- Что происходит? – спросил Павел, устраивая руки на коленях так, чтобы Сергей мог их видеть.
- Это тебя надо спросить, - наконец, убрав руку с кобуры, рявкнул Донских.
- Мы с вами что, уже успели перейти на «ты»? – Камышев уставился на разбросанные в прихожей на тумбочке вещи Марьяны. Поверх целой горы различных чисто женских штучек, вроде помады, пудры и расчески, лежала его книга, открытая на развороте.
- Зачем ты пришел сюда?
- А где Марьяна?
- Я это и хотел у тебя спросить. – Сергей подошел ближе и тяжело вздохнул. – Когда ты виделся с ней?
Его взгляд упал на книгу, подписанную Павлом. И ревность пожаром стала разрастаться в груди следователя, угрожая вылиться в неконтролируемый выплеск агрессии.
- С Марьяной? – Бородач задумался. - Полчаса назад.
- Куда ты ее дел?
- Я? – Камышев прикусил губу. – С какой стати вы позволяете себе так со мной разговаривать?
Донских сжал челюсти и сделал шаг в сторону писателя.
Тот немедленно вскочил, готовый в случае чего нанести ответный удар, но замер, увидев, что рука следователя вновь легла на кобуру.
- Почему именно ты всякий раз оказываешься рядом с жертвами?! – прокричал Сергей ему в лицо.
- Не знаю, - Павел вновь поднял руки, давая понять, что не хочет сейчас мериться силой, - послушай, если она пропала, нужно что-то предпринимать. Ты не там ищешь. Я расстался с ней тридцать минут назад. Она вошла в этот подъезд, своими ногами, и я не заметил, чтобы потом входила в квартиру.
- Тебе не мерзко сознаваться, что ты шпионил за ней? – прошипел Донских, в гневе сжимая губы.
- Послушай, сейчас не время это выяснять! – Камышев начинал злиться. – Я не причастен. Вызывай своих людей, предпринимай что-то! Время идет!
- Что ты видел?
- Она вошла в подъезд. Это точно. Свет в квартире не загорался.
- Но ее вещи здесь.
- Возможно, она вошла, поставила сумку, и дальше произошло что-то, о чем мы можем только догадываться. Зацепки, они где-то в подъезде. Давай обойдем каждую квартиру, проверим каждого жильца, кто-то, наверняка, что-то слышал или знает.
Сергей покачал головой. Его начинал напрягать этот странный тип, пытающийся казаться героем. Но отчего-то он ему верил, несмотря даже на неприязнь. Он прищурился:
- Ты останешься здесь.
- Зачем? – Павел всплеснул руками. – Если я хочу помочь. Сейчас нам важна каждая секунда!
Следователь толкнул его в грудь, заставив сесть обратно на стул.
- Сиди на жопе ровно. И не дергайся. Если мне не понравится, как ты сидишь, поедешь в изолятор. Усек?
- Но… - собирался воззвать к его человечности Камышев.
- Усек, спрашиваю?
- Да, - выдохнул Павел, наваливаясь на спинку стула.
В это же мгновение на лестничной клетке послышались торопливые шаги. Через секунду в квартиру вбежали Лисовский и его люди.
- Костя, останься с этим, - Сергей кивнул в сторону рассерженного бородача, - можешь использовать все, что хочешь: уговоры, наручники, оружие, розги, но только чтобы этот тип не отрывал свою задницу от этого стула.
- Хорошо!
И они вышли, оставляя Камышева под присмотром молодого оперативника с трясущимися руками.
- Вошла в подъезд, - бросил Максу на ходу Донских, - дошла до квартиры. Сумка в прихожей, дверь открыта.
- Мы тогда по соседям. Я вызываю наших. – Лисовский подбежал к первой попавшейся двери и принялся громко по ней барабанить. – Серый!
- А? – обернулся следователь, дававший указания подчиненным.
- Там возле подъезда вход в мастерскую, кажется, у них висит камера, которая может цеплять подъезд.
- Ага, - кивнул Донских и, обливаясь потом, побежал вниз по ступенькам.
***
Во сне они снова были вместе.
Худенькая девчонка с огненно-рыжими волосами, мелкими озорными веснушками и открытым всему миру сердцем. И мальчишка - высокий, черноволосый, с глазами цвета горького шоколада. Они сидели, прижимаясь плечами друг к другу, и рисовали пальцами на горячем песке. Чертили глубокие дорожки, и у каждого был свой путь. Их линии шли параллельно и ближе к воде сливались в одну.
Волна всякий раз накатывала и пожирала эти странные рисунки, перемешивала их в своей глубине, разбрасывая по всей ширине реки, и уносила с собой. Дальше. Туда, куда несло ее течение. Мальчишка с девчонкой весело смеялись и вновь упрямо чертили эти свои линии. И те снова непременно сходились воедино возле самой кромки воды.
Тогда они были совсем юными, и им казалось, что их любовь способна преодолеть любые препятствия, не говоря уже о какой-то стихии. Им было подвластно все - ведь они были друг у друга.
Они держались за руки и могли не отпускать их, как угодно долго. Смотрели в глаза, стараясь навеки запечатлеть в мыслях образы друг друга, и знали, что любовь стоит того, чтобы ждать. Весь мир лежал перед их ногами. Весь.
