— Они есть, но намного хуже предложенного мной, — пояснил Константин. — Хуже даже сейчас, поскольку уже в ближайшей перспективе сулят много крови. Слишком много. А уж чем обернется для всех жителей Руси нынешний гуманизм через двадцать лет, мне и говорить не хочется. Вспомни-ка лучше Священное Писание, отче. Екклесиаст правильно сказал — всему свое время. Время плакать и время смеяться, время быть в печали и время предаваться радости. А ныне время собирать камни. Их, отче, вскоре понадобится очень много. Для Батыя. И нельзя допустить, чтобы хоть кто-то помешал нам в этом.
— Все равно не верю, — повторил священник, но со значительно меньшей долей уверенности в голосе. — Должен быть какой-то другой выход, более гуманный. Должен, — упрямо, как заклинание, произнес он.
— Это только в задачках по алгебре или по физике бывают идеальные решения, — неожиданно пришел на подмогу князю Минька. — А в жизни надо радоваться, даже если их просто удается найти.
— Жаль, если он все-таки найдется, когда уже будет слишком поздно, — тоскливо вздохнул священник.
— Иногда, отче, бывают моменты, когда чрезмерные размышления и колебания наносят еще больший вред, чем даже не самое лучшее решение, — напомнил Константин своему духовному наставнику.
— Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, лучше хороший выход сегодня, чем отличный, но завтра, когда он уже и не нужен, — не удержался Вячеслав.
— Как видишь, отче, даже по законам демократии абсолютным большинством в семьдесят пять процентов голосов прошло мое решение, — развел руками Константин. — Но раз уж тебе так жаждется, чтобы у Ярослава родился Александр, даю тебе свое княжеское слово, что, если этот зараза после обстрела нашими гранатометами уцелеет, специально убивать его я не стану и, более того, сделаю все, чтобы он остался в живых.
— И на том спасибо, — облегченно заулыбался священник.
— Вот и ладушки, — кивнул Константин, но тут неожиданная мысль пришла ему в голову, и он спросил: — Скажи, отец Николай, ты и впрямь готов пойти на что угодно, дабы предотвратить войну между нашими княжествами?
— Ради столь святой цели — да, лишь бы средства были достойными, — уточнил священник.
— Тогда у тебя есть шанс. Возможно, небольшой, даже малый, но есть. Надо будет съездить кое-куда.
— В Ростов, к Константину?
— Исповедать умирающего и без тебя найдутся желающие, — отмахнулся князь. — А вот прокатиться в Киев не помешало бы. Туда уже убыл боярин Хвощ с задачей сохранить по отношению к Рязани нейтралитет Мстислава Романовича. Шансы у него на это имеются, поскольку князь и сам по себе достаточно осмотрительный и неторопливый, да и годы у него немалые — не зря Старым кличут. Ты присоединишься к Хвощу и поработаешь с ним, а затем прокатишься еще дальше, в Галич. Кажется, Мстислав Мстиславич Удатный уже там. — На самом деле Константин понятия не имел, где находится князь, но теперь для него было самым главным отправить священника куда-нибудь подальше, чтобы тот вернулся лишь после того, как тут все стихнет, и он уверенно продолжил: — Боюсь, что, узнав, как мы утерли нос его зятю, он запросто может все бросить, дабы помочь родне. А если только Мстислав подпишется на подмогу своему родственничку, Рязани точно настанет карачун, потому что с ним за компанию ломанется не только киевский князь, а вся Южная и Северо-Западная Русь.
— Он что, местный авторитет? — не удержался от вопроса Минька.
— Еще какой. А потом, каждый будет рассуждать примерно так: чего не прогуляться за добычей, если с нами Мстислав Удатный, который битв никогда не проигрывает.
— Что, за всю жизнь ни разу? — недоверчиво переспросил изобретатель.
— Ни единого, — заверил Константин.
— А с татарами он как? — вскинул брови отец Николай. — Или не доживет?
— До Калки дотянет, но там как раз с ним приключится самый первый конфуз. Но это будет потом, а сейчас его авторитет на самом верху. Но еще до Галича тебе, отче, надо бы выйти на киевского митрополита Матфея[109] и пожаловаться на владимирцев. Объясни на пальцах, что мы их не трогаем, а они собирают в поход на Рязань уже вторую рать. Главное, чтобы он послал вместе с тобой в Галич кого-нибудь из своих или, на худой конец, дал какую-нибудь грамотку к Мстиславу. Кстати, можешь пригласить митрополита в гости к нам. Если согласится и приедет, считай, что войну с Ярославом ты отменил. Хотя… пока соберется, пока то да се… Нет, лучше чтобы он сразу дал тебе с собой еще одну грамотку для Всеволодовичей с призывом к миру и гуманизму.
Священник призадумался, сосредоточенно хмуря брови. Константин ободрил:
— И не тушуйся. Опыт у тебя в таких делах уже есть, причем довольно-таки удачный. Вон в Ростове получилось даже лучше, чем у Хвоща. Если б тебе еще парочку свиданий со старшим Всеволодовичем, как знать — возможно, рать под Коломну и вовсе бы не пришла.
— А ведь князь и впрямь дело говорит, — поддержал Константина Вячеслав. — Удачи, пастор Шлаг.
