– Где вы его нашли?
– Бедняга лежал в больнице – жертва нужды и незаслуженной неудачи. Я пару раз давал ему небольшие поручения, а когда понял, чтó он за сокровище, взял к себе на службу. Он очень предан мне, и его благодарность так безгранична, что не всегда обоснованна.
– О какой фотографии он говорил?
– Он искусственно увеличил один из оттисков большого пальца, и у нас есть соответствующий негатив такого же размера на случай, если понадобится напечатать дополнительные фотографии.
– Вы пытаетесь помочь бедному Хорнби, – вздохнул я с сожалением, – но как? Мне его дело кажется безнадежным. Я не осуждаю юношу, но не верю в его невиновность.
– Дело, безусловно, трудное, – согласился Торндайк, – и в настоящий момент я и сам не вижу выхода. Однако я взял за правило в любых случаях придерживаться классических канонов индуктивного исследования: собирать данные, выдвигать гипотезы, проверять их и стремиться к подтверждению. В нашем случае, учитывая, что факт ограбления установлен, мы можем выдвинуть четыре гипотезы. Оно совершено: a) Рубеном Хорнби; b) Уолтером Хорнби; c) Джоном Хорнби; d) каким-либо другим лицом или лицами. Последней версией предлагаю пока пренебречь и ограничиться анализом трех остальных. Что скажете?
– Вы допускаете, что мистер Джон Хорнби похитил алмазы из своего собственного сейфа? – воскликнул я в недоумении.
– Сейчас я не склоняюсь ни к одной из гипотез, а лишь излагаю их. Джон Хорнби имел доступ к драгоценностям, а значит, предположительно мог украсть их.
– Но он несет ответственность перед владельцами…
– Не совсем так: он добровольно соглашался принимать груз на хранение. В таком случае он не отвечает за потерю, если только не будет доказана преднамеренная грубая небрежность.
– Отпечаток пальца, мой дорогой профессор! – возразил я. – Что с ним поделаешь?
– Не торопитесь, – невозмутимо ответил Торндайк, – вы, я вижу, придерживаетесь того же мнения, что и полиция; она расценивает отпечаток пальца как стопроцентный критерий, последнее несокрушимое доказательство, за пределы которого следствию незачем выходить. Это серьезная ошибка. Отпечаток – это факт, очень важный и значительный, признаю, но лишь факт, который, как и любой другой, следует взвесить и измерить с точки зрения его доказательной базы.
– С чего вы предлагаете начать?
– Во-первых, я удостоверюсь, что подозрительный отпечаток большого пальца идентичен с оттиском Рубена Хорнби, в чем, однако, у меня мало сомнений, поскольку дактилоскописты знают свое дело и не доверять им нет оснований.
– А во-вторых?
– Соберу свежие материалы, рассчитывая на вашу помощь. Кстати, если вы позавтракали, я ознакомлю вас с новыми обязанностями. – Он встал, позвонил и, когда Полтон принес ему из кабинета четыре блокнота в бумажных обложках, положил их на стол. – Один из них посвятим Рубену Хорнби. Вы разузнаете о нем все, что сможете, не важно, насколько тривиальным или, на первый взгляд, незначительным оно вам покажется, и занесете данные вот сюда. – Он написал на обложке «Рубен Хорнби» и вручил блокнот мне. – Во второй блокнот вы запишете все, касающееся Уолтера Хорнби, а в третий – аналогичные сведения о Джоне Хорнби. Четвертый блокнот приберегите для отдельных фактов, связанных с делом, но не подпадающих под три предыдущие рубрики. А теперь взглянем на продукт производства Полтона.
Он взял из рук помощника фотографию десяти дюймов в длину и восьми в ширину, сделанную на глянцевой бромистой бумаге и прочно посаженную на жесткую карточку. Она демонстрировала сильно увеличенное факсимиле одного из отпечатков пальца, все малейшие детали которого, прежде заметные только в лупу, теперь были отлично видны невооруженным глазом.
– Превосходно, Полтон! – похвалил Торндайк и объяснил мне: – Мы сфотографировали отпечаток большого пальца, наложив на него нумерованный микрометр, разделенный на квадратики размером в одну двенадцатую дюйма. Увеличение восьмикратное, так что квадратики – каждый по две трети дюйма в поперечнике. У меня есть несколько микрометров с различными шкалами – они незаменимы при исследовании чеков, сомнительных подписей и тому подобного. Полтон, вы, я смотрю, уложили камеру и микроскоп, а микрометр не забыли?
– Нет, доктор, – ответил тот. – И шестидюймовый объектив, и окуляр, и «быстрые» фотопластинки – все в ящике.
– Тогда выступаем и бросим вызов львам Скотланд-Ярда в их собственном логове, – заявил Торндайк, надевая шляпу и перчатки.
– Позвольте, – сказал я, – вы ведь не собираетесь тащить в Скотланд-Ярд огромный микроскоп, когда требуется лишь восьмикратное увеличение? Нет ли у вас анатомического микроскопа или какого-нибудь другого переносного инструмента?
– У нас есть великолепный анатомический микроскоп собственного изготовления Полтона – он вам его потом покажет. Но мне может понадобиться более мощный аппарат – и здесь позвольте предостеречь вас: что бы я ни делал, ничего не говорите при чиновниках. Мы ищем информацию, а не даем ее, понимаете?
