Он понимал, что это просто фигура речи. Как еще можно выразиться? Не упоминать же каждый раз, что дом принадлежит Бернарду. Это вроде как очевидно. Больше всего Юэна удивляло то, как странно работает мозг в такие напряженные моменты. Он подмечает абсолютно незначительные детали, цепляется к словам или вдруг подкидывает не относящиеся к делу воспоминания.
Всю обратную дорогу никто из них не проронил ни слова. Чтобы тишина не напрягала, Бернард включил радио.
Юэн не был готов к разговорам. Потому что банально не знал, с чего можно начать, обычно перед ним подобной проблемы никогда не возникало. Посещение темного подвала не прошло бесследно. Он чувствовал, что у него до сих пор немного тряслись руки. Не сильно заметно со стороны, однако слабость вполне ощутима. А еще боль тонкой нитью стягивала голову. Ему хотелось сменить один день другим. Обычно тревоги рассеивались к утру, но сейчас все было по-другому. Юэну казалось, что что-то щелкнуло и сместилось, что они оказались по ту сторону зеркала, в месте, очень похожем на реальность, но отличающемся от нее. Может быть, такое состояние было всего лишь следствием шоковой терапии темнотой, и Бернард ничего подобного не ощущал. Может быть, просто день оказался слишком богатым на события.
Всему случившемуся должно быть объяснение, думал Юэн. В свои ранние годы человечество по собственному незнанию становилось суеверным. Ведь, например, когда-то люди были уверены, что молнии с неба ниспосланы разгневанным богом, никто и не предполагал, что у этого природного явления есть вполне заурядное объяснение. Так что объяснение детскому плачу и следу на кровати тоже должно быть. Однако вместо версий в голову почему-то лезли музыка и тексты, и Юэн, достав блокнот, просто начал сочинять песни на коленке.
Путь домой был долгим, потому что мокрая дорога в темное время суток представляла опасность. Бернард ни разу не превысил скоростной режим, более того, ехал медленнее обычного. Они же не хотели повторить «подвиг» мисс Дарсен. Юэну вообще казалось, что мыслями Берн находился где-то далеко, явно не в машине, впрочем, он сам был поглощен сочинительством.
Когда они переступили порог дома-ловца-снов, все приключившееся уже не казалось каким-то таинственным и непонятным. Время стесало острые уголки, нервы успокоились, и Юэн уже был уверен, что они с Берном оба просто восприняли события в сгоревшем доме, возможно, чуточку суеверно. Он полагал, что они сейчас быстро перекусят и разойдутся по комнатам, утром проснутся как ни в чем не бывало, кратко упомянут прошедший день и поедут в студию.
В стенах дома между ними плавно начали возобновляться простые разговоры, вроде того, что из еды поставить разогреваться или кто первым пойдет в душ. Болтать о всякой ерунде, перекидываться глупыми шутками все-таки было менее энергозатратно, чем вести напряженные разговоры. И когда время приблизилось к полуночи, а они сидели на кухне и пили свежезаваренный травяной чай, попутно обсуждая какой-то старый фильм, Юэн почувствовал, что они с Берном словно вернулись в прежнее русло. Привычное, как бы странно это ни звучало.
– Сегодня был долгий день, – подытожил Юэн, держа чашку и перекатывая по ее дну каплю чая.
– Да, – согласился Бернард и покосился на коробку со снимками, стоявшую на столе.
Возникшая на несколько секунд тишина предвещала фразы вроде: «Ладно, пора расходиться, завтра рано вставать». Однако оба молчали несколько секунд, пока не пересеклись взглядами. В зеленых глазах фотографа было что-то странное. Невысказанный вопрос или сомнение. Юэну стало некомфортно, он повел плечами и в этот момент осознал, что же все-таки было общего во взгляде у Бернарда и его отца Грегора. Пронзительность, да, но было и кое-что другое – некая холодная отрешенность. Не замкнутость и не искра социофобии, а что-то такое упрямое и настолько самодостаточное, что можно позавидовать. Бернард нарушил тишину первым:
– Подожди здесь, я сейчас кое-что тебе покажу.
Пока Бернард отсутствовал (судя по скрипнувшим ступеням, он направился на второй этаж), Юэн от делать нечего вымыл обе чашки и уселся обратно на стул, в ожидании барабаня пальцами по столу. Ловец снов медленно кружился из стороны в сторону, поблескивая в свете кухонной лампы маленькими бусинами.
Сплетай узор из своих снов
Зеленый, темно-синий, красный.
Бернард вернулся с небольшой пачкой фотографий, из которой выбрал пять штук и разложил их на столе. Какое-то время Юэн смотрел на снимки, совершенно ничего не понимая. Две фотографии были ему знакомы: заброшенный бассейн в доме отдыха «Вайтбридж» с полупрозрачными белыми сферами и «мостик предложений», на котором как бы стоял человекообразный силуэт. Где могли быть сделаны другие три – Юэн не знал. Места не выглядели знакомыми: маленький, вероятно, заброшенный одноэтажный домик, какой-то заваленный колодец и что-то похожее на старую будку электроподстанции. Однако все снимки объединяло одно – на них всех отпечатались странные силуэты или полупрозрачные белые круги.
