Невольно вспомнился «парень с собакой», и я, крепче обняв кота, подошла к окну. Двор — тёмный и пустой, лишь серебрятся сугробы в свете фонарей. Я поёжилась. Ладно, проехали. Дома безопасно. Точно безопасно. Кожей чувствую. И хватит параноить.
Я отпустила Баюна и молча убрала со стола грязную посуду. Включила плитку, достала мёд и взялась варить сбитень. Надо собраться с мыслями, очень надо… Язычки свечей колебались под холодными сквозняками, и по стенам расползались тени. Муз с интересом принюхивался к моему вареву, а Баюн — к упавшему на пол пустому бутыльку. Сайел деловито щёлкал мышкой. Тихий, уютный и домашний семейный вечер… Тихо, Вася, только без истерик!.. Очень хотелось глупо захихикать, но я держалась и молчала из последних сил.
Муз на сбитень согласился. Залпом выпил предложенную кружку и припал к кастрюльке. Бледный он ещё шибко, и крылышки мелко дрожат. И… я не хочу писать. Это понимание сбило с толку. Как так? Прежде, едва он появлялся, я думала только о писанине, а сейчас вертится рядом, но вдохновения — ноль. Муз перегнулся через край кастрюли и жадно поглощал сбитень. Я помялась, но свои замечания озвучила.
— А в сомнительные заварушки ввязываться не надо, — икнув, буркнул он и вновь нырнул в кастрюлю.
— О чём речь? — отвлёкся Сайел.
— Вчера на меня пара придурков наехала, — я пожала плечами, грея ладони о горячую кружку. — Парень и псина. Парень писцом обозвал, — и проницательно посмотрела на своего собеседника: — А светились оба как ты.
Саламандр отвернулся, но поздно. В тёмных глазах мелькнуло понимание. Он всё знает.
— Расскажешь? — спросила спокойно.
— Ты мне не веришь, — привычно заюлил он.
— А ты расскажи так, чтобы я поверила.
— Не вертись, ящур, — хмыкнул Муз из кастрюли. — Бежать-то тебе некуда. Колись. Не то я расколю, — и тихо икнул, взлетая и едва ворочая крыльями. — Что? Я хоть и дохлый, но я летаю! И за хвост тебя оттаскать сил хватит, — и неуклюже опустился на моё плечо. Выглядел он крупным и пузатым, а сел — невесомее перышка.
Сайел посмотрел на него скептично, но, похоже, решил не рисковать. Отодвинул ноут, поёрзал на табуретке, покосился на меня.
— Ну-ну? — подбодрила я. — Я не кусаюсь. И даже шутить и издеваться не буду, честно-честно, — хотя язык чесался опять ляпнуть по поводу. — И очень постараюсь тебя услышать. Начинай, — и полезла под стол — отбирать у кота бутылек, который Баюн с громким урчанием катал по полу.
— Ладно… — он вздохнул. — Я, как ты понимаешь, из другого мира. И сейчас я… — и запнулся.
— Саламандр? — предположила я из-под стола. Бутылек был с боем отобран, а кот — выдворен из кухни.
— Сущность, — уточнил Муз, держась за мою косу. — Дух саламандра.
— Я не дух! — обиделся Сайел. — У меня есть подобие физического тела!
— Временного, недолговечного и зависимого от количества собранной силы, — вставил Муз. — Как и у меня.
Я вылезла из-под стола, сдула со лба челку и включила чайник:
— И откуда ты?
— Моего мира уже нет, — ответил Сайел тихо и посмотрел на запотевшее окно. — Миры гибнут, как и всё живое. Но благодаря таким, как ты, у нас есть возможность уцелеть и существовать в другом мире.
— Таким, как я? — переспросила иронично. — Но я же обычный писатель! Причём, — и покосилась на сопящего Муза, — весьма бездарный.
— Нет, ты не писатель, — саламандр смотрел на меня в упор. — Ты — писец. Твоё дело — не красивости писать. А открывать двери в другие миры. Слышать зов тех, кто нуждается в помощи. Протягивать им руку и пробивать дорогу сюда. Те образы, которые ты видишь, Васюта, — это не выдумки. И не игры твоего разума. Это реальность других миров. Существующих.
Я села на табуретку и тоже посмотрела на него в упор:
— А можешь доказать, что они существуют? — ага, противоречу самой себе. Но я — личность творческая. И противоречивая. И вся такая внезапная, да.
— А кто докажет, что нет? — улыбнулся он.
— Но я уже написала три книги, и ни одно существо из них не вылезло, — у меня таки нашелся аргумент.
— А то, что лезет теперь, не в счёт? — уточнил Сайел, и Муз одобрительно крякнул.
— Лезет?.. — мне стало нехорошо. Я сглотнула, вспоминая собственное отражение в зеркале. — То есть… он сюда лезет?..
— Через тебя. К тебе. За тобой, — саламандр дословно повторил сумбурное предсказание Серафимы Ильиничны.
Я нервно заёрзала:
— А… зачем?
И поняла сама. За тенью. Ему же, гаду, тень нужна. А тень, по полуночному фэншую, — это сущность, чужеродный дух. Я, конечно, не дух, но… Чёрт. Могу им стать. Только нафига, если он свою давно добыл? Я же вижу его прошлое. Или одной тени мало? Или он всё-таки от света спасается?.. А этот, с собакой, почему на меня напал? Если мы такие полезные, как говорит саламандр… А такие ли писцы полезные?
— Что-то я путаюсь… — призналась смущённо.
— Про Эрению легенду расскажи, — засуфлировал Муз. — А то ей сейчас станет плохо, а нам потом — ещё хуже.
