– Полтон отдал их Хизу, и они оказались полезными при перекрестном допросе. Мне вернули их с полчаса назад, еще не читал. Давайте посмотрим вместе, – предложил он, достал из ящика письменного стола мой блокнот и углубился в текст.
– Какие из показаний свидетелей вы считаете особенно важными?
– Трудно судить. Выводы, как правило, основываются на косвенных данных. Я не нахожу ни одного факта, который допускал бы единственное истолкование. Но ведь и из самых незначительных аргументов, если собрать их достаточно, порой складывается показательный итог. Моя копилка мало-помалу растет.
Торндайк похвалил мои заметки и поехал по делам на Ломбард-стрит, а я – к пациенту, проживавшему в одном из аристократических районов. В Невиль-корт я явился строго к назначенному часу. Мисс Беллингэм была в саду и приветливо помахала мне рукой.
– Я почти готова, подождите минутку. Как мило, что мы опять идем в музей! Я часто вспоминаю, как самоотверженно вы помогали мне собирать материал по Амарнским письменам. Не прогуляться ли нам пешком? После шумных улиц в тиши музея ощущаешь особое блаженство. Так что мы будем осматривать?
– Всецело полагаюсь на ваш выбор, – улыбнулся я. – Вы знаете музей гораздо лучше меня.
Она задумалась и вдруг сказала:
– Вы ведь любите загадки, раз интересуетесь нашим семейным делом? Не хотите взглянуть на кладбище, где завещал похоронить себя дядя Джон? Это немного в стороне от музея, но мы не спешим…
Мы свернули на улицу, ведущую к воротам одного из старинных кладбищ Лондона. О живых здесь заботились куда лучше, чем о мертвых. Многие памятники были полуразрушены, другие вообще срыли и отпихнули к задней стене, чтобы расширить асфальтированные дорожки и расставить скамейки для посетителей. Надписи и эпитафии осыпались или стерлись от времени, но и те, что сохранились, не имели смысла, поскольку надгробия оторвали от могил. Хотя на кладбище по контрасту с жарой на пыльных городских улицах было прохладно, тишиной мы, увы, не насладились: у скамеек резвились школьники и кричали так, что спугивали птиц с ветвей.
– Это и есть последнее пристанище родовитого семейства Беллингэмов?
– Да. Но тут похоронено много именитых горожан, например дочь Ричарда Кромвеля. Ее могила сохранилась. Вы что, никогда здесь не бывали?
– Нет, но место кажется мне знакомым.
– Вот как? – удивилась она.
Я осмотрелся вокруг и заметил вдали за оградой строения, обнесенные каменной стеной с деревянной решеткой.
– Вспомнил! – воскликнул я. – За той оградой, выходящей на Генриетта-стрит, расположен анатомический театр, который я посещал, учась в колледже. Там же по учебной программе я произвел первое вскрытие.
– Понятно, – вздохнула мисс Беллингэм. – Значит, материал для занятий был под рукой и в достаточном количестве. Кстати, вот могила, о которой я упоминала.
Мы остановились перед обыкновенной каменной плитой со скромной надписью, извещавшей, что здесь упокоилась Анна, дочь лорда-протектора Ричарда Кромвеля. Я попытался представить стародавние времена, когда в тенистых аллеях Грейс-Инна бряцало оружие и громыхали кованые сапоги воинов; когда нынешний каменный некрополь был простым деревенским погостом, куда, спрыгнув с повозок по пути на рынок в Лондоне, захаживали поселяне и бродили между могильными холмиками.
– Наши фамильные захоронения в том углу, – указала мисс Беллингэм. – Ой, там, кажется, кто-то есть. Видите человека? Похоже, читает надписи. Как не вовремя! Я хотела показать вам могилы.
Я вгляделся и заметил мужчину с записной книжкой, который внимательно разглядывал буквы на камне, а потом присел и стал водить по ним пальцем.
– Это надгробие моего деда, – шепнула мисс Беллингэм.
В ту же секунду человек обернулся и уставился на нас сквозь очки. Мы одновременно вскрикнули от неожиданности: это был мистер Джеллико.
Глава 16Прощай, Артемидор!
Удивился ли он при виде нас, я не знаю. Его лицо в один миг изменилось, сделавшись неподвижным, как у истукана. Адвокат шагнул в нашу сторону, сжимая в руке раскрытый блокнот и карандаш, чопорно, по-старинному, поклонился и выдержал паузу, предоставив нам начать разговор.
– Какая удивительная встреча, мистер Джеллико! – сказала мисс Беллингэм.
– Да, вы правы, – пробормотал он.
– И какое совпадение, что все мы случайно пришли сюда именно сегодня.
– Если бы никто из нас не пришел сюда, – что случается часто, – это тоже было бы совпадением.
– Разумеется. Но я надеюсь, мы вам не помешали?
– Нет, я уже закончил работу, когда заметил вас.
– Работу? Ваши наблюдения имели отношение к делу, не так ли? – коварно спросил я, чтобы услышать, как он станет выпутываться из неловкой ситуации.
– К делу? – повторил он. – Вы имеете в виду иск Стивенса к приходскому совету?
– Доктор Барклей говорит о деле моего дяди, – сдержанно произнесла мисс Беллингэм, но я заметил, что уголки ее губ слегка дрогнули.
