– И зря, – огорчился Торндайк и замолчал.
Глава 6Линия обвинения
Намек Торндайка на потенциальную опасность, которую таила в себе моя крепнущая дружба с Джульет Гибсон, прозвучал для меня как гром среди ясного неба и поначалу привел меня в негодование. В первую минуту внутри у меня все клокотало от обиды на бесцеремонность друга. Однако затем я успокоился, стал размышлять и пришел к выводу, что бдительное око моего опытного коллеги заметило в том, как я держусь с мисс Гибсон, нечто необычное, вероятно, наводящее на мысль о моем неравнодушии к этой девушке, в чем, по правде говоря, я не решался признаться себе самому.
Мне казалось абсурдным, что столь короткое знакомство может породить настоящее чувство. Я видел Джульет всего три раза, да и то по делу, ведь я не назначал ей свиданий? Таким образом, если не принимать в расчет наши деловые отношения, я вряд ли имел право на что-то большее, чем поклон при встрече. Я умерил свой пыл, еще раз проанализировал ситуацию и собственные впечатления и вынужден был признать, что девушка вызвала у меня живой интерес безотносительно к той роли, которую она играла в неспешно развивавшейся драме. Мисс Гибсон обладала красотой того типа, который особенно привлекал меня, – исполненной достоинства и обещавшей роскошную зрелость. Мне понравились прямота и открытость Джульет, ее веселость, незаурядный ум и чувство юмора, и, хотя девушка держалась уверенно и строго, она никогда не утрачивала той женской мягкости, от которой мужчины, если они хоть что-то понимают в женщинах, теряют голову.
В общем, я обнаружил, что, если бы не Рубен Хорнби, я смотрел бы на мисс Гибсон с симпатией куда большей, чем обычная. К несчастью, Рубена Хорнби как главного героя драмы я не мог игнорировать; более того, трагичность его положения как человека, попавшего в беду, давала ему право на особую благосклонность мисс Гибсон. Неважно, что между ними, по словам Джульет, не существовало ничего, кроме старой дружбы; молодые леди редко способны беспристрастно оценивать свои чувства. Кажется, я начал понимать, от чего меня предостерегал Торндайк. Я вел себя эгоистично, находясь в плену своих чувств и эмоций, которые застилали мне глаза и мешали деловому общению с мисс Гибсон. Против своей воли я сделался соперником Рубена Хорнби и позабыл о том, что я – его доверенное лицо и, следовательно, обязан ставить его интересы выше всех соблазнов.
– Надеюсь, – сухо произнес Торндайк во время завтрака, заметив, что я веду себя как-то странно, – ваша немая сосредоточенность обусловлена делом Хорнби. Вы считаете, что тайна уже раскрыта, и готовы поделиться со мной результатами?
– Почему вы так думаете? – встрепенулся я, и мне показалось, что в глазах Торндайка вспыхнул недобрый огонек, а губы исказила насмешка.
Мне стало некомфортно от того, что мой ученый друг все это время наблюдал за мной, и я почти впал в отчаяние, как блоха, очутившаяся на освещенной подставке бинокулярного микроскопа.
– Дорогой Джервис, – улыбнулся Торндайк, – за пятнадцать минут вы не вымолвили ни слова, вы поглощали пищу, как автомат, не разбирая ни вкуса, ни запаха, и периодически строили такие гримасы кофейнику, что я забеспокоился, хотя, держу пари, кофейник был на вашей стороне, насколько я сужу по сделанному им официальному заявлению.
Я стряхнул задумчивость, взглянул на отражение в полированном серебре и, увидев свое искаженное то ли кофейником, то ли мрачными мыслями лицо, расхохотался.
– Черт знает, что на меня напало, – признался я, – извините ради бога.
– Ничего страшного, – усмехнулся Торндайк, – хотя я всячески пытался вернуть вас к действительности и заговорил лишь тогда, когда вы исчерпали возможности актера немого кино.
– Вас забавляет меня подкалывать, – слабо упрекнул я коллегу. – А в чем смысл?
– Смысла, конечно, немного. Я, скажем так, поглощал побочный продукт вашей умственной деятельности. О, к нам пожаловал Энсти!
Я услышал стук трости во внутреннюю дверь, а когда Торндайк вскочил и распахнул ее, раздался музыкальный голос, размеренные модуляции которого выдавали в его обладателе опытного оратора.
– Приветствую, дорогой друг! – воскликнул гость. – Не помешал вашим занятиям? – Джентльмен ступил в приемную и осмотрелся: – Вот оно что! Физиологическая химия и ее практическое применение. Исследуете свойства полосатого бекона и жареных яиц в компании еще одного ученого собрата? – И он поглядел на меня через пенсне так критически, что я растерялся.
– Это господин Джервис, о котором я вам рассказывал, – пояснил Торндайк. – Он – наш партнер в деле Хорнби.
– Эхо вашей славы достигло моих ушей, – протянул мне руку Энсти, – я слышал о вас много лестного и рад познакомиться. Как я вас сразу не узнал? Вы похожи на своего дядюшку, чей портрет висит в Гринвичской больнице.
– Энсти, вы – заправский шутник, – улыбнулся Торндайк, – но, по счастью, у вас случаются периоды просветления, и мы терпеливо ждем, когда наступит очередной из них.
– Терпеливо! – фыркнул эксцентричный барристер. – Это я должен набраться терпения, пока меня таскают по магистратам, полицейским судам и всяким клоакам беззакония, чтобы защищать грабителей, словно я – адвокат с Кеннингтон-лейн.
– Вы беседовали с Лоули, как я вижу.
