поскромнее. Ну, скажем, хоть бы о ненападении. Это похуже, но для нас на первые несколько лет и это будет благом, — продолжал князь инструктировать Хвоща.
— А буде там Ингварь хулу на тебя речь начнет? С им как быть? — уточнил боярин.
— В ответ княжича грязью не поливать, ибо он сын славного Ингваря Игоревича, подло убиенного со своей братией Глебом безбожным. Лучше всего было бы, коли князья владимирские посчитали бы, что у юного княжича не все в порядке с головой, — посоветовал Константин. — Но если ты и ряда заключить не сумеешь, то тогда хотя бы самое простое — упреди о том, где рать на нас собирается, когда она выходит, кто поведет и куда. И сразу гонцов шли. Пусть мигом в Рязань скачут.
Хвощ молча кивнул.
— Закупку же доспехов воинских и прочего начинай с первого дня. Мне много потребно — лишку не будет. Такие же послы вскоре и к князю Давыду Муромскому поедут, и к новгород-северским князьям, и к черниговским.
— Им легче будет — не такие уж могутные княжества у них, — степенно заметил Хвощ. — Муромский Давыд так и вовсе все боле к духовному тяготеет. Токмо ежели Константин Ростовский повелит, тогда лишь и отважится.
— А что касаемо новгород-северского князя, то тут у меня надежда на мать его, Свободу Кончаковну, а более на ее брата, Юрия Кончаковича, — поддержал своего посла Константин. — Ежели к моему свояку Даниле Кобяковичу в степь гонца смышленого отправить да басурман этих нечистых отговорить на Русь идти, то и Изяслав Владимирович в одиночку на Рязань не сунется. Кого мыслишь в степь послать, боярин?
Хвощ от такого доверия к нему со стороны князя приосанился еще больше и, выдержав небольшую, но достойную паузу, веско заметил:
— Мстится мне, будто туда опытного воя послать надобно. Чтоб и в летах был, и слава о былых победах имелась за плечами. Лучшей всего Батыру бы, да неможется старику. После него, стало быть, тысяцкого твово, Стояна. Он, конечно, хучь и поял[64] тебя в то лето, но…
— Он службу ратную исполнял. А о том, кто в то лето и на чьей стороне службу нес, ни ныне, ни впредь речи вести не будем, — бесцеремонно перебил своего боярина князь. — Вот одолеем всех ворогов, тогда и вспоминать примемся, лежа на перинах пуховых. А пока до такого еще ой как далеко. За совет же мудрый благодарствую. Теперь и сам вижу, что лучше него навряд ли кого найду. В Чернигове же, думаю, Коловрат справится, — и закончил комплиментом в адрес немолодого боярина, стоящего перед ним: — Тебе, Хвощ, тяжелее всего придется. Потому я именно тебя туда и посылаю, — верю, коль ты лишь малое возможешь — иной и вовсе ничего не сумеет.
Хвощ выпрямился горделиво:
— Благодарствую за веру. Не сумлевайся, княже, что токмо в моих силах — все сделаю.
Он склонился перед Константином в низком поклоне и степенно направился к выходу. Настал черед прочих послов. Их предполагалось проинструктировать всех скопом — иначе не успеть за день. На второй день намечался пир в княжеском тереме со всеми военачальниками и прочими видными мужами из числа спецназовцев Вячеслава, которые более других отличились при взятии Переяславля-Рязанского.
Увы, но получилось не очень весело. Были и шутки, и улыбки, и смех, но все какое-то натужное и неестественное. Не помогали и песни Стожара, которого Вячеслав самолично извлек из поруба в княжьем тереме Переяславля. Он, пожалуй, единственный изо всех был по-настоящему весел.
Едва дождавшись, когда наконец все станут разбредаться, Константин поинтересовался у Вячеслава:
— Ты к народу ратному поближе меня будешь. Должен знать — в чем дело.
— Оно и неудивительно, — пожал плечами бывший спецназовец. — Народу, как минимум, славу и почет подавай.
— Ну, Слава у них всегда впереди на лихом коне скачет, — съязвил Константин, довольный, что все хорошо закончилось.
— Балда ты, княже. Отечественную войну вспомни. Там намного хуже было, а все равно никто не вякал. Смекаешь?
— Нет, — недоуменно ответил Константин. — Ты к чему клонишь?
— К необходимости организации вещественного ясно и четко зримого всеми почета, — отчеканил Славка, — удостоившись коего, подавляющая часть не только о земле с людьми забудет, но и о гривнах не вспомнит.
— И как я его организую? — продолжал недоумевать Константин.
— Историк фигов, — презрительно протянул Славка. — Ордена вводить пора. И медали. Названия прежние возьми, то есть будущие. За отвагу — обязательно. Честь и слава — это начальству, за умелое командование. Орден Мужества — общий. Золотая стрела — наиболее отличившемуся в бою лучнику-снайперу, который завалил неприятельского воеводу или князя, и так далее. Принцип понятен? — И тут же он сменил тему: — Кстати, насчет того, чтобы завалить князя. Пока один — ноль не в твою пользу. Ингварь-то утек. Какого хрена ты его отпустил? Ведь как я понимаю, на твои жутко льготные условия он не пошел?
— Не пошел, — вздохнул Константин.
— Значит — это его проблемы и его горе. Брать надо было. Брать и в поруб, — отрубил воевода решительно.
— Да пошел ты, — возмутился Константин. — Я же слово дал, что отпущу его.
— Не надо было давать. Сам виноват, — всплеснул руками Вячеслав.
— Но я же рассчитывал договориться.
— Хорошо. Тогда надо было сдержать слово и отпустить до дружины — как обещал. Но потом-то ты ничего не обещал. Значит, руки развязаны.