– Вы о наследственной тяжбе?
– Мы о процессе, который инициировал мистер Хёрст, – продолжала Руфь.
– Ах, вот оно что! Но ведь суд вынес постановление, все закончено, иск отклонен. К тому же я не поверенный мистера Хёрста и не оказываю ему юридических услуг. На самом деле, – сквозь зубы процедил он, – я читал надписи на могильных камнях, особенно на надгробии вашего деда, Фрэнсиса Беллингэма. Мне пришла в голову мысль: если все-таки выяснится, что ваш дядя умер, нужно увековечить его память. Кладбище официально закрыто, и получить разрешение на установку нового памятника будет трудно, а добавить надпись к уже имеющейся – гораздо легче. На монументе указано, что он воздвигнут в память Фрэнсиса Беллингэма, поэтому можно дописать: «и его сына Джона Беллингэма». Простите, я вас не задерживаю?
– Нет, нисколько, – заверила мисс Беллингэм. – Мы шли в Британский музей и завернули сюда по пути.
– Надо же! – удивился мистер Джеллико. – Так ведь и я иду в музей к доктору Норбери. Неужели это тоже совпадение?
– Конечно, – лукаво улыбнулась мисс Беллингэм. – Может, пойдем вместе?
Мы вернулись на улицу, и в отместку за нежелательное общество старого адвоката я завел разговор на неприятную ему тему:
– Мистер Джеллико, а ваш клиент не жаловался на здоровье? Вдруг он умер скоропостижно?
Адвокат насторожился и подозрительно взглянул на меня:
– Почему вас, доктор, так волнуют здоровье и дела мистера Джона Беллингэма?
– Профессиональный интерес, я ведь занимаюсь медициной. Но главное то, что мисс Беллингэм и ее отец – мои друзья, мне не безразлично…
– Я понял, – прервал он меня, – однако при чем тут здоровье моего клиента?
– Как же? – изобразил я удивление. – Если он страдал аневризмой, атеросклерозом или другим заболеванием, при котором возможна внезапная смерть, этот факт надо учитывать при решении вопроса: жив завещатель или умер?
– Вы правы, – потупился Джеллико, – я несведущ в болезнях, ведь я – юрист, а не лечащий врач Джона Беллингэма. Состояние здоровья клиента вне моей компетенции. Мистер Джон производил впечатление здорового человека. Таково мое неавторитетное мнение, которое я озвучил на судебном заседании. Больше мне добавить нечего.
– Если это столь важно, – вмешалась мисс Беллингэм, – почему на слушания не пригласили дядиного врача? Он представил бы полную информацию. Мне лично дядя казался крепким, сильным и выносливым. Организм у него имел хороший запас прочности. Не случайно дядя так скоро поправился после несчастного случая.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее, – попросил я Руфь.
– Отец ведь, кажется, говорил вам? Дядя сорвался с высокой скалы и повредил левую ногу. Какой-то сложный перелом… Забыла название.
– Перелом Потта?
– Вот-вот. Кроме того, он разбил оба колена. Сэр Морган Беннет срочно прооперировал его, иначе дядя остался бы калекой на всю жизнь. Представьте себе, недели через три дядя поправился, правда, прихрамывал.
– Он поднимался по ступенькам?
– Легко! Мало того, он играл в гольф и катался на велосипеде.
– Так у него травма надколенников? Это опасная патология.
– Не то слово! По мнению сэра Моргана, редкий случай в медицинской практике, когда подобная операция помогла пациенту; доктор гордился своим искусством, а дядя не знал, как его отблагодарить.
По-видимому, мистеру Джеллико надоело слушать о болезнях, и он переменил тему, спросив:
– Вы идете в египетский отдел?
– Нет, – ответила мисс Беллингэм. – Сегодня мы осмотрим глиняную утварь ХVII века.
Джеллико пустился в пространные комментарии, поражая нас своей исторической эрудицией. Рассказывал он живо и интересно, без схоластики и занудства, и Руфь слушала с любопытством. Наконец мы вошли в здание музея, проследовали мимо крылатых быков из Ниневии и огромных античных статуй и поднялись к египетским мумиям, где когда-то между мной и мисс Беллингэм вспыхнула симпатия, положившая начало нашей дружбе.
– Прежде чем откланяться, – сказал Джеллико, – позвольте показать вам мумию, которую мой друг Джон пожертвовал музею незадолго до своего исчезновения. Факт, вроде бы, обыкновенный, но кто знает? Вдруг он, как нить Ариадны, выведет нас из темного лабиринта к какому-нибудь светлому и разумному объяснению?
Мы приблизились к стеклянной витрине, остановились, и Джеллико устремил на мумию в футляре почти любовный взгляд знатока и истинного ценителя.
– Вы заметили, – обратился он к мисс Беллингэм, – что на мумию нанесен слой смолы?
– Да, – кивнула она, – это портит эстетическое впечатление.
– Зато дает пищу разуму. Главное украшение и надпись не затронуты темным смолистым составом, а между тем именно эти места, с точки зрения древних египтян, нуждаются в предохранении. А вот ноги и спина, где, вероятно, не было надписей, вымазаны смолой так густо, что покрылись коркой.
Он поправил очки, прильнул к стеклу и стал внимательно рассматривать футляр.