Глава 12Я планов ваших люблю громадье
На жестокость нужно отвечать жестокостью. В непротивлении злу насилием есть своя прелесть, но оно на руку подлецам.
— Спасибо, старина, — поблагодарил друга Константин, едва закрылась дверь за последним тысяцким. — Выручил.
— Ага, влип очкарик! — констатировал воевода, вновь преобразившись в лихого спецназовца, и зловеще пообещал: — Это тебе только цветочки, запомни мое слово. Но и ягодки не за горами. Я ж тебе говорил про медальки с орденами. Разработано все давно, так чего тянешь?
— Это сказка скоро сказывается, — огрызнулся Константин. — Нашим златокузнецам раньше лета нипочем не успеть. Там на одни маточники месяцы уйдут.
— Неприличными словами попрошу не выражаться, — строго заметил Славка. — А то привыкли, понимаешь, со своим Кулибиным, как в трамвае. Нет чтоб попроще, как все.
— Ты, гражданин Шариков, заканчивай тут ерничать, — улыбнулся Константин — хоть и тягостно было на душе, но вид неунывающего друга поневоле настраивал на более веселый лад. — Лучше думай, что делать.
— Как это что?! — удивился Вячеслав. — Или ты, пока они говорили, в облаках витал? Нет уж, милый, книжки с рукописями потом читать будешь, пора бы и глаза свои разуть! — вновь затянул было он, но затем, нахмурившись, недоверчиво спросил: — Ты что, правда ничего не понял?
— Правда, — подтвердил Константин.
— Ну и балда! — восхитился воевода. — И как тебя только пустили сюда с таким знанием устава? Да ты вспомни — тебе же не только претензии выставили, но и подсказку дали. Учитывая, что наград пока нет, раздай титулы, только попышнее, вот и все.
— И холопов с землей? И деревни с селищами?
— Перебьются! — энергично рубанул воздух рукой воевода. — Права те же и ни на грамм больше, а вот титулы нужны.
— Зачем?
— Затем. Они же как дети. Вот ты послушай, какую поучительную историю я как-то слышал от одного мужика в городе Грозном. Он до войны работал директором на маленьком заводике, так у него там одно время была жуткая текучка кадров, в том числе среди электриков. Зарплата маленькая, а оборудование устаревшее, потому работы выше крыши. И вот тогда он по совету одного старого мудрого аксаула…
— Аксакала, — поправил Константин.
— Аксаул звучит красивее, ибо сочетает сразу два понятия — саксаул и аксакал. И вообще, слушай и не перебивай. Так вот, он взял и переименовал должность из «электрика» в «начальника электротехнической мастерской», после чего очередной чеченец, взятый на работу, трудился на этом заводе до самой войны. И это при том, что зарплата осталась прежней и объем работ тот же. Но он был начальником, поэтому так и не уволился. Понял?
— Понял, но не согласен, — возразил Константин. — Думаешь, что мои тысяцкие и сотники такие же балбесы, как твой электрик? А ты не забыл, что там совершенно другой менталитет, и твой пример…
— Стоп! — остановил его Вячеслав. — Насчет примера даже не спорь, ибо он правильный. Да, в двадцатом веке на такой трюк клюнет далеко не каждый, вот только ты и я живем в тринадцатом, а тут пока еще и здешний народ тоже как дети. Это потом они поумнеют, а пока что у них эмоциональный уровень восприятия точно такой же, как у того электрика. Согласен, подействует не на всех, но кое-кто успокоится наверняка, например тот же Афонька. Да и Радунец с Изибором тоже, как мне кажется, приутихнут. Вот Гремислав навряд ли… — И он резко сменил тему, похвалив друга: — А ты молодца, классную страшилку про сбор ополчения у соседей придумал. Ничто так не сближает народ, как общая внешняя угроза. Сам догадался или кто надоумил?
— Увы, старина. Не придумал и не надоумили, — сокрушенно вздохнул Константин. — Сегодня поутру был у меня купец из тех краев, вот он-то и рассказал мне.
— А человечек надежный? Может, деза?
— Тут и слов таких не знают, — хмыкнул Константин. — А человечек даже не шпион — обычный рязанский купец. Там ведь в открытую все объявили, ничего не тая, поэтому верить можно. Ты как думаешь, управимся мы с ними или?..
— Так сразу и не ответить, — неопределенно заметил воевода. — Обмозговать все надо. Ты ж вроде бы три дня дал, так что времени хватит, а пока ты мне другое скажи: ты-то сам что мыслишь делать? — осведомился он, склонив голову набок в ожидании княжеского слова.
— А что тут делать, — развел руками Константин. — Драться будем, насколько сил хватит.
— И все? — недоверчиво переспросил Вячеслав. — И это все, что ты можешь мне сказать?
— А что еще?
— Ты же учитель истории! — возмутился бывший спецназовец. — У тебя ж высшее образование! Через твою голову прошли сотни, если не тысячи, научных трудов. Пусть они, как я все больше и больше догадываюсь, особого следа в ней не оставили, но хоть что-то должно было в ней задержаться. А как же Калка?! Ты же сам говорил об объединении Руси. Или уже передумал?
