Чтобы как-то скрасить время, Юэн начал петь:
Только когда я уязвим,
Мои истинные цвета
Пробиваются наружу,
И цвета эти
В красных оттенках.
Бернард отлучился буквально на пару минут и вернулся с аптечкой. И где он только ее прятал? Парень ловко натянул синие одноразовые перчатки. На больнице теперь не настаивал и сам увидел, что тут под силу справиться местными силами.
– Не записывался я в твои личные медбратья, – пробубнил он, однако принялся обрабатывать антисептиком множественные порезы на пальцах и костяшках.
– Какой медбрат? – усмехнулся Юэн. – Самый настоящий лечащий врач.
– А теперь рассказывай, что случилось, – твердо произнес Бернард. – Только не эти свои дурацкие истории про сыр. Если ты, конечно, не перепутал кусок сыра со своей рукой. В таком случае тебе надо лечить голову.
Юэн молчал, загипнотизированный движениями Бернарда. Фотограф приложил антибактериальную салфетку, некоторые порезы еще немного кровоточили, и, придерживая ее, начал обматывать руку бинтом. Наложив бинт, Бернард отправил использованные перчатки в мусорку.
– Я не слышу твоего ответа, – сказал он, сложив руки крест-накрест на груди и посмотрев Юэну в глаза. – Молчание тебе не свойственно.
– Все нормально, – ответил Юэн и устало улыбнулся. Адреналин, который бушевал в его крови некоторое время назад, теперь обратился сонливостью, и любые слова хотелось оставить до утра. Но Бернард стоял тут со своим строгим взглядом, желал услышать ответы на свои вопросы, потому что Юэн без предупреждения вломился к нему в студию в такой поздний час. Поэтому пришлось собраться с силами. – Мы просто повздорили с ребятами из группы. И так получилось… что я ушел.
– Ушел? – переспросил Берн.
– Да, ушел из группы. Теперь я не буду выступать с ними.
– А порезы на руке откуда? Выглядит так, будто ты поссорился с чем-то острым, вроде стекла или зеркала.
– С зеркалом у нас тоже случился конфликт. Оно, правда, оказалось вовсе не виновато, всего лишь отражало безответственного идиота.
– Ради этого его надо было разбить? Знаешь, есть некоторые приметы, касающиеся зеркал. Например, что теперь на протяжении семи лет тебя будут преследовать несчастья.
– Спасибо, мне прям полегчало.
Бернард вздохнул и опустил руки.
– Я это к тому, что неужели тебя так задел конфликт в группе? Думаю, вы остынете и снова будете играть вместе, – он пожал плечами. – Хорошо, хоть с рукой у тебя все нормально, а то с первого взгляда казалось, будто ее не спасти. Теперь скажи, что ты в таком состоянии забыл в моей студии?
– Я думал, что ты уже уехал.
– И пролез в студию как вор, не включая даже света? Тогда у меня еще больше вопросов. Я уже подумываю отобрать у тебя ключ.
– Да подожди, – хрипло перебил Юэн, облизнув пересохшие губы. – Давай все сначала. Я поссорился с ребятами из группы. Если быть точным, то с одним, хотя это не важно. Мы чуть не сцепились, но я себя вовремя остановил. Впрочем, бессмысленно, потому что через несколько минут мне все равно захотелось что-нибудь сломать. Да, я вспылил, в итоге разбил зеркало, после чего остыл и понял, что натворил глупостей. Опять. Не знал, куда пойти в таком состоянии. Дома появляться было нежелательно. Отчим такой скандал устроит, что никому мало не покажется, а я сыт по горло всем этим. Тебя не хотел тревожить. Подумал, раз ты мне разрешил находиться в студии, то сегодня как раз подходящее время. Планировал по-тихому сюда пробраться, переночевать и наутро рассказать, почему я вторгся на твою территорию, но ты пришел раньше утра…
Бернард молчал несколько секунд с выражением глубокой озадаченности на лице, хотя взгляд его смягчился. Юэн мог придумать какую-нибудь другую историю, не раскрывающую всех его проблем, и Бернарду не осталось бы ничего другого, как ее проглотить, однако сейчас он чувствовал, что сказать правду – самый лучший вариант. Просто рассказать все как есть. Да, у него проблемы и разногласия, как с группой, так и с родственниками. И единственным укромным уголком, где можно было спрятаться от всего хотя бы временно, оказалась фотостудия Бернарда Макхью. Юэн отметил, что ему даже полегчало, когда он все рассказал.
– Ладно, я понял, – сказал, наконец, Берн. – У меня только один вопрос: ты серьезно думал переночевать в фотостудии с покойником в подвале недалеко от старого кладбища?
Юэн горько усмехнулся, осознавая, насколько мизерными могут казаться некоторые проблемы по сравнению, например, со смертью. В то же самое время покойник в холодильной камере воспринимался уже как что-то обыденное. Уж он точно не может доставить таких проблем, какие вытекают из взаимоотношений с живыми людьми.
– Да, это звучит несколько жутко и мрачно, однако лучше, чем ночевать на улице.
– Забирай свою гитару. Поехали домой.
