Орудуя щеткой с длинной ручкой, Юэн сметал листья, лепестки от цветов и прочий сор. Он молчал, а Эллен, вероятно, посчитав его близким другом Бернарда, продолжала:
– Берни мне как родной сын, – сказала она. – Ты наверняка слышал, что после смерти Инесс Грегор сильно изменился. Мысли его навязчиво крутились вокруг умершей жены, он позабыл о живом сыне. Я, конечно, ему устроила скандал, когда обо всем этом узнала. Помню, как приехала сюда, везде пыль и не убрано, а маленький Берни – ему тогда было лет десять-одиннадцать – готовил себе яичницу на кухне. Я отыскала Грегора, он был как не в себе. Вот что бывает с людьми, как на них отражается трагедия. Он впал в депрессию, не его вина, с каждым может случиться, однако ребенку требовался нормальный уход. В итоге я забрала к себе Берни на время, просила брата обратиться к психотерапевту и поставила ему ультиматум: если он не приведет себя и дом в порядок, добьюсь лишения родительских прав. Это, кажется, его отрезвило. Не знаю, как он собрал себя по крупицам, но через время он вернулся за сыном. Не такой, как прежде, до трагедии, что-то в нем все равно осталось надломленным…
Эллен выдохнула и, достав платок, вытерла накатившие слезы. Юэн с силой сжал ручку от щетки. Может быть, в иной ситуации женщина не стала бы делиться такими подробностями, однако сейчас, на нервной почве, этот монолог хлынул, как вода из прорвавшейся трубы.
– Берни с детства был самостоятельным, – чуть успокоившись, добавила Эллен. – В этом плане я за него не переживаю, голодным он не останется, и дом будет в порядке. А вот его моральное состояние меня пугает. Он такой молчаливый. Разговаривать об отце не хочет. Сейчас он снова остался один, и ему очень нужна поддержка, хоть он и не показывает этого. Но я вижу, что вокруг него есть люди, которым он не безразличен, – Эллен улыбнулась и покрасневшими от слез глазами выжидательно посмотрела на Юэна, намекая на то, что один из таких людей как раз сейчас стоял перед ней.
– Я присмотрю за ним, обещаю.
Когда они поужинали, за окном окончательно стемнело. Бернард сказал, что будет на улице, хочет подышать свежим воздухом. Не обращая на Юэна внимания, он вышел из кухни. Даже в такой небольшой компании из четырех человек Юэн продолжал чувствовать себя лишним. Эллен и мисс Грант (именно она приготовила и принесла поминальный ужин) принялись убираться и мыть посуду. Юэн вызвался им помочь, однако Эллен сказала, что они справятся сами.
– Поговори с Берни, – шепнула она. – Может быть, тебе получится его расшевелить.
Юэн виновато улыбнулся, но ничего не ответил. Оставив женщин на кухне, он вышел в коридор и застыл в проеме с занавеской из гладких бусин, похожих на разноцветные леденцы. Бернард сидел на крыльце.
– Хорошо, что у Берни есть такой друг, – услышал Юэн голос Эллен, доносившийся с кухни. Мисс Грант что-то сказала на эту фразу, но из-за шума воды и стука тарелок не удалось распознать, что именно.
Юэн посмотрел на кружащийся ловец снов у зеркала, снова дотронулся до него, пытаясь остановить, посмотрел на свое отражение – такой ли он хороший друг, каким посчитала его Эллен? – и вышел на крыльцо. Он медленно опустился на ступеньку рядом с Бернардом.
– Сегодня так тепло и спокойно, – сказал он, оглядев лужайку перед домом, на которой стояла темно-зеленая машина.
Бернард сидел неподвижно, как статуя. Он будто даже не заметил севшего рядом Юэна. Сцепив пальцы вместе, парень, не моргая, смотрел в одну точку, куда-то в траву перед крыльцом.
«Да уж, умеешь ты утешать людей, – мысленно упрекнул себя Юэн. – В иной ситуации за словом в карман не полезешь, а сегодня словно язык отрезали».
А что говорить? Юэн до сих пор не знал. Он только и делал целый день, что ходил и прокручивал этот вопрос в голове: что сказать Бернарду, чтобы взгляд его перестал быть таким стеклянным, чтобы парень-фотограф не напоминал ходячего мертвеца. Произнести философскую речь? Привести какую-нибудь цитату? Явно плохая идея. Скорее всего, Юэн сам бы спотыкался на каждом слове, а Бернард в итоге просто отмахнулся бы как от назойливой мухи, потому что навязчивость в данной ситуации намного хуже, чем молчание. Из дома все еще доносился шум текущей из крана воды и стук тарелок.
Частично смирившись с тем, что подходящие слова не найдутся, Юэн, ведомый каким-то внутренним неосознанным стремлением, подвинулся ближе к Бернарду, прислушиваясь, дышит ли тот вообще, не превратился ли в один из недвижимых образов со своих фотографий. Может быть, и не всегда нужны слова. Может быть, порой молчание более красноречиво. При взгляде на Бернарда внутри у Юэна оглушительно выла сирена и словно бы тысячи зеркал разлетались на осколки. Невыносимо было смотреть на это внешнее спокойствие, лучше бы Берн кричал, плакал, может, бил посуду, которую намывали женщины на кухне, но не сидел бы тут изваянием, разрушая себя изнутри.
«Почему я ничего не могу сделать, чтобы облегчить твои страдания?» – мысленно обратился он к Бернарду.
