о рядом с магом есть лишь одно свободное место — и только для одной сущности. Больше не «прокормить». И есть те, кто выбирает, кем занять место. А есть те, у кого нет выбора — место занято с рождения. Я невольно коснулся щеки, на ощупь изучая символ. Мне позволили принять участие, мне дают имя… Значит, всё возможно. Значит, пока место не занято. Окончательно не занято.
Стражи коридора не подавали признаков жизни, и я думал. Шёл, привычно посматривая по сторонам, и думал. Ключ к дару распознать непросто — он часто выглядит безобидно и знакомо. Обычная мышь, ничего особенного. Кроме того, что в последний раз дар появлялся в нашей семье больше десяти поколений назад. Так давно, что даже память о нём и его ключе была почти утеряна. Почти. Мама рассказывала сказки на ночь. Легенды между делом. И сочиняла песни. Я нахмурился. Больше десяти поколений назад… Как раз тогда, когда… Когда с нашей стороны уходил Полдень, сменяясь Полуночью. Теперь же — всё наоборот. И опять…
Во тьме вспыхнул одинокий жёлтый глаз. Мышь испуганно пискнула и… замерцала. Я невольно покосился на плечо. Воинственно нахохлившись, она горела сиреневой звездой. Боялась, дрожала, но сияла все ярче. Да, ключ — это не только проклятье. Это защитник, наделенный собственной магией, верный и надёжный спутник. Тьма… Одна беда — ключ по силе равен мне, высшему, он самостоятелен и самодостаточен. И не способен, подобно тени, копить и хранить силу хозяина. Не способен быть его слепком. Только самим собой.
К одному враждебному глазу прибавилась ещё пара. Я остановился и задержал дыхание. Пожалуй, от этих не спрячешься. Ключ — сущность, и если они учуют ее, то учуют и меня… Мышь фыркнула и заискрила. Я вновь глянул на неё и удивленно поднял брови. Она напоминала… сиреневую звезду. Ту, что предрекла тень, ту, чей символ лежал в кармане сумки, — ту, что станет итогом моего пути… Я хмуро отвернулся. Посмотрим. И сосредоточился на настоящем. Которое приближалось и увеличивалось. А у меня из заклятий осталось…
Сила разлилась по рукам горячей кровью, стекая по запястьям и застывая на кончиках пальцев. Из заклятий осталось только моё Время. Пока. Пока Полночь в силе. Без Полуночи и тени я никто, смертный без магии. Только, тьма забери проклятый дар, писец. Изгой. Ибо высший без магии и тени — недоразумение. Даже с побочным умением. Я подозревал, что оно у меня есть: слишком многое из случайных снов оказывалось правдой прошлого. О которой я, записывая видения, ничего не знал. Наставник Астор первым заметил, что я, вероятно, летописец. Но ключа не было, и я не верил. Пока…
Мышь предупреждающе пискнула.
— Вижу, — ответил сухо.
Пять существ. Одинокий светляк глаза на выпирающем лбу. Белесая морщинистая кожа. Кривые лапы и несуразно длинное тело. Безобразные головы — на уровне плеча. Вместо пастей — рваные дыры, сочащиеся тьмой. Наступают дугой. Я направил к иглам новый поток силы. Моё Время, которого очень мало… И твари, которые с каждым неспешным шагом — все ближе. Пятеро и…
Моя спутница забила крыльями, взвизгнула и возбужденно заголосила на весь коридор, оглушая. И сбивая с толку. Я быстро сжал кулаки. Иглы впились в ладони, и боль вернула прежний настрой и сосредоточенность.
— Да знаю я всё!.. — процедил злобно. — Вижу, что не все! Заткнись!
Тьма, а ведь поладили тогда, на болоте… Знал бы, кого прикармливал…
— Сгинь и не мешай! Я сам справлюсь! Ты?.. — и рассмеялся невольно: — Чем ты помочь-то можешь, недоразумение визгливое?
Мышь с обиженным писком вспорхнула к потолку. Невозможно глупое создание… Яркий сиреневый светляк заметался от стены к стене, порождая безликие тени. Безликие?.. Я замер, не веря своим глазам. Сиреневые тени выходили со стен, вырастали передо мной из каменного пола, капелью стекали с потолка. Я невольно отступил на шаг. Твари — тоже. Тени встали стеной, сливаясь и переплетаясь. Я смотрел во все глаза, забыв об опасности, а мышь… Гордо паря под потолком, она творила из толпы призрачных теней единую сущность — огромную, яркую, плотную… живую.
Сгорбленная спина выпрямилась, костлявые лапы с узловатыми пальцами упёрлись в стены, за спиной хлопнули крылья, по тощему телу сползли лохмотья плаща, укрыв пол. И по моим глазам ударил яркий сиреневый свет. Я отвернулся, быстро попятившись. Из уголков глаз по щекам потекла кровь. Нет, это не для меня, полуночного… Твари поддержали меня дружным воем, полным боли.
Я уткнулся в стену, накинул на голову плащ. Заклятье прятать не спешил, но, кажется, оно не понадобится… Глаза горели и чесались. Вот это ключ, вот это мышка… Вой прервался быстро и… дружно. Только что рёв семи глоток разрывал тишину, отражаясь от стен и потолка, проносился по коридору, но… Будто дверь захлопнулась, отсекая голоса, и лишь далекое эхо тревожило звенящую тишину. И я безошибочно опознал одно из заклятий Времени. Вот это ключ… Похоже, мышь владеет той же силой, что я, но… Но по умениям и уровню мощи мне до неё далеко. Очень далеко.
