езусловно имелась твердая практичная жилка. Эйвори Хьюм представал добрым, заботливым отцом со склонностью к занудным нотациям. Одна мысль особенно сильно приводила его в восторг:
Вряд ли я загляну в слишком уж отдаленное будущее, если скажу: однажды у меня появится внук… (Когда зачитывали этот фрагмент, обвиняемый побледнел, как привидение.) …и я настолько в этом уверен, моя дорогая дочь, что собираюсь оставить все, что имею, твоему сыну; я также уверен, что всех нас впереди ждет много счастливых лет.
Раздались неловкие покашливания. Ансвелл сидел, слегка наклонив голову, положив руки на колени. Мистер Хантли Лоутон продолжил допрос свидетельницы:
– Вы можете вспомнить, что говорил мистер Хьюм о помолвке в целом?
– Да, он часто повторял: «Все складывается просто замечательно. Лучше не придумаешь». А я возражала: «Но вы совсем не знаете мистера Ансвелла». Он отвечал: «Славный молодой человек, я знал его мать, она была весьма достойной леди». Нечто в этом роде.
– Другими словами, он считал свадьбу делом решенным?
– Ну, нам так казалось.
– Нам?
– Доктору и мне. Доктору Спенсеру Хьюму. По крайней мере, я так полагала, за других не могу говорить.
– Хорошо, мисс Джордан. – Прокурор сделал паузу. – Заметили ли вы перемену в поведении мистера Хьюма между тридцать первым декабря и четвертым января?
– Да, заметила.
– Когда вы заметили ее в первый раз?
– Субботним утром, в день его смерти.
– Пожалуйста, расскажите об этом.
Гипнотическая манера речи мистера Лоутона почти совсем успокоила мисс Джордан. Она говорила негромко, но ее хорошо было слышно. Поначалу она не знала, куда девать руки: то складывала их на бортике кабинки, то убирала вниз; в конце концов она решительно обхватила бортик. Упоминая о письме, которое помогала писать, мисс Джордан с трудом сдерживала слезы.
– В пятницу я и доктор Спенсер Хьюм, – начала она, – должны были отправиться к Мэри в Суссекс, чтобы провести выходные с ее друзьями. На самом деле мы просто хотели ее поздравить. Предполагалось поехать на машине, однако в середине субботы мы все еще находились в Лондоне, потому что у доктора Хьюма оказалось много срочных дел в больнице Святого Прейда[9]. В пятницу вечером Мэри позвонила из Суссекса, и я сказала ей, что мы собираемся приехать. Упоминаю о ее звонке, потому что…
– Мистер Эйвори Хьюм собирался поехать с вами? – спросил прокурор.
– Нет, он не мог. В воскресенье у него были дела, кажется связанные с Пресвитерианской церковью. Но он просил передать свои наилучшие пожелания. И мы должны были привезти Мэри обратно с собой.
– Понятно. Что же случилось в субботу утром, мисс Джордан?
– В субботу утром, – было видно, что она говорит о событиях, которые давно не давали ей покоя, – во время завтрака, от Мэри пришло письмо. Я поняла, что оно от Мэри, потому что узнала почерк. И удивилась – зачем ей было писать, если только вчера вечером она говорила с отцом по телефону.
– Что стало с этим письмом?
– Я не знаю. Мы искали его повсюду, но так и не нашли.
– Тогда просто расскажите нам, что сказал или сделал мистер Хьюм, получив это письмо.
– Прочитав его, он резко поднялся из-за стола, положил листок в карман и отошел к окну.
– И?..
– Я спросила: «Что случилось?» Он сказал: «Жених Мэри будет сегодня в городе и хочет нас повидать». Я ответила: «Значит, в Суссекс мы не поедем», имея в виду, разумеется, что нужно встретить мистера Ансвелла и составить ему компанию за ужином. Мистер Хьюм повернулся ко мне и произнес: «Вы должны поехать в Суссекс, как и предполагалось».
– Каким тоном он это сказал?
– Отрывисто и в ледяной манере, в таких случаях ему лучше не перечить.
– Понятно. Что было дальше?
– Я спросила: «Вы, конечно, пригласите его на ужин?» Секунду он смотрел на меня, а потом ответил: «Мы не станем никуда его приглашать, тем более на ужин». Затем он покинул комнату.
Прокурор положил руки на спинку скамьи. В этот момент обвиняемый резко вскинул голову.
– Мисс Джордан, если я не ошибаюсь, примерно в половине второго того же дня вы проходили по холлу мимо двери, ведущей в гостиную?
– Да.
– И услышали, как мистер Хьюм разговаривает по телефону?
– Да.
– Вы заглянули в комнату?
– Да. Он сидел в кресле спиной ко мне около низкого столика между двумя окнами, на котором стоял телефон.
– Не могли бы вы повторить, как можно точнее, слова, которые он тогда произнес?
Свидетельница спокойно кивнула и сказала:
– Он произнес: «Учитывая все, что я слышал, мистер Ансвелл…»
– Вы можете поклясться, что именно эти слова он произнес?
– Могу.
– Пожалуйста, продолжайте.
– «Учитывая все, что я слышал, полагаю, нам стоит уладить вопрос относительно моей дочери».
Судья остановил свои маленькие глазки на прокуроре и проговорил все тем же спокойным голосом:
– Мистер Лоутон, как вы собираетесь установить, что человеком на другом конце провода был обвиняемый?
