперь я имею право встать и обвинить своего клиента во лжи, потому что он сказал, что заколол Эйвори Хьюма стрелой, перо от которой порвалось во время борьбы. Вы не можете и не имеете права вынести обвинительный приговор, если не верите этому утверждению. Однако вы не можете и не имеете права ему поверить, и я объясню почему.
Господа присяжные заседатели, вот как, по нашему мнению, было на самом деле совершенно это преступление…
16:32–16:55. Из заключительной речи прокурора, говорит сэр Уолтер Шторм.
– …Так что моему ученому коллеге нечего бояться. Я скажу вам то, что, возможно, намеревался сообщить в своей речи его честь судья: если показания со стороны обвинения показались вам неубедительными, значит со своей задачей мы не справились, и ваш долг – оправдать обвиняемого. Не думаю, что кто-нибудь из вас может заблуждаться на этот счет, особенно после моей вступительной речи. Обязанность доказать вину лежит на плечах обвинения, и я всегда стараюсь об этом помнить, представляя дело присяжным заседателям.
Однако моя обязанность также состоит в том, чтобы собирать и демонстрировать убедительные факты, которые свидетельствуют против обвиняемого. Я перечислил эти факты во время вступительной речи и неоднократно говорил о них во время всего процесса. Теперь я спрашиваю вас: если отбросить в сторону чувства, сколько из этих фактов было на самом деле исправлено или опровергнуто?
Мой ученый коллега сделал достойную и весьма интересную попытку по-своему их объяснить, однако должен признать, у него это не получилось.
Что мы имеем в остатке? Обвиняемый был найден с заряженным пистолетом в кармане. Он отрицает, что взял его с собой из дома; кто может подтвердить его слова? Свидетель Грэбелл, чьи манеры вы могли оценить во время моего допроса. Получается, только он видел покойного в «Комнатах Дорси» в пятницу утром. Как мог посторонний пробраться туда никем не замеченный? Откуда у него ключи от квартиры обвиняемого? Почему, собственно говоря, Грэбелл вытряхивал в темноте корзину, которую, по его же словам, почистили две недели назад? Понятия Грэбелла о чести и честности вызывают сомнения, а он остается единственным свидетелем по данному вопросу. Кто еще мог дать, пусть косвенное, подтверждение того, что Эйвори Хьюм украл пистолет? Только Реджинальд Ансвелл. Однако здесь, должен признаться, я ступаю на зыбкую почву. Господа присяжные заседатели, скажу честно: когда он рассказал нам историю, которая должна была подтвердить виновность подсудимого, я ему не поверил. Он появился здесь как свидетель защиты, и я ему не поверил. Вам решать, воспользовался ли его словами мой ученый коллега в своих целях, – мы его примеру не последуем и не станем опираться на ложные показания, будь они сделаны со стороны защиты или обвинения. При этом Реджинальд Ансвелл – тот самый свидетель, который беседовал с Грэбеллом о пистолете. Если мы узнали, что свидетель солгал во второй половине своих показаний, должны ли мы поверить в искренность первой?
Если обвиняемый все же взял с собой пистолет, направляясь в гости к мистеру Хьюму, то он задумал свое преступление заранее. Я полагаю, так оно и было.
Какие факты у нас остаются? Отпечатки пальцев на стреле. Такого рода улики сложно опровергнуть. Они определенно свидетельствуют о том, что обвиняемый касался стрелы независимо от того, прав или нет мой ученый коллега, предполагая, что кто-то поместил руку обвиняемого на стрелу, пока тот находился без сознания.
Какие улики подтверждают его обморок, его отравление, на которых основываются все дальнейшие рассуждения об отпечатках? Если вы откажетесь поверить в то, что обвиняемого отравили, то отпечатки пальцев станут решающим доказательством его вины. Каковы же улики? Графин, наполненный отравленным виски, идентичный тому, что находился в комнате, был найден в чемодане, который оставили в камере хранения на Паддингтонском вокзале, вместе с сифоном, в котором не хватает некоторого количества содовой. Не сомневаюсь, что в Лондоне можно отыскать множество похожих графинов; однако что мне хотелось бы увидеть, так это убедительное доказательство того, что обвиняемый вообще пил виски, отравленный или нет. Напротив, вы слышали мнение полицейского врача, который сказал, что обвиняемый не принимал никаких наркотиков. Справедливости ради должен заметить, что свидетель, который мог подтвердить это мнение, доктор Спенсер Хьюм, исчез (по непонятной нам причине); мы, однако, не можем утверждать, что его исчезновение как-то связано с делом, пока не услышим его показаний. Это то, что я называю фактами.