В этот миг маленький медный молоток на внутренней двери – внешняя дубовая была открыта – издал робкий, извиняющийся стук.
– Что за дьявол притащился? – проворчал Торндайк, ставя микроскоп обратно на стол.
Мой недовольный друг шагнул к двери, резко распахнул ее, но тут же сорвал с головы шляпу, и я увидел стоящую на пороге юную леди.
– Доктор Торндайк? – спросила она и, когда он поклонился, продолжила: – Мне следовало написать и попросить о встрече, но дело довольно срочное – оно касается мистера Рубена Хорнби; сегодня утром я узнала от него, что он консультировался с вами.
– Войдите, прошу вас, – пригласил Торндайк. – Мы как раз собираемся в Скотланд-Ярд именно по этому вопросу. Позвольте мне представить вас своему коллеге, доктору Джервису, который работает вместе со мной.
Наша посетительница, высокая красивая девушка лет двадцати, ответила на мой поклон и с совершенным самообладанием произнесла:
– Мое имя – Гибсон, мисс Джульет Гибсон. Я не отниму у вас больше нескольких минут. – Она села в кресло, которое предложил ей Торндайк, и продолжила в живой и деловой манере: – Я должна объяснить свой визит. Последние шесть лет я жила в доме мистера и миссис Хорнби, хотя не состою с ними в родстве. Впервые я появилась в этом семействе в качестве компаньонки миссис Хорнби; в то время мне минуло лишь пятнадцать лет, и мои обязанности меня не обременяли. По правде говоря, я думаю, миссис Хорнби взяла меня потому, что я осиротела и не имела собственных средств, а у нее не было своих детей.
Три года назад я получила небольшое состояние, которое сделало меня независимой, но мне так хорошо жилось с моими милыми друзьями, что я попросила позволения остаться с ними, и с тех пор находилась на положении приемной дочери. Естественно, я наблюдала активную деятельность их племянников, которые трудились на предприятии своего дяди, и хочу подчеркнуть, что ужасное обвинение против мистера Рубена поразило нас, как удар молнии. Я пришла к вам вот почему: я не верю, что Рубен украл эти алмазы. Это совершенно противоречит всему моему опыту общения с ним. Я убеждена, что он невиновен, и готова отстаивать свое мнение.
– Каким образом? – спросил Торндайк.
– Увеличивая необходимые ресурсы, – ответила мисс Гибсон. – Я понимаю, что юридическая помощь требует существенных затрат.
– Да, вы хорошо информированы, – заметил мой коллега.
– Финансовые источники Рубена невелики, поэтому необходимо, чтобы друзья поддержали его. Так вот, ничто из того, что доказывает его невиновность, не останется несделанным, если я возьму на себя ответственность за все расходы, которые сам он не в состоянии понести. Я предпочитаю, конечно, не афишировать свое участие, если этого можно избежать.
– Ваша дружба в высшей степени практического свойства, мисс Гибсон, – усмехнулся Торндайк. – В действительности расходы не составляют для меня проблемы. Если желаете поупражняться в щедрости, обратитесь к солиситору мистера Рубена через вашего опекуна, мистера Хорнби, и с согласия обвиняемого. Сомневаюсь, однако, что возникнет такая потребность, тем не менее я рад вашему приходу, поскольку вы способны оказать нам ценную помощь другого рода. Например, ответить на один-два вопроса, на первый взгляд, не имеющих прямого касательства к делу.
– Я не сочту бесполезным ни один вопрос из тех, что вы мне зададите, – решительно заявила наша посетительница.
– Тогда осмелюсь поинтересоваться, существуют ли некие особые отношения между вами и мистером Рубеном?
– Вы ищете неизбежный для женщины мотив, – слегка вспыхнула мисс Гибсон. – Никаких нежных чувств между Рубеном и мной нет, а если уж говорить о подобной симпатии, следует упомянуть другого человека – Уолтера Хорнби.
– Вы обручены с мистером Уолтером?
– Нет, но он просил меня выйти за него замуж, причем не один раз, и я убеждена, что он привязан ко мне. – Она понизила тон и изменилась в лице, словно речь шла о чем-то невероятном. – Понимаете, у меня около шести сотен годового дохода, и я неплохая партия для молодого человека вроде Уолтера, у которого нет ни собственности, ни надежд ее получить. Однако повторяю: он довольно искренен в своих заверениях и его привлекают не только мои деньги.
– Я не усомнился бы в вашей правдивости, – улыбнулся Торндайк, – даже если бы мистер Уолтер прослыл корыстным субъектом, каким он наверняка не является.
Мисс Гибсон опять вспыхнула и ответила:
– Не трудитесь делать мне комплименты: я имею некоторое представление о своих достоинствах. И все-таки, хотя мне жаль прилагать к Уолтеру Хорнби определение «корыстный», я никогда в жизни не встречала молодого человека, который придавал бы большее значение деньгам, чем он. Он собирается преуспеть в жизни, и я не исключаю, что добьется своего.
– Насколько я понимаю, вы отказали ему?
– Да. Я отношусь к нему по-дружески, а этого мало, чтобы думать о браке.
– Давайте вернемся к мистеру Рубену. Вы давно его знаете?