Моя спутница, точно мои мысли читая, торжествующе пискнула, и свет погас. Я рискнул повернуться. Мрак… ослеплял. Перед внутренним взором прыгали сиреневые светляки. И удушливо воняло горячей пылью и жжёной плотью. Я оправил плащ и слепо протянул руку. Мышь вновь уселась на предложенный насест. Перебирая когтистыми лапками, пробежалась по руке до плеча и радостно заголосила в ухо. Я болезненно сморщился, но стерпел. Удивительно, но это помогло. Светляки пропали, и мрак привычно расступился, являя… пустой коридор. Совершенно пустой. Если не считать тощей сгорбленной фигуры с обвисшими крыльями, скромно мерцающей у стены напротив.
— Что это?.. — спросил сипло и кашлянул. Пересохшее горло неприятно саднило, от вони подташнивало. Зато сберегу сухари. — Что это такое?..
Фигура не шевелилась. Голова опущена, костлявые руки висят плетьми, теряясь в лохмотьях плаща, рваные крылья подметают пол.
— Что это было?.. — повторил настойчиво.
Мышь разразилась горделивой трелью.
— Сила ключа? — переспросил недоверчиво. — Ты можешь… порождать тень? — и запнулся, выслушав новую трель: — Ты — сущность… подобная хранителям?..
Невероятно…
Я покосился на свою спутницу. Морда довольная, глаза блестят, уши торчком. Тьма… Я сел. Об этом мама ничего не рассказывала… О том, что ключ способен породить мощную сущность, равную по силе тени высшего мага, которая приволокла меня сюда и следила за испытанием, я знать ничего не знал. Я вообще, оказывается, мало что знаю о возможностях писчего. Да, мы слышим зов других миров. Да, мы способны смотреть глазами зовущего и изучать неизведанное. Да, мы можем открывать двери в иные миры, описывая их, и наши рассказы становятся дорогами и порталами туда, для тех, кто зовёт, впуская их в наш мир. Но… Но — тень от ключа и столько силы!..
Мышь слетела на пол, расправила крылья и выпятила грудь. Мол, что, я по-прежнему лишь визгливое недоразумение?
— Ладно… — буркнул неохотно и, придушив гордость, признал: — Я был неправ. Прости.
Мышь склонила голову набок.
— Нет, не откажусь. Не откажусь! Я… — запнулся, подбирая слова, и покачал головой: — Поздно. Слишком поздно. Испытание начато. Либо тень, либо смерть. А я не за смертью сюда шёл. И хочу дойти до конца. И дойду до конца.
Мышь посмотрела на меня, как на слабоумного. Я поднял брови:
— Другой выход? Третий? Куда?.. Куда-куда? Спятила?
Она насупилась. Я задумался:
— Третий путь и новый мир, говоришь?.. Пересидеть или?.. — и оживился: — А ведь там могут быть сущности! У нас их нет — Полночь выпивает душу, но на Полуденной стороне, говорят, много! Умерших и не нашедших приют, застрявших в межмирье! Дед рассказывал, полуденные из таких себе тени вьют для хранения силы! Не из собственной силы, как мы, а…
Мышь презрительно фыркнула. Я нахмурился:
— Почему глупости? Это выход! Как привяжу? Придумаю. Или… — я встал и прошелся вдоль стены. — Или добуду знание. Где? Там, куда иду. «Бегающие» летописи таят много загадок. И много ответов. Нужно только найти. И дойти. И ничего не глупец! Язык попридержи!
Да, возможно, это выход. В вечном мраке нет места теням, духам и сущностям. И мы создавали их самостоятельно. А хранители — сущности. И сейчас предлагали свою силу в обмен на собственное выживание рядом с нами. Значит, им известен ритуал. Значит, я смогу о нём узнать. И если не выйдет с хранителями…
По пыльной стене расплывалась тень, порожденная сиянием обережного символа, и я рассеянно обвел пальцем её контуры. Эрения, мой двуликий мир — изначальный, все остальные — только его повторения, измененные, слабые, но наверняка населенные сущностями. И за его пределами — мириады живых миров, полных наших повторений. И одно из них вполне сойдёт за тень. Если хранители откажут, если обрекут на смерть… Надо поднять старые заметки. Среди них наверняка есть упоминания о других мирах. Я никогда не вникал в тот бессвязный бред, что записывал от нечего делать. Теперь его время пришло. И мне пора учиться.
Мышь длинно и пискляво выругалась.
— Не голоси, — попросил ровно. — Тебе повезло родиться с крыльями, а нам приходится их добывать. И беречь. Не ори, говорю. Я всё решил. Что? — переспросил, повернув голову к своей спутнице. — Какая паутина? Символ от предсказательницы? Символ настоящего? — и скептично улыбнулся: — Думаешь, я запутался? В паутине сил и возможностей? Не зная, что выбрать? Напротив. Я знаю.
Она тяжко вздохнула и со свистом выдохнула. И вновь попыталась визгливо достучаться до «тупоголового» меня, объясняя. Попал в паутину требований общества? Да, не без этого… А без этого в будущем Полуденном мире не выжить. Подменяю важное несущественным? Вероятно. Вероятно, дар писчего важнее — ибо изначальный и врожденный. И живи я две-три эпохи назад — в те времена, когда пишущим поклонялись, — выбрал бы дар без раздумий. Но я живу в суровое время, где нас считают неполноценными. И недостойными хорошей работы. А порой и жизни.
— Хватит! — не выдержал. — Да, тупоголовый, да, запутался! Согласен, только замолчи! И не мешай. Я действую по обстоятельствам. А они… красноречивы. Не тебе жить в Полуденном мире изгоем. И не тебе… — и посмотрел на нахохлившуюся мышь с интересом: — А магия-то в тебе останется? Или Полдень выжжет её, так же, как и мою? И не будет ни этой сущности, ни её возможностей?