– Ваша честь, у нас имеется свидетель, который слышал этот разговор по второму телефону, стоящему в холле. Полагаю, он согласится сообщить нам, принадлежал ли голос в трубке обвиняемому или нет.
С левого края первой скамьи раздался возмущенный, если не сказать злобный, кашель. Г. М. поднялся со своего места, опираясь костяшками пальцев на стол. По неведомой причине косица его парика задралась вверх, напоминая поросячий хвостик. Его голос оказался первым по-настоящему человеческим звуком, который мы услышали в тот день в зале суда.
– Ваша честь, – прогрохотал Г. М., – чтобы сэкономить время, предлагаю сразу признать, что по телефону говорил обвиняемый. На самом деле мы на этом настаиваем.
Отвесив несколько поклонов и вызвав неумеренное изумление и любопытство, он рухнул обратно на свое место. В ответном поклоне мистер Лоутон умудрился смешать ледяную вежливость с усмешкой (которую разделяли и остальные юристы в зале).
– Продолжайте, мистер Лоутон, – сказал судья.
Прокурор повернулся к свидетельнице:
– Вы передали нам слова покойного: «Учитывая все, что я слышал, полагаю, нам стоит уладить вопрос относительно моей дочери». Что еще он сказал?
– Он сказал: «Да, буду весьма признателен…» – затем немного помолчал и произнес: «Не стоит обсуждать это по телефону. Не могли бы зайти ко мне?» Затем: «Подойдет ли вам шесть часов вечера?»
– Каким тоном он это сказал?
– Отрывисто и формально.
– Что случилось потом?
– Он тихо опустил трубку на рычаг, несколько секунд смотрел на телефон и произнес: «Мой дорогой Ансвелл, я разделаюсь с вами, будьте вы прокляты!»
Тишина.
– В каком тоне он сказал эти слова?
– Так же как раньше, только теперь он был чем-то доволен.
– Вам не показалось, что в этот момент он разговаривал сам с собой, высказал вслух свои мысли?
– Да.
Рассказывая свою историю, мисс Джордан, как большинство свидетелей, занимала оборонительную позицию. Она понимала, что все сказанное может быть использовано против нее. Ее увядшая красота и модные очки почти растворились в тени черной шляпки с козырьком. Мисс Амелия Джордан принадлежала к тому типу весьма практичных женщин, которые, однако, всецело зависели от мужчин. Она изъяснялась необыкновенно нежным голоском, поэтому любая грубость, даже фраза «будьте вы прокляты», казалась в ее устах неуместной.
– Что вы сделали после того, как услышали эти слова?
– Я быстро ушла прочь, – неуверенно ответила мисс Джордан. – Я была… настолько удивлена неожиданной переменой и тем, как мистер Хьюм разговаривал с мистером Ансвеллом… Не знала, что и подумать, поэтому не хотела, чтобы он меня заметил.
– Спасибо, – ответил прокурор, а затем произнес в задумчивой манере, четко выговаривая каждое слово: – Учитывая все, что я слышал… Вы полагаете, мистер Хьюм что-то узнал о подсудимом и это заставило его изменить свое мнение о нем?
В этот момент раздался невозмутимый голос судьи (казалось, ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он говорил):
– Мистер Лоутон, я не могу вам позволить задать этот вопрос. Генеральный прокурор отметил, что обвинение не будет доискиваться до причины, которая заставила покойного изменить свое отношение к обвиняемому. Поэтому прошу вас воздержаться от предположений на этот счет.
– Прошу прощения, ваша честь, – проговорил прокурор с искренним смирением, быстро развернувшись к судье. – Уверяю, я не хотел делать никаких предположений. Попробую еще раз. Мисс Джордан, можно ли сказать о мистере Хьюме, что он был человеком, чьими поступками часто руководила мимолетная прихоть?
– Нет, только не он.
– Он был благоразумным человеком, который привык подчиняться доводам рассудка?
– Да.
– Давайте предположим, что в понедельник мистер Хьюм решил, что Джон Смит – весьма умный джентльмен. Станет ли он считать его дураком во вторник, если не обнаружит очень вескую причину для такой оценки?
Мягкий голос судьи заглушил все прочие звуки в зале, когда он сказал:
– Мистер Лоутон, я настаиваю, чтобы вы прекратили задавать свидетельнице наводящие вопросы.
– Как-будет-угодно-вашей-чести, – скромно-вежливо пробормотал прокурор и сразу же обратился к мисс Джордан: – Итак, давайте вернемся к вечеру четвертого января. Сколько людей, по-вашему, находилось в доме в шесть часов вечера?
– Мистер Хьюм, Дайер и я.
– Проживает ли в доме кто-то еще?
– Да, доктор Хьюм, повар и горничная. Однако последние двое взяли отгул, а доктора Хьюма я должна была забрать на машине из больницы Святого Прейда не позже шести пятнадцати, потому что оттуда мы хотели сразу же отправиться в Суссекс…
– Хорошо, мисс Джордан, – пресек прокурор ее нервозную многословность. – Где вы находились в тот вечер примерно в шесть часов десять минут?
– Я была наверху, собирала чемодан доктора Хьюма – он попросил меня это сделать, потому что у него не было времени вернуться за своими вещами из больницы. И мне, конечно, не стоило забывать про свой саквояж…