Разделявшее их расстояние хотелось преодолеть, может, все-таки через прикосновение он перетянет на себя часть боли…
Юэн протянул руку и положил ладонь на предплечье Бернарда. Несколько секунд ничего не происходило, и Юэн даже испугался, что Берн действительно обернулся каменной статуей. Руку, тем не менее, он не стал убирать, сжал чуть сильнее. Стих шум воды. Голова Бернарда едва заметно повернулась. Он словно бы только что осознал, что сидит не один, вернулся в реальность, взгляд стал более осмысленным. Берн посмотрел на руку Юэна на своем рукаве. Его рот приоткрылся, губы дрогнули, будто какие-то слова поднялись изнутри, чтобы вырваться наружу, но в последний момент упали камнем обратно. Он расцепил пальцы, сделал тяжелый вдох, будто до этого не дышал вовсе. Приподняв свою руку и освобождаясь таким образом от руки Юэна, положил ладонь ему на плечо. Головы не поднял, взгляд, чуть более живой, чем несколько секунд назад, был все еще направлен куда-то вглубь себя.
Внутри у Юэна все перевернулось и похолодело. Этот его жест… дружеский, но словно говорящий о том, что Бернард не собирался подпускать Юэна слишком близко. Что его боль – только его, и точка. По телу пробежала дрожь. А чего он ожидал? Что Бернард расплачется или что? По парню сразу было видно – он из тех, кто держит эмоции при себе, особенно самые сильные, разрушающие. Об этом и беспокоилась Эллен, это и привело Грегора Макхью к ранней смерти.
Скрипнула ступенька, рука Бернарда соскользнула с плеча Юэна, он встал и странной походкой, будто ноги норовили в любой момент отказать, шурша гравием, направился к машине.
С каждой минутой звезды разгорались все ярче. Если посидеть еще немного и полностью выключить свет в доме, можно будет полюбоваться сияющим, точно усыпанным бриллиантами небом. Со стороны дома все затихло, и тишину ночи наполняли только стрекот сверчков и пение птиц.
Хлопнула дверь машины и, с фотоаппаратом в руках, такой же вялой походкой, как прежде, Бернард направился обратно к крыльцу. Он тяжело сел на прежнее место, нет, не совсем – увеличил расстояние. Не произнося ни слова, он сфотографировал машину, подлесок, уходящий в темноту, затем повернулся и посмотрел на Юэна через линзу объектива – щелк.
Бернард опустил фотоаппарат. На его лице – печать непонимания, словно он долго пытался отгадать какую-то загадку, но так и не приблизился к ответу ни на шаг. Он смотрел Юэну прямо в глаза, вероятно, искал подсказки в его взгляде.
– Если все это правда, про души и призраков, – сказал Бернард, – то где отец может быть сейчас?
Юэн потянулся и забрал у него фотоаппарат, скрылся на несколько мгновений за объективом и сфотографировал Бернарда, затем протянул обратно.
– Рядом со своим сыном.
Бернард забрал фотоаппарат, вздохнул и посмотрел на Юэна.
– Спасибо, что пришел и что остался помочь, – сказал он.
– Пустяки, – Юэн отвернулся и посмотрел на машину, чувствуя при этом, что улыбается, – на самом деле, услышать от Бернарда слова благодарности оказалось приятно. Возможно, он не настолько бесполезен, каким считал себя сегодня целый день.
– И все же спасибо за то, что ты оказался рядом, – тихо повторил Бернард.
– Угу, – кивнул Юэн, мысленно выдыхая. Хорошо, что Берн не полностью закрылся в себе. Юэн поднялся и стряхнул невидимые пылинки с пиджака. – Уже поздно, мне, наверное, лучше отправиться домой.
В этот момент в проеме с занавеской из бусин показались Эллен и мисс Грант, они о чем-то тихо разговаривали и не обращали внимания на двух парней на крыльце.
– Как угодно, – сказал Бернард, посмотрев в сторону беседующих женщин, – но если что, в доме есть свободная комната.
– Нет, я не хочу тревожить ни тебя, ни мисс Бакстер.
Бернард тяжело поднялся с крыльца и протянул Юэну руку, другой рукой держась за фотоаппарат.
– Спасибо тебе еще раз.
Юэн посмотрел на протянутую руку и, подавив желание сократить расстояние и в качестве поддержки обнять Берна, пожал ее. Это было не тем прикосновением, через которое можно было бы разделить горе, однако Юэн все еще желал как-то утешить этого потерявшего родственника человека. Он боялся, что, если уберет руку, Бернард исчезнет, потонет в своей скорби, которую держал в себе. Напоследок Юэн кратко сжал его ладонь, и рукопожатие ослабло. К ним подошли женщины.
– Ты тоже уже уходишь, Юэн? – спросила Эллен.
– Да, мне пора, – он вежливо поклонился. – Мисс Грант, если вы не против моей компании, я могу проводить вас до дома, время уже позднее.
– Буду благодарна, хоть тут и недалеко идти, – отозвалась женщина.
– Спасибо тебе за помощь, – сказала Эллен дрогнувшим голосом и коснулась плеча Юэна.
– Что вы, это меньшее из того, что я мог сделать. Еще раз примите мои соболезнования, – сказал он и снова вежливо поклонился.
На секунду их взгляды с Бернардом пересеклись, и Юэну показалось, что тот хочет что-то сказать, однако сегодняшний день вымотал их всех так сильно, что лучшим его завершением было оставить все слова на потом.