– Да, и, по его мнению, нам не на что опереться.
– Нет, позвольте: мы обопремся на свои головы, как обычно и поступают мужи интеллекта. Мистер Лоули плохо осведомлен о деле.
– А он думает, что знает все, – возразил Энсти.
– Что ж тут странного? Большинство дураков считают себя умными, – парировал Торндайк. – Они получают свои жиденькие знания чисто интуитивно – путь незамысловатый и не слишком затратный. Нам нужно повременить с защитой, вы согласны?
– Магистрат призна`ет Рубена Хорнби виновным, если только у вас нет несокрушимого алиби.
– Алиби мы поищем, но особенно рассчитывать на него не будем.
– Тогда вы правы, защиту лучше отложить, – сказал Энсти и посмотрел на часы: – Нам пора, магистрат назначил на половину десятого, а надо еще зайти к Лоули. Доктор Джервис, вы с нами?
– Да, пойдемте, – пригласил меня Торндайк. – Не волнуйтесь, ничего страшного; это касается слушания дела Рубена Хорнби. Мы сегодня не планируем выступать, но постараемся понять намерения стороны обвинения.
– Я готов, – обрадовался я, хватая шляпу, и мы направились в Линкольнс-Инн, где располагалась контора мистера Лоули.
– Доброе утро, господа, – сказал солиситор, когда мы вошли. – Рад вас видеть, заждались. Вы, кажется, незнакомы с мистером Уолтером Хорнби? Исправляю положение. – И он представил нас с Торндайком кузену нашего клиента, мы обменялись рукопожатиями и посмотрели друг на друга с нескрываемым интересом.
– Я слышал о вас от тети, – обратился ко мне Уолтер. – Миссис Хорнби относится к вам как к Маскелайну и Куку от юриспруденции и безоговорочно верит, что ради ее племянника и моего кузена вы сотворите чудеса, никак не меньше. Рубен, бедняга, выглядит плоховато. Вы согласны, доктор Джервис?
Рубен в тот момент беседовал с Торндайком, но, заметив меня, сразу приблизился и протянул мне руку с теплотой, которая показалась мне очень трогательной. Он словно постарел с тех пор, как я видел его в последний раз, похудел и побледнел, однако держался невозмутимо и переносил свою беду с присущим ему достоинством, видимо, врожденным.
– Кэб ожидает у входа, сэр, – доложил клерк.
– Кэб? – с сомнением повторил мистер Лоули, бросая на меня косой взгляд. – Боюсь, нам требуется омнибус.
– Доктор Джервис и я можем пройтись пешком, – предложил Уолтер Хорнби. – Не удивлюсь, если мы окажемся на месте еще раньше вас, ну а чуть опоздаем – вы нас подождете.
– Ладно, – кивнул солиситор, – так и поступим.
Мы вышли на улицу, где вблизи тротуара стояла извозчичья карета. Когда все уселись, Торндайк на миг задержался, шепнул мне:
– Не позволяйте ему ничего из вас вытянуть, – и, даже не взглянув на меня, сел в кэб и захлопнул дверцу.
Две-три минуты мы с Уолтером Хорнби шли рядом, но словно незнакомые люди, потом он нарушил затянувшееся молчание:
– Какое необычное дело! Я, признаться, не могу нащупать в нем ни головы, ни хвоста.
– Вы о чем? – удивленно покосился я на него.
– О том, что, как ни пытайся логически выстроить картину происшедшего, неизбежно запутываешься в противоречиях. Посудите сами: Рубен, по-моему, честнейший человек, якобы совершил крупную, подлую и ничем не обоснованную кражу. Он не богат, но и не беден, материально не стеснен и ни в коей мере не алчен. В то же время обнаружен отпечаток большого пальца, который, по мнению экспертов, подтверждает, что Рубен – вор. Лично меня это сбивает с толку, обескураживает. А вас?
– Согласен с вами, – кивнул я, – случай загадочный.
– Но у вас есть какие-то объяснения? – нетерпеливо спросил мой собеседник, даже не пытаясь скрыть любопытство.
– Нет, мы в тупике, – развел я руками. – Рубен, как вы правильно говорите, не похож на грабителя, мотивов для воровства у него нет, следовательно, это дело непостижимо.
– Ну да, – вздохнул мистер Уолтер, разочарованный моим вялым ответом, и, немного помолчав, тревожно добавил: – Но как выпутаться из создавшегося положения? У нас вся семья страдает. Нам не наплевать на судьбу Рубена – он наш родной человек.
– Понимаю и сочувствую, – заверил я, – однако разбираюсь в этом вопросе не лучше вас, а что касается доктора Торндайка, который пытается выстроить линию защиты вашего кузена, то мой коллега вряд ли посвятит вас в свои замыслы – такой у него принцип, к тому же любые выводы пока преждевременны.
– Я это уже понял со слов Джульет, – проворчал он, – но полагал, что у вас имеется хотя бы общая стратегия, вы ведь трудились в лаборатории, проводили фотосъемки, исследовали отпечатки через микроскоп…
– В лаборатории я до вчерашнего вечера, когда доктор пригласил меня туда вместе с вашей тетей и мисс Гибсон, ни разу не был. Все работы там выполняет ассистент, в чьи обязанности входит не размышлять и анализировать, а проводить технические опыты; его знания о делах клиентов доктора Торндайка так же «обширны», как у типографа о книгах, которые он штампует на печатном станке. Нет, мистер Уолтер, вы напрасно стараетесь: Торндайк – человек, привыкший играть в одиночку, без команды, и никто не поможет вам узнать его карты, пока он сам не выложит их на стол.