ила: – Надо же какая квартира уютная! И двор у вас зеленый, тенистый. Никакой дачи не надо. Она у вас, Тамара Васильевна, все равно сгорела! Вернее, еще догорает. Ничего, главное, кот жив-здоров. Просил вам привет передать… Где-то тут был мой чайник… – забормотала она, оглядываясь по сторонам. – Мама дорогая! Да что ж вы не могли одного козла поделить! Гнали бы его обе в шею! Вас ведь столько объединяет! Даже в обморок, блин, в унисон попадали! – Наталья плакала и бегала от одной женщины к другой, пытаясь привести их в чувство: – Ирка! Балбеска! Да помоги ж ты мне! Видишь, Тамара совсем ноги протянула! Сейчас как треснется башкой об пол! Ой-ой-ой! Сползает! Да не накидка, блин! Зинаида сползает! Тормози! Коленками своими тормози!
– И незачем так орать! – переорала я Наташку исключительно от страха, поливая Зинаиду Львовну остатками воды из чайника и моля Бога, чтобы в этот миг не раздался милицейский звонок в дверь или в окно не вломилась группа захвата. Тамара Васильевна, если придет в себя, точно не выдержит. И ее смерть будет на моей совести. Честно говоря, Зинаиду Львовну мне было не так жалко. Тем не менее живительная сила воды привела ее в чувство первой. В это время и раздался требовательный звонок в дверь. – Спокойно, это милиция, – пояснила я, уверенная, что Зинаида снова потеряет сознание. Но она слабо махнула рукой и попыталась встать, чтобы дотянуться до полотенца. – Сейчас открою! – крикнула я в коридорное пространство, передала женщине полотенце и помогла ей выйти в другую комнату. Даже в таком состоянии она хотела привести себя в порядок. Через глазок была видна группа подтянутых товарищей, стоявших плечом к плечу, как на коллективной фотографии. – Проходите, мне некогда – там старушки валяются, – заявила я и стремительно понеслась назад…
9
Зинаиды Львовны в другой комнате не было. На полу под подоконником валялось мокрое полотенце. Неотрывно пялясь в распахнутое настежь окно, я как-то сразу поняла, что ее вообще уже нигде не было. В этом мире. Внизу, под окном, уже слышались чьи-то встревоженные крики, причитания… Меня толкали, пытались сдвинуть с места, а я стояла и думала, какая же это Европа? Летом здесь, наверное, можно обчихаться от тополиного пуха. Ветки тополя почти живут в комнате. Из-за этого немного темновато, зато в зной не так жарко. А зимой даже приятно пообщаться с заснеженным великаном…
– Сафин, да возьми ты ее под локотки и вынеси в большую комнату. Пусть там пока постоит. – Голос донесся откуда-то со стороны и вызвал раздражение. Зачем орать? Я поморгала глазами и посмотрела на молодого человека, задумчиво размышлявшего, с какой стороны ко мне удобнее подступиться.
– По морде схлопочешь, – услышала я свой собственный голос, показавшийся мне чужим. – Чайником, – добавила исключительно для того, чтобы проверить это ощущение. Оно не обманывало. Я говорила не своим голосом.
– Хорошо, – легко согласился Сафин, и я перевела свой взгляд от тополя на серьезное, полное достоинства лицо в гражданской форме одежды. – А теперь маленький шажок ко мне… – Он пятился назад и манил меня пальцами, как маленькую. Как завороженная, я сделала один шаг навстречу этим пальцам, второй… Дальше запомнилось только неприятное ощущение от мокрого кресла. Вот оно-то постепенно и привело меня в чувство. Интересно, что обо мне подумают, когда я встану в мокрых брюках? Но этот вопрос сразу же перестал меня волновать, когда я увидела, как Тамара Васильевна пытается успокоить тихо рыдающую Наташку.
– Надо же, какая волевая женщина, – удивилась я. Противный писклявый голос пропел: – «Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо!» – Не сразу сообразила, что голос – мой собственный.
– Конечно, хорошо, – убежденно заметил непонятно откуда взявшийся Димка. – Только вот микрофончик вытащим. Потом, дома еще споешь. Я тебе «караоке» подарю. Сможешь подняться? Я помогу… А что это у тебя весь зад мокрый? – Я скромно потупилась. Долго объяснять.
– Да у нас уже три штатных единицы в этом кресле затонуло, – послышался чей-то бодрый голос из кухни. Наталья Николаевна пояснила, что это они Тиханскую в чувство приводили. Лучше бы не приводили. Хотя неизвестно, что для нее было лучше…
– Он врет, – прошептала я мужу. – Никакой Тиханской здесь не было.
– Ну и ладно, – легко согласился он и повернулся к Наталье. – У тебя только глаза на мокром месте или штаны тоже? – Она не отвечала. – Ну просто не узнаю тебя!.. Наталья, посмотри на меня внимательно! Это же я, Дмитрий Николаич – идеальный объект для твоих нападок. У тебя исключительная возможность мне нахамить. Слово даю – проглочу и промолчу.
Наташка громко заревела – не иначе как из-за невозможности воспользоваться выгодным предложением.
– Зинаида Львовна? – окончательно приходя в себя, спросила я мужа. Он не ответил. Уговаривал Тамару Васильевну пожить в нашей квартире. – Она не может уехать отсюда, – строго сказала я, и вся суета неожиданно стихла. Все уставились на меня в ожидании дальнейших предсказаний. Так я им сказала! – Ей надо убраться, высушить мебель…
– Да-да, я лучше останусь здесь. Родные стены, знаете ли… – пояснила Тамара Васильевна, глядя на меня с благодарностью.
