— И как много студентов верит этому? — поинтересовалась она. — Особенно тому, что некие публичные люди поклоняются Хаосу — это при тайном-то культе?
— Не все такие умные, как вы, София, — отозвался Висенте. — Впрочем, все, кроме известных личностей, это правда. Которая очень скоро подкрепляется большими денежными суммами. Для начала.
— А потом дарите обещанную вечную жизнь? — фыркнула София.
— Как вы думаете, сколько лет Бальтасару?
Помощник даже притормозил, обернулся на миг недовольный к профессору.
— Не больше тридцати.
— А в действительности он старше меня. В два с лишним раза.
— Висенте... — упрекнул Бальтасар.
— Итого, ему сто десять лет. Хотя, надо отдать должное, он остался молод душой.
— Где доказательства?
— Еще будут.
— И чего вы от меня ожидаете? — поинтересовалась София.
— Чтобы вы немного запаслись терпением. А в дальнейшем, когда будут предъявлены доказательства, занимались нашим главным делом.
— Поиском артефактов и вашего Повелителя?
Профессор кивнул. Бальтасар заехал на бензозаправку. София зашла в туалет. Умылась. Посмотрела на свое отражение, размышляя, не переигрывает ли она? Нет, сомневаться нельзя. Сомнения — это учащенный пульс, предательская пустота в глазах. Все в ее разговоре с Висенте было подчинено обычной логике человека, никогда не слышавшего о культе Хаоса. Профессор иногда вставлял обороты, которые можно было понять двояко и встревожиться. Но она держала себя в руках. Это еще ничего. По сути, профессор даже и не начинал проверку на вшивость. Надо продержаться еще час, может, чуть больше. Пусть предъявляют «доказательства», и тогда она уже без всяких вопросов со своей стороны станет адептом Хаоса.
На выходе из туалета она столкнулась с Бальтасаром.
— Сеньорита Мартинес, надеюсь, после слов профессора я не стал вам нравиться меньше? — поинтересовался он.
— Простите, но вы мне и без этого не нравились.
Бальтасар изобразил удивление.
— Может, у вас нестандартная ориентация...
София метнула на него возмущенный взгляд.
— А то, что просто вы не в моем вкусе, вам в голову не приходит?
Она обогнула его и направилась к машине. Бальтасар, раздосадованный, последовал за ней. Оставшуюся часть пути они ехали молча. Профессор все так же читал. А София смотрела в окно на пролетающие мимо размытые в мареве пейзажи. Наконец они добрались до Альмерии. Где-то вдали блестело море. Бальтасар оставил город по левую руку и увел внедорожник дальше на северное шоссе, ведущее от побережья, вдоль русла пересохшей реки. Еще через пятнадцать минут Бальтасар съехал с автострады на проселочную дорогу, уводившую на запад. Они проехали мимо раскопанной не так давно крепости Лос Милларес. Одноименная культура пришла как раз на смену Эль-Аргара, зачастую не оставляя от последней никаких следов. В трех километрах от крепости они остановились у палаточного лагеря. На шум мотора из палаток выбрались несколько изможденных жарой молодых археологов. Увидев профессора, они разве что по струнке не вытянулись. Но оставаться в лагере Висенте пока не собирался.
— Игнасьо! — позвал он. — Поедешь с нами.
София села обратно и обратила на профессора недоуменный взгляд. Рядом с Висенте сел Игнасьо.
— Добрый день, сеньор профессор. Сеньор Риас...
Бальтасар в ответ на приветствие наградил юношу
презрительным взглядом.
— Привет, София, — совсем упавшим голосом продолжил Игнасьо.
Бальтасар развернулся, погнал внедорожник назад.
— Игнасьо, — сказал профессор, не дав девушке ответить на приветствие. — София совсем недавно посмотрела фильм о нашем культе. Но она считает, что обязательно нужны доказательства.
— Мы едем в пещеры? — Игнасьо нервно взглянул на Софию.
— Не переживай. София девушка крепкая. Выворачивать, как тебя, ее не будет.
ГЛАВА 11 Долина реки Бетис
От пылающих деревянных домов исходил такой жар, что приблизиться к ним можно было не более чем на тридцать футов. Огромные языки пламени лизали крыши, срывались с них огненными протуберанцами и, сыпля искры, уносились вверх в непроглядную ночь, гасли. Сверху на головы падали хлопья пепла, а в горле першило от горячего, наполненного запахом гари воздуха. Предводитель иберов, примчавшихся из соседнего селения, Даир, охрипшим голосом звал кого-то, вглядываясь в смертельную пляску огня. Но ни одна живая душа не откликнулась. Он обернулся к Гарлину.
Только сейчас Сторм заметил следы страшной усталости на лице горца, словно тот несколько дней не спал.
— Могу ли я просить у тебя помощи, почтенный Гарлин? Много дней мы разыскиваем того, кого в наших краях зовут Черный пастух. На его счету уже три деревни...
— Я сделаю все, что в моих силах, — Гарлин кивнул.
— Хорошо, что вы видели, куда он ушел. — Глаза горца зло сверкнули. — Овраг заканчивается тупиком,
а стены слишком круты, чтобы даже гоблин смог выбраться оттуда. Нам стоит только дождаться утра.
И он направил коня в сторону входа в овраг. Остальные последовали за ним. У Сторма сжалось сердце. И почему... почему ему не пришло в голову убить врага, когда тот был слаб, лишенный своей колдовской силы? Теперь смерть ни в чем не повинных людей и на его совести.
