Через день фотостудия действительно заработала. И хоть Бернард уже привычно сидел за рабочим столом, когда пришел Юэн, ощущение, что что-то случилось, не уходило. Наверное, в таких ситуациях необходимо только ждать. Пройдет время, воспоминания улягутся, эмоции поутихнут.
Они не поднимали тему похорон, Юэн не спрашивал Бернарда ни про отца, ни про мать, ни про Эллен. В целом фотограф не производил впечатление человека, находящегося на грани депрессии, хоть и на нервной почве потерял несколько фунтов веса. На шутки Юэна отвечал с иронией, старался (это было заметно) не выглядеть слишком хмурым и молчаливым. Конечно, о том, что происходило у него внутри, оставалось только догадываться, но сам Берн не желал об этом разговаривать и избегал острых тем.
Он снова стал задерживаться в студии, на час, на два или на всю ночь, Юэн не знал, но, судя по углубившимся синякам под глазами, у Бернарда появились проблемы со сном. Возможно, бессонница, с которой он пытался справиться внеурочной работой. Или если ты сам себе хозяин, для тебя не существует такого понятия, как «сверхурочная работа»? С советами и рекомендациями Юэн не лез, у парня была своя голова на плечах. Бывало, Бернард долго, не моргая, смотрел в одну точку, тогда его глаза тускнели, становились практически серыми. Иногда он будто что-то замечал, Юэн поворачивал голову в ту сторону, в которую был направлен взгляд Бернарда, однако там не было никого и ничего особенного. На вопросы Юэна о самочувствии он отвечал, что с ним все нормально. Чем чаще он говорил «нормально», тем сильнее казалось, что это не так.
«Натяни улыбку до ушей и притворись, что все отлично», – вспоминалась Юэну в такие моменты цитата из одной песни.
Некоторое время они работали стабильно в прежнем режиме. Бернард каждый день находил Юэну какую-нибудь работу, один раз даже позволил понаблюдать за процессом проявки фотографий. Просто понаблюдать. Клетку-аквариум до конца им так и не удалось разобрать, хлама там было значительно больше, чем казалось с первого взгляда. Впрочем, Бернард уже как-то и не стремился привести в порядок эту часть своей студии. В нем прослеживались намеки на апатию.
Когда позвонил Дэвид Питтс и сообщил, что в местном выставочном центре организовали выставку фотографий Бернарда, парни поехали туда вместе. Посетителей было не очень много, но те, что заходили, рассматривали фотографии с интересом, однако это вовсе не означало, что все они заинтересуются местной библиотекой. Одно дело – сходить на культурное мероприятие в городе, чтобы поглазеть на других и себя показать, другое дело – посетить библиотеку с неясной целью, когда многие уже читают электронные книги или только журналы с газетами.
На выставке они встретили Робина Ньюмена в компании своей помощницы (алый пиджак, которой было видно издалека) и, конечно же, охраны. Мэр, как обычно, улыбался, женщина, как обычно, хмурилась. Какие-то вещи оставались неизменными.
На небольшой презентации, где мэр затянул долгую речь о важности библиотек в современное время, Берн сидел с таким выражением лица, словно все происходящее его не касалось, хотя, несомненно, он был одним из гвоздей программы. Даже когда Ньюмен попросил Бернарда выйти к публике, чтобы вручить ему новенький фотоаппарат с массивным объективом за заслуги перед городом, Юэну пришлось ткнуть парня локтем в бок, чтобы тот очнулся. А еще взять на себя ответственность и сделать несколько фотографий, как улыбающийся Робин Ньюмен пожимал руку Бернарду Макхью, едва успевшему натянуть на лицо слабую улыбку.
«Да уж, надо будет дать ему пару уроков на тему, как вести себя перед публикой», – подумал Юэн, опуская фотоаппарат.
Когда официальная часть закончилась, можно было, наконец, пройтись по галерее и посмотреть на плоды трудов в библиотеке.
– Неплохие кадры получились, – отметил Юэн, остановившись перед увеличенной фотографией Бернарда и Эрики, смотрящих друг на друга. – Кстати, а куда исчезла блондинка? Разве она не хотела бы присутствовать на этой скромной церемонии?
– Она уехала к родственникам, – ответил Бернард, тоже посмотрев на фотографию. – Изначально должна была уже вернуться к этому времени, но недавно написала, что задержится. Продлила себе отпуск.
– Вот как, – сказал Юэн, в задумчивости почесывая челюсть.
К ним подошел Дэвид Питтс и произнес перед Бернардом благодарственную речь, отмечая талант фотографа и фотогеничность модели, то есть Эрики. Юэн молча слушал, смотрел на мужчину и не понимал, почему все его слова воспринимаются так, словно они рассыпаются, едва сорвавшись с его губ. Ни одно слово не запомнилось, только общий посыл: снимки получились хорошими, вам спасибо. Когда Питтс ушел (вообще, сколько по времени они разговаривали?), Юэн, приблизившись к Бернарду, спросил шепотом:
– Почему его речь и его самого так сложно воспринимать? Тебе он не кажется каким-то… не знаю даже, призраком, что ли? Создается такое впечатление, что он в любую секунду рассеется туманом.