Несмотря на разнообразные выпады против доктора Стокинга, я по-прежнему считаю, что к показаниям врача с многолетним опытом работы в больнице Святого Прейда не стоит относиться легкомысленно.
Какие еще факты мы имеем? Показания Дайера о словах, сказанных обвиняемым покойному: «Я пришел сюда не для того, чтобы совершить убийство, разве что это будет абсолютно необходимо». Теперь эта фраза, как на том настаивает мой ученый коллега, претерпела некоторую поправку со стороны обвиняемого; в нее добавились слова «Я пришел сюда не для того, чтобы красть ложки». Обратите внимание, что остальные показания Дайера были приняты моим ученым коллегой, можно сказать, с удовольствием, так как большая часть доказательств защиты основывается на словах дворецкого. Значит, мы должны поверить, что Дайер из тех свидетелей, которые говорят правду в час дня и врут в пять минут второго?
Господа присяжные заседатели, теперь вы понимаете, под каким углом я прошу вас взглянуть на это дело. Прояснив это, позвольте еще раз пройтись по всем уликам с самого начала, от факта к факту, от события к событию…
…Приводит нас к концу этой истории. Теперь что касается арбалета и трех фрагментов пера – эти улики стали весьма серьезным ударом по обвинению, о котором нас не предупредили заранее. Разумеется, вполне законно представлять улики без предупреждения; у защиты были все основания так поступить, хотя обвинение обычно заблаговременно информирует защиту о том, какой линии будет придерживаться во время заседания. Итак, что касается арбалета и трех кусочков пера, у меня нет ни желания, ни намерений это комментировать. Как фрагмент пера – если он действительно оторвался со стрелы, которая лежит перед вами, – как этот любопытный фрагмент угодил в отверстие дверной ручки, я не знаю. Как другая часть пера – с той же оговоркой – попала в зубья лебедки арбалета, я тоже, честное слово, не знаю. «Они там», – говорю я, и больше мне сказать нечего. Если вам кажется, что эти факты говорят в пользу обвиняемого, ваш долг учитывать их при вынесении вердикта. Вы не имеете права осудить этого человека, пока у вас не останется ни малейших сомнений в том, что все факты и улики, изложенные нами, неоспоримо указывают на его виновность. Разумеется, последнее слово остается за его честью; и я уверен, что он скажет вам…
16:55–17:00. Из заключительной речи судьи Рэнкина.
…и перед нами, господа присяжные заседатели, дело, построенное на косвенных уликах. Чтобы понять ценность такой улики, следует задать вопрос: исключает ли она все другие разумные вероятности? Или, говоря строже: исключает ли она все другие теории и вероятности? Если у вас нет абсолютной уверенности в вине подсудимого, вы не сможете вынести приговор при отсутствии разумных оснований для сомнения. Закон в этом отношении прост и ясен как божий день. Человек не может быть обвинен, особенно в убийстве, на основании одних лишь вероятностей: разве что, собранные вместе, они приводят к разумной уверенности в его вине. Во всех остальных случаях обвинения с него должны быть сняты. Вопрос не в том, кто совершил преступление, а в том, совершил ли его обвиняемый. Вы слышали показания свидетелей, слышали достаточно подробное описание всего дела от прокурора и адвоката, моя же цель – сделать краткий обзор всех доказательств, представленных ранее. О фактах здесь судите вы, а не я. Прошу помнить об этом, когда вам покажется, что я упускаю что-то из виду или, напротив, излишне подчеркиваю определенные обстоятельства, опровергая тем самым ваше мнение, к которому вы успели прийти.
Давайте рассмотрим так называемые релевантные факты с самого начала. В первые минуты заседания было сказано много слов о манере поведения обвиняемого. В суде разрешено давать показания о том, как человек выглядел и как себя вел: казался ли он счастливым, возбужденным и так далее. Вам, следовательно, надлежит внимательно отнестись к показаниям на этот счет. Однако должен заметить, что не стоит придавать слишком большое значение подобным заявлениям. Думаю, вам хорошо известно, что и в обыч