– Я могу забрать жену и Наталью Николаевну домой? – обратился Димка к какому-то длинному типу. Из-за не менее длинного Димки я его плохо видела.
– Буду искренне рад, – раздался знакомый голос Виктора Васильевича. – Почту за честь выпроводить их лично.
«Вот она, благодарность за почти полный отчет о преступлении», – с обидой подумала я.
Как бы услышав мои стенания, Листратов подошел ко мне и присел на корточки. Коленки его при этом противно скрипнули.
– Оклемалась, авантюристка? – Глаза его лучились искренней заботой. Хитрые, однако, глаза. И коленки на шарнирах. Довольно противный тип.
– Рогачева поймали? – кашлянув в кулак, спросила, стараясь не смотреть на Листратова. И так подташнивало.
– Нет. Не поймали. Или, правильнее сказать, не задержали. Все силы на вас бросили.
– Шарики! Вы балбесы! – равнодушно заявила я. – Разве можно работать в одном направлении?
– А откуда тебе известно, в каком направлении мы работаем? – Листратов вроде и не обиделся. – Улететь твоему Рогачеву не дали. Кстати, он не Рогачев, а господин Корфман. И улетать был намерен не один. Этим же рейсом должны были лететь Рогачева Нина Сергеевна и Рогачева Леокадия Владимировна. У обеих открытая виза в Испанию. Все трое на посадку в самолет не явились. Ну как? Насчет бобиков?
– Шариков, – машинально поправила я и снизу вверх взглянула на выпрямившегося Листратова. На расстоянии он казался гораздо приятнее. – Этого не может быть!
– Ну-ну, – похлопал он меня по плечу. – Дуйте домой и выспитесь, как следует. В том числе и за нас, шариков.
По дороге домой трепался один Димка. Все уши прожужжал про какой-то чудесный пансионат под Москвой, где даже комаров не бывает. Пытаясь хоть как-то поддержать разговор, Наташка мрачно заметила, что это результат плохой экологии. Раз комары передохли, то что же говорить о людях? На этом печальном вопросе она и заглохла.
«Ставрида» спокойно дожидалась хозяйку, не обращая никакого внимания на перепалку в доме. Шло бурное выяснение отношений, кто у кого сидит на шее. Мужчина и женщина, не соблюдая очередности, в грубой форме предлагали друг другу подавиться на выбор колбасой, сосисками и даже трехлитровой банкой меда.
– Если натуральный, – прошептала Наташка, – то жалко.
Мы не стали мешать разборке. В конце концов кто-нибудь из противоборствующих сторон подавится, и спор затихнет сам по себе. Открыли ворота, а Димка выгнал машину на дорогу. При этом я рассудила, что платить хозяевам еще пятьдесят рублей «за сохранение тайны» не стоит. О своих-то семейных дрязгах полпоселка известили.
Наталья ехала тихо, специально выискивая на дороге ямки и тщательно их объезжая. Машина шарахалась из стороны в сторону, и Димка, следовавший сзади, наверное, диву давался тем замысловатым «па», которые выделывала «Ставрида». Неожиданно подруга остановилась и велела мне вылезать. Не успела я захлопнуть дверцу, как Димка был уже рядом и обеспокоенно интересовался, что случилось.
– Слушайте! – почему-то шепотом произнесла Наташка. – А что, если они весь день ругаются? – Она нервно кивнула в сторону поселка. – Машина-то без присмотра стояла. Вдруг ее заминировали?
– Кто? – удивилась я. – Господин Володька Корфман? Так ему сегодня некогда было. Даже не успел отомстить. Дождался, когда мы в панике слиняем, спер свой карниз и – в бега. Теперь вот думай, где шляется и когда придет с упреками? Но то, что ему сейчас не до нас, – факт!
Димка на всякий случай заглянул под машину, проверил капот, багажник и даже понюхал воздух в салоне. Его уверенный вид обнадеживал.
– Может, сядешь за руль «Нивы»? – великодушно предложил он Наталье.
Она испуганно перекрестилась:
– Я твоей «Нивы» больше мины боюсь. Руль не свернешь, и передачи заклинивает.
– Откуда ты знаешь?
– И карбюратор надо почистить. Она у тебя дергается, как норовистая лошадь. А кто об этом не знает? Всем жалуешься.
Я оценивающе посмотрела сначала на «Ниву», потом на «Ставриду», но так и не решила, с кем опаснее ехать и, следовательно, обеспечить поддержку своим присутствием на соседнем сиденье. Димка хмыкнул и махнул нам рукой, дав понять, что разговор окончен, пора ехать.
Участок Рогачевых представлял собой жуткое зрелище. Черные, обгорелые бревна, сгрудившиеся на месте бывшего дома. Часть металлической крыши, уродливой нахлобучкой торчавшей сверху, раскиданные по земле головешки, фрагменты обстановки, черный холодильник, валяющийся на боку, и остатки швейной машинки «Зингер», притулившиеся на хорошо утоптанных грядках с ремонтантной клубникой… От бревен еще вился легкий серый дымок. Но главное – тошнотворный запах гари. Он дал себя знать еще на подъезде.
На участке толпилось пять человек, увлеченно обсуждая причину возгорания. По заключению пожарных виновата была неисправная электропроводка, которую попортили мыши. Возможность поджога даже не предполагалась. С нашим появлением весь интерес переметнулся на расспросы, где Рогачевы, почему они съехали с дачи раньше времени и нет ли у нас их телефона. Рогачевых просили связаться с пожарной службой.