— Религия… — начал было по привычке Минька, но воевода, грозно глянув на своего младшего товарища, оборвал его речь в самом начале:
— Цыц! Не лезь туда, где ты ни ухом ни… — Он замялся, вспомнив про отсутствующее чувство юмора, но быстро нашелся: — И вообще, сколько раз можно повторять: говори поменьше глупостей, а то враги могут подслушать. В общем, лучше пошли за болванками и гранатометами.
— На завтра же договорились! — возмутился Минька.
— А ты мне пока дашь только один, — промурлыкал Вячеслав. — Я его к себе под подушку положу, и он мне душу греть будет, когда я спать буду. И потом мне же еще и самому надо его освоить, ибо аз есмь наиглавнейший воевода, а когда это делать? Придется ночью, чтоб завтра в глазах будущих учеников не выглядеть тупым. — И он решительно потащил Миньку в сторону выхода, продолжая философствовать: — Репутация, в отличие от одежды, штука хрупкая и оченно капризная. Если ты ее ненароком подмочишь, то, как говаривала моя мамочка Клавдия Гавриловна, сохнуть она будет очень долго. Возможно, всю жизнь.
Они удалились, и Константин остался наедине с отцом Николаем. С минуту они молча глядели друг на друга. Затянувшуюся паузу первым прервал священник.
— Мне обратно торопиться или, наоборот, помедлить? — глядя на князя всепонимающими глазами, глухо спросил он.
— Ни то ни другое, — помедлив с ответом, наконец отозвался Константин. — Пытайся всевозможными путями добиться того, о чем я тебе говорил, а возвращайся сразу, как только получишь от митрополита определенный ответ и уладишь все в Галиче с князем Мстиславом.
— А тем временем на Рязань придут… Выходит, ты попросту развязываешь себе руки, пока я буду в отлучке, — даже не спросил, а скорее подумал вслух священник, продолжая печально разглядывать князя.
— Вот за что я люблю тебя, отче, — несколько натужно засмеялся Константин, — так это за деликатность и осторожность. А то, знаешь, водятся такие священнослужители, которые норовят залепить свой вопросец прямо в лоб, вгрубую. И увильнуть нельзя, и отвечать не хочется.
— А ты и не отвечай, коли неохота, — спокойно посоветовал отец Николай.
— Кому другому и не ответил бы, — заверил Константин. — А тебе, дипломатичный ты наш падре, скажу как на духу. Я ведь от тебя планов своих будущих действий таить не стал, да и на благословение твое надежд не питаю, так что руки у меня и сейчас ничем не связаны. Хотя скрывать не стану — мне действительно очень хочется удалить тебя отсюда на время, пока все не уляжется. Но не потому, что я опасаюсь, как бы ты не стал совать мне палки в колеса. Отнюдь нет. Просто боюсь я за тебя, отче. За тебя, за Миньку. Вы же оба, как назло, молчать не любите. Но он хоть отрок, и в случае чего с него спрос маленький. А тебе и пожизненное заключение могут припаять. Засунут до конца жизни в какую-нибудь укромную келью уединенного монастыря, и все — поминай как звали. А нести людям через глухие решетки разумное, доброе и вечное очень уж несподручно.
— Рязань потеряет куда больше, ежели лишится тебя или Вячеслава, — не согласился княжий собеседник. — Это ведь вы у нас стратеги, а мы что ж — наука да слово божье. На подхвате, не больше.
— Стратеги — пока у нас в стране такая напряженка, — уточнил Константин. — Да и то в основном только в войне да в политике. Но если разбираться по большому счету, то это всего лишь тактика, потому что предназначена для обеспечения спокойной, мирной жизни государства, а вот за вами действительно будущее. И тут уж вершить главную стратегию не мне и не Славке, а тебе, отец Николай, да Миньке. И пусть сами вы успеете далеко не все из задуманного, но главную цель в жизни — воспитание своих учеников, которые станут вашими преемниками, должны выполнить во что бы то ни стало. Иначе получится, что и наши с Вячеславом труды пойдут прахом. Вот почему я и хочу, чтоб вы с ним пожили подольше…
Оставшись наконец один, князь задумался, куда ему завтра лучше всего поехать: то ли в Ожск, самолично посмотреть, как там продвигаются дела у Миньки, то ли в Переяславль, где они с Вячеславом затеяли построить что-то вроде стратегического продовольственного склада для будущих нужд армии. Или же…
— Вот черт! Ну не разорваться же! — ругнулся он в сердцах и разумно рассудил: — Ладно, утро вечера мудренее, так что завтра на свежую голову и обдумаю, куда мне в первую очередь податься.
Однако судьба распорядилась иначе. Утром он уже совсем было надумал отправиться к Миньке, но тут в дверях появился растерянный Епифан и молча протянул князю маленькую фигурку Перуна.
— Радомир принес, — пояснил он. — Сказал, чтоб я его тебе передал, а сам уже обратно утек. На словах же токмо и поведал, что Всевед тебя к завтрему к себе ждет. — И озабоченно поинтересовался: — Уж не случилось ли чего с волхвом?
— Вот я везде съездил и повсюду успел, — хмуро протянул Константин, с неприязнью разглядывая маленького, грубо вырезанного божка. — Уж больно ты не ко времени в гости заявился, — с укоризной заметил он ему.