Они не знали лишь одного. Судьба коварна: они смогут видеться часто, но лишь во сне…
Марьяна, кажется, несколько тысяч раз хлопала глазами, но темнота не рассеивалась. Она попыталась пошевелить руками, но эти попытки тотчас резкой болью отдались в запястьях, связанных за спиной.
Осознав, что скована в движениях, девушка резко дернулась. Еще раз. И еще. Сознание теперь быстро возвращалось в ее тело. Она могла видеть и даже узнавала окружающую обстановку: мрачная старая мебель, кажущаяся почти черной в полутьме, разбросанные повсюду пустые бутылки и пыль, стоящая в воздухе. Сухая, мелкая, невесомая пыль, противно щекочущая ноздри.
Марьяна хотела оглядеться и резко повернула голову на бок, отчего сильнейшая боль моментально пронзила ее затылок насквозь. Боль разрасталась, захватывая почти всю голову, за ней тело, и становилась неотъемлемой частью этой адской ловушки. Горячая, влажная боль, окутывающая своими цепкими щупальцами, заставляющая организм реагировать жуткими спазмами, скручивающими мышцы.
От каждого движения головы перед глазами девушки плясали яркие всполохи: синие, желтые, красные. Они мелькали яркими вспышками, сливаясь в громадный дикий фейерверк, и затухали с тревожным звоном, отдающимся в ушах. Левый висок неприятно щекотало. Марьяна поежилась, догадавшись, что это капля крови медленно стекает со лба в сторону щеки.
Девушка старалась вспомнить, как здесь оказалась, и искала глазами подсказку. Шторы в комнате были закрыты, поэтому разглядеть что-то в деталях не представлялось возможным. Дверь в прихожую была открыта настежь, на полу что-то белело. Оно походило на крупные осколки большой керамической кружки: ручка, донышко и отдельные мелкие части.
Так вот, чем он ударил ее по голове…
Память постепенно возвращалась к Марьяне. Она попыталась пошевелить ногами, но безуспешно. Все части тела были крепко привязаны к стулу. Девушка извивалась и выворачивалась, вызывая просто гигантские волны накатывающей боли, но это не давало никакого результата. Стул под ней ерзал по гладкому деревянному полу и даже не думал раскачиваться. Оставался еще вариант напрячься из последних сил, перевернуть его вбок или назад, но тогда бы пришлось еще раз больно удариться головой.
Она бессильно закрыла глаза и стала слушать тишину.
Вокруг не было слышно не звука. Где он? Прячется и наблюдает за ней из-за угла? Ушел, чтобы вернуться с огромной пилой, расчленить, обернуть полиэтиленом и вынести ее из квартиры по кусочкам? Вполне возможно. И ее даже не станут искать. Никто не знал, где она. Ей захотелось позвать на помощь, громко крикнуть в надежде, что кто-то все-таки услышит, но при попытке хотя бы немного открыть рот, обнаружилось, что вся нижняя часть лица ее плотно залеплена скотчем.
Прислушиваясь, она почти перестала дышать. Сердце колотилось так громко, что загоняло кровь в голову со звуком бам-бам-бам. Скоро она умрет. И никто об этом не узнает. Бам-бам-бам.
Нельзя было ждать, нужно было что-то делать. Но откуда брать силы?
Слеза маленькой каплей скользнула к щеке. Дышать через нос становилось все труднее. Затхлый воздух наполнил ноздри, перемещая боль от затылка к глазам. Голову разрывали звуки. Кто-то колотил в тысячу барабанов, не давая ей снова потерять сознание. Звук нарастал, усиливался, множился, наполнялся содержимым.
Снова накатывала адская боль в черепе. Сильно затошнило. Теперь она боялась захлебнуться собственными рвотными массами и ненадолго зажмурилась, борясь с подкатывающим рефлексом. Потерпеть. Еще потерпеть. Кажется, прошло.
Мышцы пламенем горели от напряжения. Расслабиться не получалось. Только голова безвольно висела над телом. Ноги и руки ужасно затекли, девушка их почти не чувствовала. Понимая, что силы покидают ее, она в последний раз подняла взгляд. Перед глазами все поплыло. Ей ничего не оставалось, только подчиниться этой слабости.
Теперь уже ничего не ждет ее впереди. Им не удастся увидеться с Сергеем, знакомство с Павлом так и останется лишь знакомством, на работе быстро найдут ей замену, а мечта найти сестру и начать общаться с племянником так и останется мечтой. Она уйдет из этого мира, так и не оставив ничего после себя. Ноль. Ничего.
Тело уже проваливалось в сон, когда мозг вдруг снова взорвал бешеный стук. Бам-бам-бам. Сердце?
Нет. Сквозь сознание продирались эти настойчивые звуки.
Это точно были не барабаны. Что это?
Бам-бам-бам.
Стук в дверь! О-ох!
От осознания этого факта, девушку словно прошило молнией. Она принялась громко стонать, изо всех оставшихся сил, и сильно раскачивать стул. Это было похоже на истерику. Звуки не прекращались. Она продолжала стонать. Но ее никто не слышал. Теперь Марьяна не собиралась сдаваться. Нужно было привлечь внимание до того, как тот, кто находился за дверью, уйдет. Девушка наклонилась щекой к плечу и принялась тереться, быстро и сильно, превозмогая боль, в надежде на то, что так удастся подцепить и отклеить полоску скотча, плотно покрывавшего ее рот.