Сайел кивнул, соглашаясь, но сказать ничего не успел. В моей сумке громко и знакомо заверещал сотовый. Валик? На работе скучно стало, что ли? Я невольно посмотрела на часы. Пол-одиннадцатого. Или уже удрал из редакции? Странно, ведь Гриша обещал ему весёлую рабочую ночь…
Глава 3
Но в час, когда полночь погасит краски,
Бывший Пьеро поменяет маски…
Я извинилась, отцепила Муза от косы, ссадив его с плеча на стол, и пошла в коридор.
— Привет, Вальк. Не спится на работе? Уже закончил? А что Гриша и новогодние поздравлялки?.. Не, я согласна, что им там самое место… А дома чего не спится? Не дома? А где? Здесь? — удивилась я. — А зачем? Ах, прочитал… И что, так не терпится отругать? Но ведь завтра же можно, на работе… Куда? Не хочу на улицу, там холодно! На чай поднимайся и не выпендривайся! Нет? Тогда давай искать консенсус. Ты не любишь мою хату, я — мороз, где середина? В подъезде? — я хмыкнула. — С пивом? Вспомним молодость? Не, ты моих соседей не знаешь… А я знаю и связываться с ними не хочу. А машина? Ты — и без машины? — не поверила. — Ты? Пешком шёл? Аж двадцать минут? Когда это тебя третий этап квеста останавливал? Ты же полдня её греть будешь, чтобы десять минут до магазина проехать! Не-не, я не стебусь… — я помолчала, посмотрела на прожжённые лыжные штаны, завёрнутые в пакет на выброс, и решилась: — Ладно. Но ненадолго. Как замёрзну — сразу домой. Не хочу закаляться, я себе такой нравлюсь. Термос? Возьму. Ну… минут десять. Угу.
Вот приспичило… А мне любопытно. Прежде он читать не соглашался. Идеи новых историй выслушивал — на работе в аське особенно, а после замечал, что я фигнёй страдаю. И, чем дома за компом чахнуть, лучше бы на лыжи встала. И зерно истины в его словах имелось. Но попробуй, оторви меня от процесса, когда новая идея посетила, а на улице — мороз. Но — новая ли?..
— Васюта, не ходи, — подал голос саламандр.
— А ты не командуй, — я переоделась, натянув прожжённые «лыжники». Всё равно никто не увидит. А я не замерзну.
— Здесь ты в безопасности, — напомнил он про «пса».
— Там — тоже. Не одна же буду. Да и чего мне бояться?
— Останься и дослушай, — встрял Муз серьёзно.
— Вернусь, и договорите.
Что так неодолимо тянуло на улицу? Пожалуй… крыша. Она и сейчас там — в реальности, привязанная к Валику с его «бордами» и «отвёртками», к работе и сибирским холодам. К настоящему. К нормальному и привычному настоящему. Глядишь, поболтаю немного с другом, перезагружу мозг — быстрее вникну в объяснения своих… сущностей. Наверное.
Под неодобрительными взглядами я разогрела в микроволновке остатки сбитня, слила их в термос, обулась, надела лыжную куртку и поспешила на улицу. Ладно, ради их и своего спокойствия не буду уходить далеко от подъезда… Я открыла «отмёрзшую» дверь и поежилась. Хоть ветра нет…
— И снова здравствуйте, — я встала на цыпочки и чмокнула Валика в щёку. — Чему хмуришься? Замёрз? Сбитень будешь?
— Позже, — отмахнулся он.
Вот где в этом мире справедливость? Почему он никогда не мёрзнет? Даже в минус сорок бегает без шапки и перчаток, пижон. И всегда горячий. И хоть бы раз поимел совесть и простыл, зараза…
— Идём? Обдумаю кое-что.
— В смысле «обдумаешь»? — переспросила я озадаченно и привычно взяла друга под руку, сунув ладонь в карман его куртки. — А по пути не думалось? И ты пришёл пешком на ночь глядя и вытащил меня из хаты, чтобы подумать?
Да, за сноуборд и грядущие синяки я буду мстить. Обстоятельно, долго и с удовольствием. Ибо в «лягушатнике» он мне пересидеть не даст. Час проинструктирует и на такой склон затащит, на котором шею сломать проще, чем уцелеть.
Валик добродушно усмехнулся в ответ:
— Вась, а ты ядом не захлебываешься, потому что на меня его сливаешь?
— Исключительно в лечебных целях, — заверила я, подстраиваясь под широкий шаг. — Для закалки иммунитета.
— Да-да, массаж болевых точек, и все пользы для…
— Вальк, не тяни время. В отличие от тебя, я без подогрева и замерзаю очень быстро.
— То есть просто прогуляться не канает?
— Ты же «жаворонок». И в десять вечера уже спишь — или на работе, или дома, или где придётся. А сейчас уже двенадцатый час поди, — чёрт, домой пора бежать, пока полуночным «обмороком» не накрыло… — У тебя пятнадцать минут. Остальное завтра в аське обсудим, всё равно работы не будет.
— У кого как, — пробормотал друг.
— Вальк!.. Сейчас домой пойду! Я уже мёрзну, а ты…
— Ладно-ладно, — он тоже сунул руку в карман и сжал мою ладонь. — Значит, главное. Пишешь не ты.
— Нет, я.
— Нет, не ты, — возразил Валик. — Сюжет вообще не твой. Ты о жизни любишь подумать и философию помусолить. И вдруг — глухой экшен? Не верю. Не ты пишешь.
— А кто, по-твоему? — да, не я пишу. Вернее, не совсем я. Но всё равно… за державу обидно.
— Не знаю. Но не ты. Говоришь, сама пишется? — он посмотрел на меня хмуро и задумчиво. — А почему, предположения есть?