— Да. Есть такие.
— Да ну?! Ты узнал что-то? Говори!
— В соседнем районном центре есть село Луковское, там вот его родственники именно оттуда. Именно их Верестов заявлял на свиданку, когда сел. И именно они отказались его хоронить, сказав, что давно уже и навсегда отказались от такой родни.
— И что же теперь?
— А ничего. Завтра едем. — Прокофьев не хотел, да похвалил себя за рвение. — Мы с тобой туда завтра едем. Ты со мной?
— Да. Я с тобой, а с кем же еще!
Глава 16
У них не получилось уехать следующим днем. Они потратили его на поиски таксиста, который, возможно, привозил в тот роковой вечер Алексея на улицу Корчмную.
Не таким уж оказалось это простым делом. Таксистов в городе расплодилось, что тараканов. К вашим услугам такси «Престиж», «Вояж», «Малыш», «Дальний путь». Хорошо, что хоть не «Последний…».
Диспетчерские пункты ютились по большей степени на частных квартирах. Вот и приходилось юлить, врать, изворачиваться, вымаливая эти самые адреса. Кто-то из водителей весьма охотно называл адрес своих работодателей, кто-то откровенно посылал. Что же, ловили следующую машину и снова спрашивали…
— Да-а-а, не думал я, что выморочено так, — простонал Гарик, в очередной раз посланный куда подальше.
Худо-бедно, но ближе к четырем часам вечера у них на руках уже имелся список адресов всех таксомоторных владельцев. Оставалось теперь проехаться по всем ним, допросить, установить имена тех, кто работал в вечернюю смену и принимал вызов на улицу Корчмная тем вечером и…
— Пять человек, Даш!!! — воскликнул Гарик на подъеме часа через четыре. — Всего пять человек! Кто-то из них непременно подвозил Алексея, вот увидишь!
— Ага, — кисло поддакнула она и вздохнула. — Если только он не был со своим другом, раз. И если не поймал частника, два.
Она с тоской уставилась сквозь автомобильное окно на затихающий к вечеру город. Редкие прохожие жались к домам и магазинам подальше от проезжей части. Дорожное месиво летело из-под колес и кисельными брызгами оседало на снеговых валках обочин. Потускневшее к ночи небо спрыснулось редкими звездами. Меж ними лениво скользили редкие темные облака, цепляясь за размытый рожок молодой луны. Потом и его видно не стало, и минут через десять город занавесился отвратительной ледяной мглой.
— Ну погодка! Ну зима! — Потирая ладони, Гарик влез в машину, сунул ей на коленки промасленный пакет с пончиками и приказал: — Ешь. Горячие.
Пончиков не хотелось совсем. Хотелось поскорее найти того водителя, который мог последним видеть ее брата в городе. Сколько времени прошло, а никакой определенности! Не мог же человек бесследно пропасть! Куда-то он заходил, в квартиру своей женщины, к примеру. Летел по лестнице вниз так, что перила гудели. Кто-то из соседей мог выглянуть из окна и увидеть, в какую именно машину он садился.
— Знаешь, а это мысль, — похвалил ее Гарик. — Ты вообще меня удивляешь своей логикой. Молодец! Поехали прежде туда, а потом уже по адресам этих водителей. Вдруг и правда он не на такси приехал, а мы только время убьем.
Улица Корчмная к вечеру не стала малолюднее. И рынка не было, разошелся давно к этому часу. И злачных мест не наблюдалось, в плане ресторанов или игорных залов, а народ сновал. Разношерстный народ, к слову. Вот теперь ей стало понятно, почему за вечер сюда сразу пятеро таксистов приезжало.
— Так ничего удивительного, — пояснил Гарик, подруливая к дому, где раньше снимали квартиру Лили Громыхина с Валентиной Пыхиной. — Тут самый злачный район.
— Это как? — не поняла она.
— Проститутки, — запросто так пояснил он. — Квартиры в этих домах почти все сдаются. Либо рыночные торговцы их снимают, либо проститутки. Отсюда и посещаемость.
В одной из квартир нужного им дома на первом этаже горел свет. В нее они и постучались.
— Здравствуйте. — Даша решила говорить первой. — Вы меня не узнаете?
— А должна?
Тетка, открывшая дверь, могла быть кем угодно, но только не жрицей любви. Опустившаяся грязная особа в мужском спортивном костюме, кедах без шнурков, с почти наголо бритой головой смотрела на них сквозь толстые стекла очков и нервно теребила папиросину толстыми, растрескавшимися губами.
— Ну… Не должны, и все же. Я подруга двух девушек, что жили наверху. Лиля Громыхина и Валентина…
Тетка даже не дала ей договорить, захныкала как-то странно. И только потом они поняли, что таким образом та смеется.
— Подруга! Чего несешь, птичка! Я их, подруг, за версту носом чую. — И для наглядности тетка подергала крупным грязным носом. — Подруга она! Из ментовки, что ли? Так говори без бреха, а то подруга! Да и это… Без бутылки говорить не стану.
— А есть что сказать? — вылез из-за Дашиного плеча Гарик Прокофьев и тут же удивил всех, сказав: — Чего это ты, Зинаида, капризничаешь? Разве с властями так можно? Власть, она обходительное отношение признает и никакого больше. А ты — за бутылкой!
— Так я чего, я же не выпивки ради, а разговора для, — стушевалась моментально Зинаида, но сколько ни вглядывалась в симпатичное лицо гостя, так его и не признала. — Входите тогда, раз пришли, чего же…
Она его не узнала, а он ее очень даже хорошо помнил. Еще по прошлым своим годам, проведенным в органах правопорядка.
