– Мы вместе все запутали.
– Думаешь, слишком поздно? – Он поднял подбородок Кейт, чтобы она ответила на поцелуи, которыми он невыносимо медленно начал ее осыпать – щеки, веки, уголки губ, – а потом наконец сжалился над ней. И над собой. Кейт открыла рот и впустила его язык, положив конец ожиданию и желанию.
В какой-то момент в один из последних дней, когда Кейт заметила, что Макс очерчивает руками невидимые предметы, мысли о прикосновениях переросли в желание. И вот теперь эти руки дарят ощущения, усиливающие ее самосознание, хотя в то же время Кейт узнает через прикосновения и его, и в уме рождается новый альбом эскизов.
– Иногда по ночам, – прошептала она, утыкаясь Максу в шею, – я размышляла над тем, не выдумала ли я тебя. – Макс потянул ее к кровати, и Кейт улыбнулась. Потом он опустил руки к изгибу ее бедер, прижал к себе и расстегнул пуговицы на пижаме. Через секунду Макс наклонился, чтобы поцеловать бьющееся в шее сердце, а потом опустился к груди.
– А где Сэм? – прошептала Кейт, положив голову Максу на плечо, так как знала, что не уснет, пока не узнает этого.
– Лежит, свернувшись на полу рядом со мной, спит спокойно, как ты и хотела.
Она улыбнулась с закрытыми глазами и провела губами по теплой коже у него под подбородком, а потом перекатилась на другой бок. Когда американские горки эмоций, на которых Кейт каталась весь день, наконец начали выравниваться, она обратила внимание, как спокойно поднималась и опускалась грудная клетка Макса, прижавшегося к ее спине.
– Ты помнишь, как мы впервые встретились в музее? – спросил он, опровергая расхожее мнение о том, что мужчины не любят разговаривать после секса. – Каково было твое первое впечатление обо мне?
– Борода. Лезет куда не надо.
– Мне казалось, что она достаточно аккуратная.
Кейт посильнее надавила головой на подушку.
– Не она лезет куда не надо, а ты лезешь.
– А! – Показалось, что он удивился или обиделся. – А как ты оценила мой возраст?
– Я подумала, что ты слишком старый, – поддразнила его Кейт. – Лет пятьдесят… пока ты не улыбнулся. – Она поуютнее устроилась на подушке. – Мне слишком хочется спать, чтобы играть в признания. Давай утром?
– Еще один вопрос. – Макс промолчал достаточно долго, и ее снова окутала туманная сонливость. – Тебя же больше ничего в Денвере не держит? – Кейт почувствовала, что он затаил дыхание.
– Только Клео и вещи.
– Тогда оставайся здесь. Занимай столько места, сколько тебе нужно для работы. Можно переставить или переделать…
– Ты что, просишь меня остаться с тобой? – она повернулась, чтобы посмотреть на Макса. Переехать в Хьюстон – это одно. А жить с ним – другое. – Может, стоит подумать над этим, не бросаться…
– Если хочешь, но я уже думал. Предостаточно.
– Сколько?
– С последней поездки в Денвер, но решил, что ты не захочешь оставить Ташат, поскольку она так важна для тебя, что ты даже терпишь Дэйва Бровермана. Господи, Кейт, как, должно быть, тебе хочется закончить начатое – и обе головы, и фигуру в полный рост – хотя бы для публикации.
Кейт не хотелось об этом говорить, по крайней мере – сейчас. К тому же она не была уверена в том, что Макс сказал это чтобы отвлечь ее, чтобы она не сказала нет.
– По-моему, нам обоим нужно некоторое время – убедиться, что мы научимся разговаривать друг с другом. Прямо выражать свои чувства. Чтобы и дальше все не путалось, как сегодня.
По концам вселенной протянута кроваво-красная веревка, привязывающая жизнь к смерти, мужчину к женщине, силу воли к судьбе. Пусть узел этой ленты, на котором отдыхают бедра богини, свяжет мою жизнь и мечту. И я нахожусь в гармонии, в одной руке небеса, в другой земля. Я – тот узел, которым соединяются два мира.
20Год шестой правления Хоремхеба(1342 ДО Н.Э.)
День 15-й, третий месяц всходов
Теперь, когда я просыпаюсь и обнаруживаю, что около моего ложа стоит Пагош, меня больше не охватывает паника, но на этот раз он пришел не один. Рядом с ним был мужчина в ветхом одеянии жреца-просителя. Я вскочил на ноги, схватил с ближайшего ящика передник и моментально обернул его вокруг бедер, готовясь ко всему. В тот же миг – называйте это предчувствием или чем угодно – я понял, кто это.
– Разбуди Асет и пусть приготовится к путешествию вниз по реке, – сказал Рамос, сбрасывая грубую темную ткань с чисто выбритой головы. – Быстро, потому что надо успеть, прежде чем Ра-Хорахте озарит утреннее небо.
Я по привычке сложил вместе ладони, и меня словно парализовало, ибо я понял, что он собирается ее увезти.
– Почему? – выпалил я.
– Подними ее, потом поговорим.
– Я позабочусь, – вызвался Пагош, остановившись лишь только чтобы зажечь лампу от той, что горела в святилище Тота, и растворился в конце коридора. Я зажег еще одну лампу и провел Рамоса в комнату для осмотров, так как привык к тому, что там я главный, и хотел этим воспользоваться.