– Что скажешь? – спросил Бернард.
– Что это дефекты пленки и еще какие-то отклонения, названия которых я не запомнил. Ты тогда говорил, – ответил Юэн, рассматривая снимки.
– Аберрации, – подсказал фотограф.
– Да, верно. Хотя выглядит несколько жутковато.
– Что, если это не ошибки в оптической системе? – осторожно предположил Берн.
Юэн взял в руки фотографию с бассейном и белыми кругами, приблизил ее к самому носу, затем отдалил и мягко постучал ею о поверхность стола.
– Хочешь сказать, что все эти «аберрации» на самом деле призраки? Даже странно слышать от тебя такое. Что случилось с Бернардом-скептиком, который первым бы начал убеждать меня в том, что это очередные отклонения или трюки?
Берн в задумчивости склонил голову набок.
– Я никогда и не был до конца уверен, что это аберрации, – устало произнес он. – Может быть, да, может быть, нет. Сегодня мы с тобой оба стали свидетелями каких-то странностей. Детский плач, след на кровати…
– Я думал об этом по дороге домой, – вернув фотографию к остальным, сказал Юэн и сложил руки, положив локти на стол, – и пришел к выводу, что мы просто остались под впечатлением от аварии мисс Дарсен и восприняли там, в сгоревшем доме все неправильно.
– Неправильно, – покачивая головой, повторил Бернард. – Как тогда правильно? Раз уж скептик сегодня ты, давай, хочу послушать разные версии.
– Я уже говорил. Возможно, то была птица или кошка. След на кровати мы могли не заметить. Там в подвале мне вообще было сложно воспринимать происходящее, я что угодно мог не заметить, – сказал Юэн, отмечая, что в словах имелась как доля правды, так и доля неточности. Чтобы отразить паническую атаку, он как раз-таки обращал внимание на разные детали, и в памяти отпечаталось много малозначительного. Однако, пока он был зациклен на какой-то мелочовке, от него могло ускользнуть что-то более важное, тот же след на кровати. – Еще как вариант, у нас были галлюцинации.
– Не может быть одинаковых галлюцинаций в одно и то же время у разных людей, – с уверенностью эксперта заявил Бернард.
– Да, слышал такое, – с легким огорчением отозвался Юэн. – Но поверить в это как-то проще, чем в призраков. Будь я в возрасте Джи, я бы подхватил эту идею, а сейчас рациональная часть меня автоматически воспринимает истории с призраками как выдумку, суеверную историю, мистическую шутку. Не воспринимаешь всерьез, потому что знаешь – в нашем мире всему есть объяснение, просто тебе не хватает информации.
– Тоже придерживаюсь такого мнения, – сказал Бернард, медленно-медленно кивая. – Но там, в подвале, я… видел что-то…
Нахмурившись, Юэн поджал губы и опустил взгляд на снимки на столе. Он прекрасно помнил, как Бернард остановился около лестницы, смотря куда-то в темноту, словно действительно там что-то видел. Подобное случалось уже неоднократно. Однако потом, выбравшись из подвала, он же неуверенно сказал, что то, возможно, была всего лишь игра его воображения.
Видимо, время в дороге до дома подействовало на них по-разному. Если Юэн качнулся в сторону скептицизма, то Бернард вдруг решил поговорить о своих видениях, отмечая в них сверхъестественные нотки. Дурное предчувствие появилось у Юэна еще со дня смерти Грегора Макхью и натянулось тревожной струной, когда он посреди ночи заявился в комнату к проснувшемуся от кошмара Бернарду. Возможно, настал тот самый миг, которого Юэн опасался, – Бернард Макхью, владелец фотостудии, сходит с ума.
– Кошмары наяву? – осторожно предположил Юэн. – Ты наверняка читал статью про пожар до того, как поехать в это место. Очевидно, что подсознание подкинуло тебе что-то странное…
Бернард покачал головой.
– Если бы это был единичный случай. Я уже давно что-то вижу… что-то вроде призраков…
Юэн сделал глубокий вдох, откинувшись на спинку стула.
– Моральное и физическое истощение, – сказал он. – Я же слышу, что ты часто просыпаешься посреди ночи, тебя мучает бессонница, и ты спускаешься вниз, подолгу сидишь в комнате отца или на кухне. Или смотришь куда-то в одну точку, будто действительно что-то видишь, но там ничего нет. Это ненормально. Я не знаю, чем помочь в такой ситуации и как бы не сделать хуже. Может быть, тебе лучше обратиться к специалисту…
– По-твоему, я ненормальный? – напрямую спросил Бернард удивительно спокойным тоном. Не было в его голосе ни раздражения, ни пассивной агрессии, ни пытливости.
– Я такого не говорил.
Бернард понимающе кивнул. Непонятно, что происходило у него внутри, но это холодное спокойствие пугало еще сильнее, чем если бы парень с пылкой уверенностью тыкал пальцем в фотографии и утверждал, что видит призраков. Однако Бернард, наверное, никогда не поступит подобным образом. Все в себе, все в себе. Вот чего так опасались Эллен Бакстер и Виктор Чилтон. Бернард варился в собственных мыслях, и ему там было вполне себе комфортно. Пусть хоть весь мир будет не прав, он же будет придержи