– У меня тоже есть такое ощущение, – подтвердил Бернард, однако больше ничего не сказал.
Случайность или нет, но после выставки положение дел изменилось. Когда Юэну начало казаться, что все наладилось, Бернард стал периодически закрывать студию. Без повода. Вернее, причину он никогда не объяснял. Предпочитал либо игнорировать, либо обходиться какими-то банальными оправданиями. Вечером он мог прислать сообщение о том, что фотостудия на следующий день работать не будет, а соответственно, Юэну приходить не надо. Один раз студия не работала целых три дня подряд, Берн тоже не объяснил почему. Если бы у него появились проблемы с деньгами, Юэн бы понял, однако относительно финансов фотограф ничего не упоминал, а за отработанное время платил исправно.
Почувствовав неладное, Юэн пришел к его дому, но ни самого Бернарда, ни его машины на месте не оказалось. Дом-ловец-снов пустовал. Двери и окна закрыты. Юэн понятия не имел, куда мог поехать парень, тот перед ним не отчитывался, в планы не посвящал. Может, поехал забрать какой-нибудь заказ или к нотариусу. И все бы ничего, если бы это не повторилось снова через пару дней.
В состоянии Бернарда тоже что-то изменилось. Теперь он явно стал закрываться в себе. Часто витал где-то в своих мыслях. Возможно, прошло время, и на него накатило осознание произошедшего, либо высокая ответственность за студию и дом привели к выгоранию. Так или иначе, а то относительно спокойное состояние Бернарда, когда спустя пару дней после похорон студия открылась и какое-то время работала стабильно, теперь воспринималось как ремиссия перед рецидивом. Юэну начинало казаться, что вся эта ситуация похожа на наблюдение за растением, которое оставили умирать на подоконнике: разбить окно, значит, вторгнуться в чужую собственность, принести владельцу моральные и физические убытки, а для менее кардинального решения проблемы ключи от дома никто не дал.
Пару раз Юэн предлагал Бернарду сходить на концерт или в кино на какой-нибудь фильм – фотографу надо было развеяться. То, чем он занимался (или вовсе ничем не занимался) в те дни, когда студия пустовала, явно не шло ему на пользу. Однако Берн не выказывал заинтересованности. Юэн вновь начал чувствовать себя беспомощным, как тогда на похоронах. Он подозревал, что был единственным, кто способен оказать какую-либо помощь Берну, оказавшемуся в таком положении. И дело было даже не в том, что Юэн пообещал Эллен присмотреть за ее племянником. Даже если бы тот разговор у них не состоялся, ничего не изменилось бы в его отношении к Бернарду. Юэну ничего не оставалось, кроме как использовать свое универсальное оружие.
– Привет, Бернард! – воскликнула Джи, вбегая в фотостудию.
Юэн вошел за ней следом. Бернард, сидевший за рабочим столом, казался не на шутку удивленным.
– При-вет, – растерянно по слогам произнес он.
– Справедливости ради, она за мной шпионила всю дорогу, а потом остановить ее было невозможно, – сказал Юэн, медленно подходя к рабочему столу.
Берн заполнял какие-то бланки, и его левая рука с ручкой так и зависла над бумагой. Джи заинтересованно разглядывала фотографии на стене. В джинсовом комбинезоне и с полевым цветком в волосах, сплетенных из нескольких маленьких косичек в одну большую, она выглядела яркой и живой вспышкой в стенах мрачной студии.
– Как здесь холодно, – произнесла она и обняла себя за плечи, затем подошла к Бернарду и встала рядом с ним, уперев руки в бока. – Ты очень бледный. Знаешь, чего тебе не хватает?
– И чего же?
– Солнца и сладостей. А еще аттракционов.
Приподняв бровь, Бернард посмотрел на Юэна, безмолвно спрашивая: что здесь происходит? Юэн улыбнулся и невозмутимо пожал плечами. Он сложил руки на груди и прислонил ладонь к лицу, скрывая улыбку, которая выдавала его вовлеченность в этот спектакль.
– Я не совсем понимаю, – сказал Берн.
– Когда у нас умерла Кнопка… – начала Джи.
– Это морская свинка, если что, – перебил ее Юэн.
– …мне было очень грустно. Я плакала несколько дней. А Ю сказал, что мне нужен заряд положительных эмоций. Я противилась, потому что мне хотелось сидеть в своей комнате и оплакивать Кнопку, однако Ю вытащил меня к аттракционам. Мы хорошо провели день, и мне стало легче, – она положила свою маленькую ручку на плечо Бернарда и выразительно заглянула ему в глаза.
Юэн восхитился такой актерской игре. Этого таланта у его сестры хватало с лихвой. Едва Джи услышала, о чем попросил ее Юэн, она сразу поняла, как надо действовать. Для операции, которую они назвали «спасти рядового Берни», она надела свой любимый джинсовый комбинезон и приносящий удачу браслет из бусин, имитирующих планеты Солнечной системы.
– Вы предлагаете посетить аттракционы? – спросил Бернард, посмотрев сначала на Джи, потом на Юэна, затем снова на его сестру.
– Она предлагает. Я впервые о таком слышу, – сказал Юэн, помотав головой.
– Конечно же, – буркнул Бернард.