Первым прибежал Тули, Рамос опустился на колено и даже позволил собаке лизнуть его бронзовое лицо. Увидев отца, Асет замерла, а когда он встал, чтобы поприветствовать дочь, на ее лице отобразилось замешательство. Потом в ее горле зажурчал радостный смех, и я нехотя улыбнулся.
– Папа! – она набросилась на него и обняла его за шею. Рамос совсем не возражал и сам уткнулся лицом в ее волосы, наслаждаясь тем, чего давно был лишен. – Как я по тебе скучала, – вздохнула Асет.
– Я тоже по тебе скучал, моя маленькая богиня, – прошептал он.
Пагош сел на колено, чтобы погладить Тули, несмотря на то, что лишь несколько секунд назад ругался на него за чрезмерную любвеобильность, а я смотрел и ждал.
– Верховный жрец Пта на рассвете уезжает в Меннефер, – сообщил ей Рамос, – и он согласился взять тебя с собой. Ты будешь находиться там под его защитой, он не приказ мой выполняет, а оказывает услугу старому другу. Остается только подготовить документ о передаче золотого кредита от меня ему, для тебя.
– Почему? – Асет не сводила глаз с его лица, стараясь понять больше, чем он собирался выразить словами.
– Тебе здесь слишком опасно оставаться.
Она поставила вопрос по-другому:
– Но почему сейчас, ведь прошло столько времени?
Если Рамос ждал помощи от меня, он не там искал.
– Почему? Из-за твоих свитков с рисунками.
Она отошла от отца, словно он мог ее ударить, и впервые опустила взгляд. Но не попыталась оправдаться или попросить прощения.
– У Хоремхеба больше друзей в Меннефере, чем во всех остальных Двух Землях вместе взятых, – отметила она. – Он там родился.
– Кто-то узнал, что Асет не уехала в Абидос? – поинтересовался я.
– Мне пришло послание всего час назад. Царский гонец отправился в Абидос с приказом вернуть Асет сюда. Сати сдерживала его, сколько могла, чтобы ее гонец успел раньше, а потом сообщила ему, что Асет отправилась в путешествие в Дендеру, в храм Хатхор. Но он вскоре поймет, что ее там нет. Максимум день-другой, и посланец Фараона будет в храме, с вопросом о том, что мне известно о твоих святотатственных рисунках.
Асет покраснела, но не сдалась.
– Что бы ты ни сказал, на тебя падет подозрение, если только ты не выдашь меня.
– Дочь, со своими делами я сам разберусь. Но вот тебя я больше не могу защищать… от твоей матери. Это по ее указке Фараон послал за тобой в Абидос.
– Ох! – Асет посмотрела в пол, но отказывалась извиняться или просить прощения. Подняв голову, она надменно посмотрела на меня.
– Тенра, я теперь женщина, что бы ты ни думал. У которой есть некоторая собственность.
– Как будто мне надо напоминать, – пробормотал я.
Она повернулась к отцу.
– Если я уеду, оставив тебя и Тенра разбираться с последствиями того, что я наделала, понимая, к чему это приведет, будет не маат. Я вернусь в свой дом, который оставил мне Узахор.
– Отказываться выполнять то, что я велю, – тоже не маат, – возразил Рамос, обезвредив ловушку, которую она ему поставила. – Я все еще твой отец.
Асет поняла, что ее защита рушится, взяла на руки Тули, при виде чего у меня заболело сердце. Это, как всегда, означает, что, по мнению Асет, лишь эта неряшливая уличная собака не покинет ее никогда.
– Не поеду, – настаивала она, и закачались красно-коричневые тьет, которые она носит и днем и ночью, веря, что узел пояса Исиды в силах защитить ее, даже от собственной матери.
– Это ненадолго, – сказал Рамос, стараясь переубедить, а не приказывать. – Когда Фараон перестанет думать о твоих свитках и переведет внимание на что-нибудь еще, ты сможешь вернуться.
– Без Тенры не поеду. – Она подошла ко мне, прижимая Тули к груди.
Пагош как призрак появился из тени.
– Мы теряем драгоценное время, – напомнил он Рамосу. – Пусть едут оба, но вверх по реке, в Анибу. Фараону и в голову не придет искать там, а Принц Сенмут позаботится о том, чтобы ее никто не обидел, лучше любого слуги Пта, будь он Верховным Жрецом или кем еще.
Рамос открыл рот – думаю, чтобы возразить, – но закрыл его, потому что первой заговорила Асет.
– О, Пага, да. Это чудесная мысль! – Она опустила Тули на пол, ибо не могла удержаться. – Можешь намекнуть человеку Фараона, Отец, что я обманула Сати рассказом про путешествие. И скажи ему по секрету, что я сбежала с любовником. Ведь так все решится, да?
Синие глаза Рамоса искали встречи с моими.
– Скажи что-нибудь, суну. Готов ли ты повезти мою дочь в Анибу?
Старые подозрения насчет ее чувств к Сенмуту вгрызались в мою плоть, словно злые змеи, и все зудело, и надо было почесать.
– На одном условии, – ответил я, рискуя всем. – Ты подпишешь договор, по которому она станет моей женой.
Я думал, что глаза у Асет выпрыгнут, но у Верховного Жреца ни одна жилка не шевельнулась. Я принял его пристальный взгляд, чтобы он знал – я не откажусь от своих слов, он ведь совершенный мастер скрывать истинные чувства.