Охо-хо отбросил страницу и огляделся. В комнате было по-прежнему пусто, диван Хозяина белел в углу, накрытый зачем-то простыней, темный четырехугольник был виден на том месте, где раньше стояло кресло. И он опять вернулся в книгу, закрылся с головой листом и прислушался.
…В небесах торжественно и чудно.
Спит земля в сияньи голубом…
Только под утро Охо-хо крепко заснул. Ему снился Хозяин. Хозяин шел по длинной белой дороге, по обеим сторонам которой стояли высокие зеленые деревья, похожие на комнатные цветы, только больше.
…старый дуб склонялся и шумел.
— И это — букинисту! — громко сказал Муж Дочки. — Это ведь есть в полном собрании!
Книжку, в которой спрятался Охо-хо, бросили на пол, где уже лежала груда других книг.
Прижимаясь к стене, Охо-хо добрался до двери и выскользнул в щель.
Ветер налетел из-за угла, оторвал его от земли, поднял, закрутил и понес вместе с сухими листьями, брызгами воды и обрывками старой газеты.
Нагорная, десять
В повестке, которую Влюбленный вынул как-то утром из почтового ящика, было написано следующее:
«7 апреля с.г. Вам надлежит явиться к 7 часам утра по адресу Нагорная ул., дом № 10, имея при себе ценные личные вещи. Явка строго обязательна».
«Не может быть! Это, наверно, не мне, — подумал Влюбленный, — почтальон перепутал адрес».
Но — нет. Почтальон ничего не перепутал. В верхнем левом углу повестки была четко выведена фамилия Влюбленного и даже стояли инициалы.
«Как же так? Я думал — это еще далеко. Может быть, даже никогда… — он прочел повестку еще раз. — „Седьмого апреля“. — Влюбленный зачем-то взглянул на часы. — Половина одиннадцатого? Что же я стою? В одиннадцать она будет ждать, надо купить цветы!.. Ах да… Повестка… До седьмого двадцать два, нет, двадцать три дня. Целых двадцать три дня! Вечность! А ее я увижу через полчаса. И мы будем вместе весь день! И завтра. И послезавтра. Да что заглядывать так далеко!»
Влюбленный сунул повестку в карман, захлопнул дверь своего дома и побежал по улице, перепрыгивая через лужи и нарочно с хрустом наступая на упавшие сосульки. Стояла оттепель.
Начальник лаборатории просматривал утреннюю почту. Почему-то сегодня было очень много приглашений. Вот — на международный конгресс, именное, лично ему. «Почетному члену Академии, начальнику лаборатории, профессору…» — ишь, как торжественно. Конгресс будет через месяц в небольшом университетском городке на берегу моря.
«Говорят, там красиво. И доклад просят сделать меня. Нет. Это отнимет слишком много времени — подготовка к докладу, поездка… Послать заместителя. А это что? Пригласительный билет на конференцию. Я им нужен для президиума. Заместителя! Он молодой, ему даже приятно будет посидеть в президиуме… Письмо. Просят ускорить отзыв на диссертацию. Вот это нужно самому, и сегодня же. Взять работу домой — задержал на десять дней. Черт знает что!.. Открытка с лохматым желтым цветком. Смешно — у одуванчика морда, как у желтой болонки. Ага! От внука. И, конечно, опять: „Приезжай хоть на неделю, у нас уже весна. Мы пойдем с тобой в лес. Тебе нужно отдохнуть, имеешь же ты право…“»
— Право… — Начальник лаборатории улыбнулся и бережно убрал открытку в карман пиджака.
«Право-то я имею… Еще четыре пригласительных билета — все ребятам, пусть ходят. И этот… Нет, это не приглашение, повестка какая-то. „Нагорная, 10“».
Профессор быстро снял очки и надел их снова.
«Так… Вот, значит, какие дела…»
Он встал из-за стола и подошел к окну. На тонкой голой ветке качался воробей. Вверх-вниз.
«Листья на дереве появятся… после седьмого апреля… После…»
Воробей клюнул ветку.
«Кто же докончит Исследование?.. А в самом деле, сколько раз в жизни я видел, как распускаются листья? Или — как цветет одуванчик?.. А может быть, вызывают совсем не для этого? „Нагорная, 10“»…
Кто же в городе не знал, что находится в доме десять по Нагорной улице! На его дверях висела невзрачная вывеска:
ПРИЕМНЫЙ ПУНКТ
и дальше мелкими буквами:
Прием с 7 до 24 часов ежедневно.
Обеденный перерыв с 13 до 14. Вход по повесткам.
Вообще-то вывеска была не нужна. Всем в городе было известно, что в этом невысоком двухэтажном доме в самом конце улицы с незапамятных времен живет и работает Смерть. Люди не боялись Смерти, они привыкли, что она живет рядом, что ее можно встретить в магазине, на автобусной остановке, у портного. У Смерти было в городе много знакомых, и они охотно заходили к ней выпить чаю или поиграть в преферанс. Со Смертью о ее работе никто не разговаривал — она этого терпеть не могла.
— В свободное время я хочу отдохнуть и развлечься, — говорила Смерть, пожалуйста, не касайтесь производственных тем.
— А все-таки, как вы делаете… это? — не удержался однажды особенно любопытный гость.
Смерть пристально взглянула на него:
— Не торопитесь. В свое время узнаете.
И гость умолк, перепуганный.
Если к Смерти обращались родственники получивших повестку, она всегда отвечала так:
— Я — простой исполнитель. От меня ничего не зависит. Абсолютно ничего, вы же знаете.