Они сидели на диване c разноцветным вязаным покрывалом, и Юэн разглядывал большой ловец снов на стене. Это была та же самая комната, которую освободили во время поминок Грегора Макхью. Юэну казалось, что тут до сих пор чуть пахло свежими цветами. Запах, который в реальности давно уже выветрился, но он сопровождал проявляющиеся воспоминания. А еще пахло травяным чаем, большую чашку которого Бернард поставил на журнальный столик перед Юэном.
– Как твоя рука? – спросил он, у него тоже была чашка, большая и зеленая.
Юэн сжал и разжал руку в кулак, ощутив, как болезненно отозвались костяшки пальцев, однако ранки будто бы уже начали активно заживать. Хорошую регенерацию Юэн относил к числу своих положительных качеств, даже суперспособностей.
– Немного побаливает, но в целом все нормально. Хорошо, что ничего не сломал.
– Кроме какого-то неизвестного зеркала.
– Не такого уж и неизвестного. Просто разбил зеркало в туалете клуба. Ну и черт с ним. Там постоянно что-то колотят, никто уже не обращает внимания. То еще место для сборища всяких имбецилов и психанутых. Ноги моей больше там не будет, – выдохнул Юэн и отпил из кружки. Если это какое-нибудь успокаивающее зелье из коллекции Бернарда, то оно сейчас в самый раз.
– Найдешь другой коллектив. Думаю, кому-нибудь нужен гитарист и вокалист в одном лице.
– Да-да, но пока я ничего не хочу. Надо сделать перерыв, – сказал Юэн, откинувшись на спинку дивана и задрав голову к потолку. – Хоть и буду скучать по выступлениям. По кипящей энергии зала, по громкой музыке, после которой уши точно набиты ватой. По болящим после концерта пальцам и севшему голосу. И еще надо определиться, в каком музыкальном направлении развиваться.
– Хотел бы тебе с этим помочь, но все, что я могу сделать в данной ситуации, это высказать свое мнение. И оно не изменилось. Я по-прежнему думаю, что тебе подойдет что-то мелодичное.
– Согласен, но это слишком широкое понятие, – задумчиво произнес Юэн и положил сцепленные в замок руки под голову. – Надо экспериментировать со стилями музыки.
– Ты ведь продолжишь играть и петь? Не для выступлений, а для себя.
– Конечно, я не могу вот так все бросить, да и не хочу. Ты ведь тоже бы не смог перестать заниматься фотографией. Даже на какое-то время?
– Не смог бы. Иначе я бы не чувствовал себя собой.
– У меня то же самое.
Несколько секунд они сидели молча. Тишина эта была приятной. В доме Бернарда Юэн чувствовал себя уютно. Жаль, что в своем собственном доме он ощущал себя чужим. Талант Вилли придираться на пустом месте в последнее время значительно возрос. Они дошли до такого момента, когда Юэн начал выходить из себя, заводясь с пол-оборота. Можно многое долго терпеть и не обращать внимания, но рано или поздно капает последняя капля, и ситуация кардинально меняется.
– У тебя рукав испачкался, – сказал Бернард.
Юэн опустил взгляд, кратко коснулся своего правого предплечья и натянул край рукава ближе к ладони.
– Да, я заметил…
– Ты ведь можешь играть с такой рукой? – спросил вдруг Бернард.
Юэн посмотрел на свою перевязанную бинтом руку, пошевелил пальцами.
– Немного побаливает, но это правая рука, и если взять медиатор, вполне достаточно, чтобы двигалось запястье.
– Тогда можешь сыграть и спеть что-нибудь?
Юэн перевел взгляд на незашторенное окно. На улице темная ночь. В доме тихо, едва-едва вздрагивали перья ловца снов.
– Что, прямо сейчас? – Юэн посмотрел на Бернарда, проверить, не шутит ли он.
– Если можешь сейчас, играй сейчас, – ответил Берн. – Помню, Джи просила тебя спеть, и на следующий день я попал на ваш концерт. В клубе твой голос заглушали барабаны, рев гитар и крики подвыпившей толпы, мне хотелось бы услышать его в чистом виде.
Юэн с удивлением смотрел на Бернарда. Кончики пальцев приятно покалывало, в груди засквозило тянущее волнение, или скорее даже предвкушение, как всегда бывало перед самым началом выступлений. За это чувство он и любил концерты и музыку в целом. Ради того, чтобы испытывать эти чувства, стоило жить.
– Концерт для одного, да? – усмехнулся Юэн и, потянувшись к гитаре, приставленной к торцу дивана, освободил ее из чехла и устроил на бедре. – У меня с собой нет акустики, только электро, поэтому музыка будет скорее легким фоном.
Пальцы левой руки веером легли на гриф, таким же мягким движением правой рукой Юэн прошелся по струнам, освобождая таящийся в них звук. Для начала следовало настроить инструмент, поэтому Юэн принялся крутить колки, по несколько раз проверяя звучание каждой струны. Бернард застыл, будто загипнотизированный движениями пальцев, скользящих по струнам.
– Не помешало бы хорошенько разогреть связки. Так что заранее извини, без должной распевки мой голос может звучать ужасно, – сказал Юэн и откашлялся, прочищая горло. – И каку-у-ю песню ты хо-о-о-чешь услы-ыша-ать? – то повышая, то опуская голос до баса, пропел он, взяв несколько примитивных аккордов для разогрева.
– Не знаю. На твое усмотрение. Что-нибудь, что тебе больше всего нравится или к чему ты сейчас более близок.