— Грех это, — влез в разговор подошедший к ним отец Николай. — Власть людям пример должна давать: и гуманизма, и прощения, и человеколюбия.
— А еще порядка, дисциплины и законности, а также пример тому, как надо не бояться проливать кровь по минимуму, чтобы погасить смуту в зародыше, — отрезал Вячеслав, ставший вновь суровым воеводой.
— Я бы пролил, — медленно произнес Константин. — Но ты пойми, что, во-первых, в бою — навязав его войску Ингваря — я потерял бы не меньше нескольких десятков дружинников и пару-тройку сотен из числа ополченцев.
— Лес рубят… — пожал плечами воевода.
— Люди — не щепки, — возразил священник.
— Подождите оба. Дайте договорить, — перебил их Константин. — Да, потеря невелика, но только в людях. А вот моральный авторитет мой упал бы до нуля, и я бы уже никогда не отмылся.
— Я слыхал, что победителей не судят, — не согласился Вячеслав.
— Это с одной стороны. Но есть и другая сторона — родственная, — пояснил Константин.
— Загадками говоришь, княже, — нахмурился воевода.
— Слушай внимательно. Есть в Новгороде такой князь — Мстислав Мстиславович, по прозвищу Удатный, что означает удалой. Народ новгородский от него в восторге. Это новгородцы-то, которые в будущем Александра Невского сколько раз от себя выгоняли, да и отца его Ярослава поначалу тоже не жаловали.
— Ну и что? — пожал плечами Вячеслав.
— А то, что этот князь — большой любитель справедливости, но только в том смысле, как он сам это понимает. Ведь это он старшего Всеволодовича, который мой тезка, на владимирский престол посадил. Он и битву под Липицами организовал.
— Ну и что?
— Да то, что Глеб, как мне доложил тот же Хвощ, едва поймав меня, тут же грамотки всем соседям отправил. В том числе во Владимир, в Чернигов и в Новгород. Мол, не извольте беспокоиться, братоубийца изловлен, ныне в железа уже закован, и я ему не спущу, хоть он бы мне трижды родным братом был бы. Догадываешься, какого теперь мнения обо мне все соседи?
— Догадываюсь, — кивнул Вячеслав. — Они все считают тебя не очень хорошим человеком.
— Я не думаю, что они столь деликатны и изысканны, как ты. Скорее всего, они отвели мне место где-то между Каином и Иудой.
— И уже ничего нельзя исправить? — сокрушенно покачал головой отец Николай.
— Надеюсь, что можно. Потому и разослал я всюду свои грамоты с посольствами. А юный княжич, который жив, здоров и невредим, — это мое единственное доказательство, правда косвенное, что я далеко не такой зверь, каким размалевал меня братец Глеб. Теперь ты понимаешь, почему я Ингваря отпустил?
— Честно говоря, не совсем, — сознался Вячеслав. — Сам же говоришь, косвенное доказательство. Значит, слабое. Ну и хрен с ним совсем, и не надо никакого доказательства вообще. Как говорил один великий гуманист еще в СССР, есть человек — есть проблемы, нет человека — нет проблем. Твой Ингварь жив — значит, проблемы будут у тебя.
— Да пойми ты, садовая голова, — взмолился Константин. — Как только Ингваря бы не стало, сразу его место занял бы наш великий поборник справедливости и заступник всех обездоленных и обиженных — Мстислав Удатный. Тем более что его родная мать — дочка Глеба Ростиславовича Рязанского.
— А это еще кто?
— Мой дед, балда.
— Тем лучше, — возликовал Вячеслав. — Он за родню будет, а значит, за тебя. Ведь ты ему, получается, братом доводишься?
— Двоюродным, то есть по-нынешнему, братаном, — хмуро поправил его Константин. — Но дело не в этом. Он будет в первую очередь за справедливость. Я это по истории знаю. Тем более что Ингварь и прочие Мстиславу — точно такие же родственники, которые даже сильнее нуждаются в защите, потому что племянники. Мало этого — родная тетка Мстислава по отцовской линии — Аграфена Ростиславовна — приходится бабкой княжичу Ингварю и до сих пор жива.
— И что, у этого Мстислава большая армия? — начал кое-что понимать воевода.
— Новгородцы всегда достаточно большую рать могли выставить. Но беда в том, что он если пойдет, то не один.
— Она не одна придет. Она с кузнецом, — задумчиво процитировал Вячеслав строки еще из одной комедии.
— А в роли кузнеца, — в тон ему продолжил князь, — будет сразу несколько актеров. Во-первых, сидящий в Пскове Владимир Мстиславович.
— Сын? — уточнил Вячеслав.
— Родной брательник Удатного и готов за Мстиславом куда угодно. Он, кстати, и под Липицами с ним был. Во-вторых, Давыд Мстиславович, князь Торопецкий.
— Тоже брательник?
— И тоже родной, — подчеркнул Константин. — А еще есть двоюродные. Один — Владимир Рюрикович — в Смоленске сидит, а это княжество достаточно сильное, да и сам он в авторитете. Достаточно сказать, что как только что-нибудь случится с киевским князем, то этот Владимир тут же на его место запрыгнет. К тому же самого нынешнего киевского князя Мстислава Романовича Старого не кто иной, как Удатный, самолично подсаживал на великий стол. Так что если он только чирикнет про должок, как Чудо-Юдо Беззаконное в детской сказке, то думаю, что этот самый Старый своих ратников незамедлительно отстегнет и столько, сколько Мстиславу понадобится. А кроме них есть еще и Ростислав Рюрикович. А еще гражданин Удатный может подписать своих знаменитейших в русской истории зятьев, которых даже ты знаешь.