— Учитель, — тихо позвал он. — Я сделал большую глупость... Нет, это равнозначно преступлению...
— Убивать беззащитного врага — это тоже вряд ли благородно, — мрачно заметил Гарлин. — Но сейчас придется поступить именно так. Он ответит за каждую принесенную им смерть.
Они прождали до утра, вглядываясь в узкое темное ущелье. Рассвело. За их спинами догорала деревня, чадя густым черным дымом. Даир сделал знак, что пора выступать. Гарлин обернулся к Сторму.
— Останься здесь.
— Но...
— Если вдруг ему удастся проскользнуть мимо нас, ты остановишь его.
— Хорошо, учитель.
Гарлин поехал бок о бок с Даиром. Остальной отряд потянулся следом, настороженно обшаривая взглядом каждый холмик, каждую вымоину на склонах. Сторм следил за ними, пока они не скрылись за поворотом оврага. Чуть позже растаял цокот копыт, и вокруг разлилась тишина, нарушаемая только стрекотом цикад, да завываниями ветра в холмах. Встряхивал головой Атлас, отгоняя, назойливую муху, переступал с ноги на ногу. Сторм вглядывался в овраг, прислушивался. Но ничего слышно и видно не было. Прошел час. Солнце поднялось в зенит, в голову пекло. Юноша утирал лоб. Жеребец недовольно похрапывал, требуя уйти в тень, — серая шерсть лоснилась от пота. А над землей повисло марево.
Нахлынувшее чувство тревоги заставило Сторма насторожиться. Он выпрямился в седле, натянул поводья, вынуждая задремавшего Атласа поднять голову. Мелькнула в мареве размытая черная тень. Увидев, что обнаружен, гоблин перестал таиться у скалы и вышел прямо к Сторму. Атлас заржал, приподнялся на дыбы, попятился.
— Так вот где оставил тебя полуэльфишка, — начал с насмешкой гоблин. — А то я уже забеспокоился о тебе, юный маг.
— Где отряд? — Сторм остановил коня и поддал чуть вперед, преграждая гоблину путь из оврага.
— Думаю, уже в тупике. Не такие зоркие, как ты... И что ты намерен делать дальше?
— У тебя много предположений? — Сторм нахмурился.
Он ожидал, что гоблин попробует атаковать, воспользуется единственным своим оружием. Но тот даже не притронулся к колдовскому кнуту.
— А ты не так уж и хорошо разбираешься в легендах о Черном пастухе. Как и остальные. Иначе ловить меня вам даже в голову бы не пришло.
— В твоем положении я бы тоже постарался придумать легенду, о которой никто не слышал.
— Вот будет забавно, если ты ошибешься, — гоблин засмеялся.
— Разуверь меня.
— Ты полагаешь, что я так беспомощен днем? Но почему же за эти тысячи лет моего существования я еще жив? Желающих меня убить хватало во все века. Только никто не решался... А объяснение этому очень простое. Тот, кто убьет Черного пастуха, сам станет им.
Последние его слова прозвучали зловеще. Сторм вздрогнул.
— Это может быть ложью.
— А может и не быть. Хочешь проверить?
И гоблин шагнул к нему. Атлас забеспокоился, но Сторм не позволил коню сдвинуться с места.
— А если тебя убьют сразу несколько? — поинтересовался он.
— Любопытная теория. Но судьбу не обманешь. Смерть наступает от одной руки.
— Неуязвимых не бывает.
— Не бывает, — согласился гоблин. — Я же не отрицаю, что могу умереть даже сейчас. Но тебе придется стать новым Черным пастухом. А теперь пропусти меня!
И больше не глядя на Сторма, он скользнул мимо Атласа. Юноша кусал губы. Он обзывал себя трусом, но какое-то внутреннее чувство говорило, что гоблин не лгал.
— Когда-нибудь я узнаю, — произнес негромко Сторм. — И когда-нибудь тоже попробую повесить тебя на твоем собственном кнуте.
Гоблин резко обернулся. Лицо его искажал оскал, а зеленые глаза, впившиеся в лицо Сторма, были глазами голодного шакала. Потом он хрипло рассмеялся, в неверии качая головой.
— Неужели?! Ты — сын Игнациуса?! Но... Нет, это невозможно!
— Когда-то твой Повелитель отдал приказ убить меня.
Гоблин помолчал, обдумывая услышанное.
— О, так у нас еще и личные счеты, оказывается, — гоблин криво усмехнулся. — Поверь, даже если бы тогда не появилась твоя взбалмошная мать, я бы не убил тебя. У Игнациуса и без того стало плохо с головой, когда Ирсин его бросила. Лишившись сына, он бы совсем свихнулся... Нет, нам он был нужен живой и в здравом рассудке.
Гоблин теперь с интересом смотрел на Сторма.
— И как же тебя занесло сюда, мальчик? С той нашей встречи минуло много тысяч лет!
— Я не помню. Забыл даже свое имя...
— Увы, оно мне тоже было неизвестно, — с издевкой сказал гоблин. — Но память вернется. О, тебе предстоит узнать очень много интересного. То-то твой учитель полуэльфишка удивится.
— Удивится чему?
— Тому, чего он в упор не видит. Для своей магии ты черпаешь силу Хаоса. И Хаос щедро позволяет тебе это. Очень интересно, с чего бы? Должно быть, тысячи лет назад я упустил что-то существенное.