Третью повестку получил Жизнелюб. Он завтракал и не услышал, как в комнату вошла жена.
— Там, в почтовом ящике, что-то лежит, — сказала она, — может быть, принести?
Жизнелюб с набитым ртом гневно затряс головой. Жена побрела было к двери, но в это время он проглотил кусок и окликнул ее:
— Постой! Иди сюда! Я бы дал тебе крылышко, но я знаю, ты не любишь есть. Насчет писем, — продолжал Жизнелюб невнятно, — я ведь уже говорил, что не терплю, когда трогают мою корреспонденцию. Это — неуважение к свободе, о которой мы условились. А что, холодно сегодня на улице?
— Сыро, — ответила жена.
— Ладно. Принеси, пожалуйста, газеты, — разрешил Жизнелюб.
Жена вышла и тут же вернулась.
— Там лежало еще вот это, — сказала она и протянула какую-то открытку.
Жизнелюб выхватил открытку у нее из рук, пробежал глазами и вскочил из-за стола.
— Что это?! — закричал он. — Почему? Где?!
— Что случилось? — испугалась жена.
— Повестка! Слышишь? Повестка — мне! — закричал Жизнелюб, мотаясь из стороны в сторону.
Жена молча смотрела на него.
— Молчишь? — простонал он. — Принесла и молчишь? Тебе хорошо! — он закрыл лицо руками и разрыдался.
— Почему?! — выкрикивал он. — Ведь это несправедливо! Почему — именно я? Вон, профессор из лаборатории, он целыми днями корпит над бумагой! Почему — не его? Почему не Влюбленного, этого дурака? Ведь он же не видит ни одной женщины, кроме своей белобрысой, зачем ему жизнь?
— Слушай, — сказала вдруг жена, — перестань плакать. Дай мне твою повестку, и я пойду вместо тебя.
— Правда? — вскинул голову Жизнелюб. — Правда пойдешь?
Жена кивнула.
— Ну что ж… — Глаза Жизнелюба блеснули, он вытер слезы. — Что ж, это правильно! Зачем тебе жизнь без меня? Ты была бы несчастна, я не могу этого допустить!
Последнюю, четвертую, повестку почтальон отдал прямо в руки адресату. Это была Одинокая Женщина. Она как раз выходила из дому, чтобы отправиться в музей на выставку деревянной скульптуры. Вообще-то Одинокая Женщина совсем не любила деревянной скульптуры. Ей гораздо больше нравилось печь пироги, шить, вязать. Она хотела бы, чтобы у нее была большая дружная семья, чтобы по вечерам все долго сидели за столом и пили чай, а за окном шумел ветер или шел снег. Но семьи не было, и Одинокая Женщина ходила на выставки, на концерты и в кино, чтобы люди не подумали, что она живет неинтересной жизнью, и не пожалели ее.
Почтальон столкнулся с Одинокой Женщиной на лестнице. Он достал из сумки повестку и сказал:
— Мне очень жаль, но вам вызов на седьмое апреля.
Почтальону было ни капельки не жаль, он уже много раз носил такие повестки и, отдавая их, каждый раз думал:
«Слава богу — не мне!»
Выражать соболезнование он был обязан по инструкции.
Одинокая Женщина взяла повестку двумя пальцами.
— На седьмое? — сказала она. — Благодарю.
И, повернувшись спиной к оторопевшему почтальону, стала быстро подниматься по лестнице к себе в квартиру.
«Сейчас сниму это платье, — думала она, — и туфли. Выброшу билеты на завтрашний концерт. И целых двадцать три дня буду жить, как хочу. И главное, не нужно делать прическу, улыбаться, хорошо выглядеть! Не нужно больше ничего ждать и надеяться зря! Не нужно жить интересной жизнью какое счастье!»
Сбросив туфли, Одинокая Женщина подошла к окну.
«Тает. Скоро снег сойдет совсем, на тополе раскроются почки!.. Но это будет… позже, и я не начну, как всегда, думать, что вот для всех весна…»
Одинокая Женщина улеглась на диван и закурила.
Вы думаете, двадцать три дня — это мало?
За двадцать три дня Влюбленный две тысячи тридцать раз поцеловался со своей девушкой, десять раз поссорился с ней и двенадцать раз попросил прощения. Двадцать один раз он лег спать с мыслью «она меня любит» и проснулся, уверенный в обратном.
За двадцать три дня Начальник лаборатории закончил статью, послал положительный отзыв на диссертацию, которая не очень ему понравилась, передал дела заместителю и написал длинное письмо внуку.
А потом он заперся в кабинете и до последнего дня круглые сутки работал над заключительной главой своего Исследования.
За двадцать три дня Одинокая Женщина прочла пятнадцать книг про шпионов, вспомнила все свои ошибки и порадовалась, что никогда больше их не совершит, а жена Жизнелюба двадцать три раза сбегала на Нагорную улицу, но получила отказ.
— Идите и ждите своей очереди, — сказала ей Смерть, — по чужой повестке никто вас обслуживать не будет.
Жизнелюб тоже ходил на Нагорную, десять. Он не поверил жене, подумал, что она просто испугалась. Вернувшись, он посмотрел на жену с ненавистью:
— Ты будешь жить! Чтоб ты сдохла!
А седьмое апреля между тем наступило. Снег в городе везде уже стаял, и тротуары высохли. Небо было высоким и бледным, в скверах пахло землей, голоса на улице звучали громко, а шаги по асфальту — четко.