– Что такое? – спросил Юэн и резко направил луч фонарика в то место, куда смотрел Бернард.
Однако фонарик высветил только перемолотые огнем остатки зала. Никаких силуэтов-марионеток с меняющимся в помехах лицом-маской.
– Только не говори, что ты видел призрака.
Бернард перевел взгляд на Юэна, затем на собственную руку, сжимающую его предплечье.
– Осторожнее, тут опасно, – сказал он, отпустив Юэна и посветив телефоном в пол.
Несколько ступенек с одного края были сломаны. На это Бернард обратил внимание, когда они осматривали зал впервые. Если бы он не остановил Юэна, тот бы мог упасть. Или еще чего хуже – сломать себе что-нибудь.
Широким шагом Юэн преодолел сломанные ступеньки. Бернард повторил за ним и обернулся, посмотрел туда, где над рядами кресел чуть ранее заметил силуэт с мерцающим лицом-маской. Ничего. Пустота. Одной рукой он дотронулся до висевшего на шее фотоаппарата. Жаль, не успел ничего сфотографировать. Хотя вполне вероятно, что это ему померещилось, как мерещилось и все остальное в последнее время. Воздух здесь затхлый, спертый, до сих пор улавливались отголоски пожара, стены пропитались негативными эмоциями, которые испытывали люди, когда, сидя на представлении, почуяли запах гари.
Бернард ощутил, как его ущипнули за руку.
– Давай поторопимся, – попросил Юэн.
В комнате с разбитым окном дышать стало намного легче. Бернард первым перебрался и спустился по мусорному баку. Он протянул руку Юэну, но тот, проигнорировав помощь, спустился самостоятельно, хотя ноги у него заметно дрожали и он чуть не оступился, спрыгивая на землю. Улица казалась очень светлой по сравнению с помещениями театра.
– Как приятно снова дышать свежим воздухом, – сказал Юэн, делая глубокий вдох и поднимая руки, чтобы размяться.
– Ты пойдешь на вечеринку? – поинтересовался Бернард, когда они уже подходили к машине.
– Никаких вечеринок. Я собираюсь домой. Ты сам-то ведь домой едешь? Или у тебя там целый список мест, которые надо успеть посетить до рассвета? – нервно огрызнулся Юэн.
– Домой, на сегодня хватит, – ответил Бернард, садясь за руль и заводя двигатель.
– Значит, я еду с тобой.
Пристроившийся на пассажирском сиденье Юэн пристегнулся и накинул на себя куртку Бернарда, которую отряхивал от пыли весь путь, пока они шли до машины.
– Прости, что-то мне не очень хорошо. Не против, если я немного посплю?..
– Не против.
Всю дорогу Бернард думал о заброшенном театре. Там случилось очень много всего, и каждое из событий требовало анализа и осмысления. Юэн, который сейчас дремал в пассажирском кресле, прикрывшись курткой Бернарда, испугался чучела волка. Можно было бы поверить в то, что он оступился, как утверждал сам, если бы не тот факт, что потом он бормотал что-то про собаку и долго не мог успокоиться.
Бернард помнил нездоровую дрожь Юэна. Это ненормально. Так не дрожат люди, когда просто оступаются. Здесь, определенно, было что-то, о чем Юэн ни в какую не желал рассказывать. Что ж, его право. Бернард тоже не стал сообщать, что увидел странный силуэт. Хотя… Воздух в театре был застоявшимся. Ночь и общее ощущение от места вполне могли спровоцировать галлюцинации. Однако не много ли галлюцинаций в последнее время? Или совсем скоро «призраки» будут видеться Бернарду на каждом шагу, а реальность окончательно ускользнет? Как и у отца когда-то.
Бернард с силой сжал руль. Он чувствовал себя отвратительно, хоть голова на свежем воздухе чуть прояснилась. А еще ему всю дорогу казалось, что его одежда пахнет пылью и сгоревшим деревом. И не только одежда. Волосы и кожа. Прежде чем рухнуть в кровать, придется усердно натереть себя мочалкой с мылом.
Словно бы предчувствуя, что дом рядом, Юэн открыл глаза. Хотя Бернард был уверен, что парень всю дорогу не спал. Максимум дремал, но, вероятнее всего, притворялся спящим, чтобы избежать лишних вопросов.
– Не хочешь рассказать, что случилось в театре на самом деле? – настойчиво спросил Бернард, считая, что лучшего повода разузнать не представится. Надо пойти по горячим следам. Не сам ли Юэн говорил когда-то что-то про откровенность? – Ты ведь не просто оступился.
– Я уже все сказал, больше мне добавить нечего, – безапелляционно заявил Юэн. Однако по легкой хрипотце в его голосе Бернард понимал, что это не так, но требовать каких-либо откровений он не мог. – Не знаю, с чего ты взял, что что-то не так, ведь со мной всегда что-то происходит, – Юэн улыбнулся, немного натянуто. – Можно было уже привыкнуть к этому.
– Ладно, – ответил Бернард. – Как скажешь.
Юэн протянул ему куртку.
– Спасибо. Хотя мне бы стоило ее помыть и потом возвращать, ведь я хорошенько протер ею пол. Но я забуду о ней через минуту, как только зайду домой, поэтому не буду играть в джентльмена.