— А как объединяться? — горько усмехнулся Константин. — И кто захочет с каином в союз вступать, ты об этом подумал?
— А ты что же хотел — осуществить все это мирным путем? — в свою очередь искренне удивился Вячеслав. — И ты, наивный, считал, что князья сами преподнесут тебе власть на блюдечке с голубой каемочкой? Что они добровольно откажутся от своих привилегий?
— И что делать? Силой отнимать?
— А власть иначе никто и никогда не брал. Ну-ка, поскреби в мозгах, пораскинь умишком да попробуй привести мне хоть один пример обратного, — предложил Вячеслав и тут же замахал руками на впавшего было в раздумья друга. — Да брось, брось, не мучайся. Убежден, что если просидишь в такой позе месячишко-другой, то что-нибудь и припомнишь, — спорить не берусь. Однако, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, исключения лишь подтверждают общее правило.
— Это не твоя мамочка говорила, — хмуро поправил его Константин. — Это впервые сказал…
— Оставь в покое свои энциклопедические познания, — перебил его нетерпеливо Вячеслав. — Пусть она это лишь цитировала — не суть важно. Главное, мудро и в тему. А вы сейчас, княже, — и он зачем-то неожиданно перешел на еврейский акцент, — размазываете белую кашу по чистому столу. Таки лучше вместо того вспомните пламенного революционера Льва Давидовича[104]. Уж он бы не растерялся. Тем более что сейчас задача намного легче, чем в двадцатом веке, бо в нынешних городах почта, телеграф и телефон отсутствуют напрочь. Остаются только князья и бояре, а из всех общественных зданий в наличии только их терема со своими красивыми наличниками. — И воевода горделиво осведомился: — Каков каламбур?
— Блеск, — одобрил Константин и поторопил: — Только не отвлекайся. Ты к чему там их терема затронул?
— Я их терема трогать не собираюсь — верховному воеводе сие не по чину, но мои спецназовцы завсегда готовы, и никакими трудностями их не запугаешь, ежели оно, конечно, во имя светлого будущего и процветания всего прогрессивного человечества, — на едином дыхании выпалил Вячеслав концовку своей речи и умолк, выжидающе поглядывая на князя.
— А тебе не кажется, что лозунг «Железной рукой загоним все человечество в счастье» уже прошел испытание на практике и себя не оправдал? — осведомился Константин.
— Во-первых, если быть до конца точным, то до появления этого лозунга еще семьсот лет, — возразил воевода.
— Но мы-то о нем знаем.
— А ты не железной, не рукой и не человечество, а только Русь, хотя действительно в счастье, для которого народу так мало надо, — предложил Вячеслав. — Смотри, что выйдет в результате. — Он начал загибать пальцы. — Земля — крестьянам. Это раз. Фабрики, виноват, мастерские и кузни — рабочим. Это два. К тому же все это у них и так имеется, то есть тебе предстоит голимый пустяк — поддерживать существующие устои. Плюс штык в землю, иными словами, никаких войн до прихода татар — это три. А главное, действовать по принципу: мир хижинам, война дворцам. Поясняю суть. Ты чинно-благородно, не трогая ни деревень, ни городское население, берешь с моими людьми княжеские терема, после чего объявляешь народу, которому по барабану, кому платить налоги, что теперь ты — их князь. Судить обязуешься по совести, налоги брать божеские, старых бояр в шею, а новых ставить не будешь. Во как здорово!
— И что дальше? — невесело улыбнулся Константин.
— А дальше тоже все очень просто. — Вячеслав притворно всхлипнул и смахнул несуществующую слезу. — Дальше благодарные до невозможности горожане на руках понесут тебя с главной площади стольного Владимира, напевая на ходу: «Боже, царя храни. Царствуй на славу, на славу нам, на страх врагам».
— Переврал, — возразил Константин, пояснив: — Текст исказил.
— Зато смысл правильный, а это главное, — ничуть не смутился воевода.
— Да и не бывать такому никогда, — задумчиво продолжил князь. — Начнем с того, что народ взвоет, печалясь о невинно убиенных Всеволодовичах. Или ты не станешь отдавать приказ, чтобы их убили?
— Я солдат, а не палач, — посерьезнел Вячеслав. — И людей своих воспитываю так же. Но либо придется завалить их, да еще и сотню-полторы наиболее преданных им бояр и дружинников, либо вести бесконечные сражения, которые окончательно обескровят Русь. После чего Мамай нас возьмет голыми руками и, что характерно, своей пятой колонне, то бишь тебе, даже спасибо не скажет, хотя трудился ты для него на совесть.
— Во-первых, Батый, а не Мамай, — поправил Константин.
— Плевать, — отмахнулся Вячеслав. — Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, неважно, толстая змея или тонкая, — все равно укусит. Разве в имени дело?
— А во-вторых, у меня относительно князей имеется еще один вопрос. Ты… — Константин пристально посмотрел на своего друга, — их детей тоже под нож пустить собираешься, по примеру Ленина со Свердловым, или все-таки в живых оставишь по доброте душевной?