Были и ориентировки на нее как на наркоманку со стажем, занимающуюся сбытом зелья. Были и задержания неоднократные. Хотя и не его это был район, но подобных людей в городе они все знать в лицо были просто обязаны. Такова служба…
В квартире был такой бедлам, что Даша не желала того, да ужаснулась. Как можно было жить в комнате, где всей мебели — перевернутый кверху дном ящик, корыто тоже перевернутое, кирпичи, сложенные скамейкой, и гора старого тряпья в углу, надо полагать, исполняющая роль кровати.
— Так чего по девкам-то этим? — Зинаида без лишних предисловий ушла в угол и растянулась на груде тряпья, задрав повыше ноги на стену. — Вы садитесь, если не западло.
Им как раз так оно и было, поэтому оба остались стоять.
— Говорят, порезали девок-то. Так, нет, служивый? — это она уже к Гарику обратилась, чуть повернув голову в его сторону.
— Порезали, — не стал он спорить. — Быстро у вас тут новости разносятся.
— А то! — Зинаида перекинула папиросину в левый угол рта. — А за что порезали? Не дали кому-то, что ли? Так вряд ли. Всем подряд давали. Да и резать за это не станут. Куда-то влезли, суки мокрохвостые. Куда лезть не надо было.
— А кому давали, Зин? Кому конкретно? Знаешь, нет? — Гарик подошел чуть ближе к ее лежанке и сморщился. — Ну что ты в самом деле, как псина на полу валяешься, а! Неужели нельзя по-человечески? Раскладушку какую-нибудь притащили бы тебе. Уж такого добра…
— А на кой она мне? — совершенно искренне удивилась Зинаида. — С нее под кайфом свалишься на пол, больно. А тут падать некуда. Дальше уже земля.
Действительно, дальше падать было некуда. А земля, она всех носит, всех выдержит…
— Так что, Зинаида, — Гарик присел перед ее лежбищем на корточки. — Кто посещал подруг, не помнишь?
— Много кто. — Она загадочно дернула растрескавшимися губами. — Но один все чаще других.
— Кто такой? — Гарик быстро переглянулся с Дашей. — Имени не знаешь?
— А на кой мне его имя? Мне с ним в загс не ходить. Высокий такой, симпатичный. По серьезке к ней ходил. — Зинаида вытащила заскорузлыми пальцами изо рта папиросу и затушила ее прямо об стену над своей головой. — Слышала, что он из бизнесменов каких-то. Вроде и не крутой, но не из пролетариев. Не пролетарий, это точно.
Гарик выпрямился и заходил по комнате, старательно огибая импровизированный стол и сиденья подле него стороной. Он думал. Надумал.
— Зин, вот в тот день, когда Лили пропала, этот малый, по слухам, за ней приезжал и…
— Приезжал, — перебила она его, приподнимаясь на локтях с груды старых телогреек. — Только он как-то странно приезжал.
— Как это?
— Ну, я в форточку курила. — Зинаида поднесла ко рту два пальца и изобразила, как она обычно курит. — Смотрю, его тачка подкатила. Я уж ее приметила. Но из нее никто не вышел. Лили выпорхнула из подъезда, села, и они уехали. Потом я от окна отошла. Ну, надо мне было. Снова минуты через три, ну самое большое пять, подхожу к окну… Если честно, то у окна я грелась. У меня там единственная горячая батарея во всей квартире, на кухне. Здесь-то все забито, а на ремонт бабло нужно… Ладно, проехали. Короче, стою, мослы грею. Смотрю, этот мужик из подъезда выбегает.
— Это который к Лили по серьезке ходил? — уточнил на всякий случай Гарик.
— Он самый. Выбежал, поскользнулся и чуть не упал прямо возле машины.
— Какой машины? Ты же сказала, что его машина уехала.
— Ну! Уехала! А он к другой машине подошел и чуть не упал рядом с колесом. То ли пьяный был, то ли еще что. — Зинаида тяжело вздохнула и недобро покосилась на них. — Э-э-эх, не могли пузырь хотя бы прихватить. Уж ни на что другое и не претендую, а чекушку-то можно было? И разговор бы шел иначе.
— Обойдешься, — фыркнул Гарик, снова подходя к ее спальному углу. — Тебе только налей, отрубишься, и разговора никакого. А нам важно знать, на какой такой машине уехал отсюда этот парень? Помнишь, Зинаида, или память придется освежать? Давай лучше поговорим по-доброму, а?
Крепко сжатый его кулак лег в растопыренную ладонь и выразительно пристукнул пару раз по ней. Зинаида поежилась. Разговор с ментами добрым быть не мог. И послала бы она эту сладкую парочку с легким сердцем куда подальше, не будь у нее спрятано три пакетика «отравы». Спрятано было вроде надежно, рассовано по карманам тех самых телогреек, на которых она сейчас валялась, усиленно изображая сильную усталость. Чего, или станут все перетряхивать? Вряд ли, побрезгуют. Всегда же брезговали, носы отворачивали, морщились от вони и не лезли никогда в этот угол. Пронесло бы стопудово.
Но опять беда, клиенты должны были подвалить с минуты на минуту. Придут, начнут орать, как обычно, прямо с порога. Народ-то дикий, шальной. А потом объясняйся либо перед этими, либо перед теми, которых он вызовет потом.