Они попрощались. Бернард кинул куртку на пассажирское сиденье и проследил за Юэном, пока тот, чуть потоптавшись на крыльце, не скрылся за входной дверью. На втором этаже, в комнате с бумажными звездочками на окнах, горел тусклый свет, словно был включен ночник. Бернард отъехал от дома Юэна и резко ощутил дикую усталость. Он словно только-только осознал, как вымотало его морально и физически посещение сгоревшего театра.
Юэн точно что-то недоговаривал. Потому что произошедшее с ним было очень похоже на паническую атаку, а Бернард знал на своем опыте, что это такое. Прекрасно знал.
Перемещаясь по тротуару в тени деревьев, Юэн раскручивал на пальце связку ключей. Сначала в одну сторону, потом в другую и обратно. Нехитрое действие помогало сосредоточиться на том, какую строчку песни придумать следующей:
Зеленый нимб у твоих снов,
На призраков расставлена ловушка,
Ты потираешь руки, ждешь улов.
Съедят они тебя, малыш,
Вот будет им пирушка.
Мыском кроссовки Юэн поддел и откинул лежавшую на дороге небольшую ветку в заросли кустов. Листва была все еще густой и зеленой, однако при одном только взгляде на деревья ощущалось, что в скором времени одно время года начнет медленно сменять другое. Природа вообще никогда не стояла на месте, если уж на то пошло, она как река – вроде бы название одно и русло не меняется, но вода каждую секунду разная.
Осознав, что остановился и засмотрелся на подрагивающие от ветра ветви деревьев, Юэн двинулся дальше. И с каких это пор он начал любоваться природой? Наверное, это можно было отнести к одной из прогрессирующих форм прокрастинации, потому что текст песни про призраков внезапно перестал складываться в гармоничные строки. Впереди показался прямоугольный монолит похоронного бюро. Серое, мрачное пятно посреди цветущей летней зелени.
Раскрутив ключи на пальце еще раз, Юэн резко сжал их в ладони, посмотрев на окно фотостудии, и через секунду положил в карман ветровки. Он, как обычно, подбирался к бюро с той стороны, с которой не было видно, стоят ли машины двух хозяев. Вчера, например, в это же время (половина одиннадцатого утра) главная дверь оказалась закрыта. Ключи у Юэна имелись еще с того дня, когда умер Грегор Макхью. Уже после похорон Юэн честно попытался вернуть связку ключей, но Берн сказал, чтобы он оставил их у себя на всякий случай. По прямому назначению он ими ни разу так и не воспользовался, зато иногда они неплохо помогали сочинить текст песни.
Режим работы студии так и не нормализовался. Берн продолжал позволять себе работать нестабильно, но теперь такое происходило значительно реже. Да, иногда он все же закрывал студию и, ничего никому не сообщив, куда-то уезжал, а на следующий день сидел с невозмутимым лицом и отмахивался фразой: «У меня были дела». Подробнее о своих «делах» он, конечно же, не рассказывал.
Виктор Чилтон, владелец похоронного бюро, тоже позволял себе работать непостоянно. Он утверждал, что после оказанного лечения ему стало легче, однако Юэн замечал, что болезнь по-прежнему настигала его волнообразными пиками ухудшения. Стабильность в его работе зависела больше от внешних факторов (от количества смертей в городе, если быть прямолинейным), но за конторой Виктор, несмотря на проблемы со здоровьем, следил четко и грамотно, чего нельзя было теперь с полной уверенностью сказать о Бернарде.
Несмотря на то, что фотограф не распространялся о своих чувствах, Юэн понимал: прошло еще слишком мало времени после похорон Грегора Макхью. Бернард выглядел спокойным, но в какой-то момент он, казалось, перестал тянуть на себе все внутренние дела студии, поэтому обучил Юэна и перевалил на его плечи часть работы. Юэн был не против повышения ответственности, однако в студии пришлось появляться чаще. На данном этапе это единственное, чем он мог помочь Бернарду.
Взявшись за ручку, Юэн потянул массивную дверь на себя. Открылась, значит, Бернард или Чилтон были на месте, или сразу оба.
Берн вряд ли ожидал увидеть его так рано, поэтому Юэн решил сперва заглянуть к гробовщику. Просто поздороваться и поболтать о чем-нибудь высокоинтеллектуальном, спросить о здоровье и горько повздыхать, посматривая в сторону умирающего пианино.
Оказавшись в небольшом фойе, Юэн расслышал отголоски тихого и монотонного разговора. Он прислушался, но не смог разобрать ни слова. Посчитав, что Чилтон наверняка занят рабочими делами, общаясь по телефону или лично с клиентом, Юэн просто в ожидании уселся на скамью. Осмотрелся, в который раз отмечая, что здесь явный недостаток освещения, и достал из кармана смартфон. Сеть работала с перебоями, поэтому не удалось даже занять себя просмотром бестолковых видеороликов.
Хлопнув себя по бедрам, Юэн поднялся с места. Виктор по-прежнему был занят, беседуя с кем-то, и Юэн подумал, что лучшим решением сейчас будет его не отвлекать, а зайти поздороваться позже. Едва он развернулся к двери, как отчетливо расслышал голос Бернарда.
«Если все здесь…» – разворачиваясь, подумал он и шагнул в коридор. Застыв у порога кабинета Виктора Чилтона, он постучал костяшками пальцев об косяк и громко прокашлялся.