– Ох, простите ради бога! – воскликнула миссис Хорнби, склоняясь над перилами и обращаясь к приставу, который нехотя нагнулся, чтобы поднять книгу, и в тот же миг ему на спину обрушился поток монет, пуговиц, мотков и клочков из раскрывшегося кошелька. – Извините, сэр, я очень неуклюжая, но в мои годы трудно сохранять ловкость и подвижность.
Она отерла пот с лица и попыталась поправить шляпку. Энсти поднялся и передал ей маленькую красную книжечку:
– Будьте столь любезны посмотреть на эту вещицу, миссис Хорнби.
– Глаза б мои на нее не глядели! – поморщилась дама, делая отталкивающий жест. – Эта безделушка принесла нам столько неприятностей!
Зрители вверху засмеялись, но Энсти, не реагируя на посторонние звуки, продолжал допрос:
– Вы узнаете эту вещь?
– Господи! Узнаю ли я ее?! Как можно задавать мне такой вопрос, ведь вы прекрасно осведомлены…
– Отвечайте по сути дела, – громко попросил судья, сдвинув брови. – Вы узнаете предмет, который держите в руке?
– Конечно, как же иначе? Я ведь сразу сказала, – покраснела миссис Хорнби.
– Как называется эта вещица? – упорно вел свою линию Энсти.
– Ой, по-моему, просто маленькая книжечка, но вот тут на обложке вытиснено слово «пальцеграф». Наверное, это и есть название?
– Миссис Хорнби, как пальцеграф попал к вам?
Пожилая леди вперила в адвоката дикий взгляд, начала озираться по сторонам, потом вытащила из кошелька какую-то бумажку, поспешно развернула, принялась разглаживать пальцами, после чего опять скомкала.
– Вам задали вопрос, – нарушил тишину судья.
– Ой, да, – словно очнулась миссис Хорнби. – «Комитет общества покровительства…» Нет, это не то – я имею в виду, Уолтер, знаете ли, по крайней мере…
– Прошу прощения? – с вежливой серьезностью прервал ее Энсти.
– Вы назвали комитет какого-то общества, или я ослышался? – вмешался судья и с беспокойством уточнил: – Про какое общество вы говорили?
Миссис Хорнби снова разгладила бумажку и тупо уставилась в нее.
– Про общество покровительства умалишенным, ваша честь.
По зрительской галерее прокатился хохот. Даже секретарь суда и пристав не могли больше сдерживаться и, отвернувшись, потихоньку смеялись.
– Как это общество связано с пальцеграфом? – сурово спросил судья, водворив в зале тишину.
– Никак, ваша честь. Совсем никак.
– Тогда зачем вы упомянули о нем?
– Я уверена, то есть я понятия не имею… – забормотала миссис Хорнби, вытирая глаза бумажкой вместо платка.
Судья снял пенсне, с недоумением и растерянностью воззрился на пожилую даму, затем повернулся к адвокату и обреченно добавил:
– Что ж, постарайтесь возобновить допрос, мистер Энсти.
– Миссис Хорнби, не волнуйтесь, пожалуйста, – с мягкой убедительностью попросил барристер. – Как у вас очутился пальцеграф?
– Я думала, его принес Уолтер, и так же считает Джульет, но Уолтер говорит, что я все перепутала, а ему лучше знать, ведь он молодой, у него превосходная память, и у меня в его возрасте была такая же. Короче, я растерялась. Может, не настолько важно, откуда у меня эта вещь?
– Наоборот, чрезвычайно важно, – возразил Энсти. – Мы должны докопаться до правды.
– Если вы хотите себе такой же, то…
– Нет, – запротестовал Энсти. – Наша цель выяснить, как вот этот конкретный пальцеграф появился у вас, понимаете? Например, вы купили его сами. Тогда где именно? Либо вам его кто-то дал. Кто же в таком случае?
– Уолтер полагает, будто я приобрела эту безделушку сама, мне же кажется, что он подарил ее мне, а он отрицает – в общем, в голове у меня все перемешалось.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, об Уолтере. Каково ваше собственное мнение?
– Ох, я все-таки склоняюсь к тому, что пальцеграф мне дал Уолтер, хотя память у меня в последнее время, увы…
– Значит, пальцеграф у вас от Уолтера?
– Да, будто бы так; кроме того, Джульет уверена в этом.
– Кто такой Уолтер?
– Боже, как кто? Уолтер Хорнби, мой племянник. Я думала, вы в курсе.
– Вы помните, когда впервые увидели пальцеграф? В какой ситуации?
– О, весьма отчетливо. Мы ждали к обеду гостей из семейства Колли – нет, не дорсетширских Колли, хотя они тоже исключительно милые люди, как и другие Колли, с которыми мы, правда, не дружим, то есть вообще незнакомы. Так вот, отобедав, мы слегка заскучали, поскольку Джульет, моя племянница, в тот день порезала палец и не могла играть на рояле, как обычно, разве что левой рукой. Моя дорогая девочка, конечно, отказалась, сославшись на уважительную причину, а из Колли никто не увлекается музыкой. Нет, забыла: Адольф Колли немного трубит на тромбоне, но он не взял его с собой. Мы разговаривали, не зная, чем еще заняться, когда пришел Уолтер. Он был в отличном настроении, принес пальцеграф и снял у всех, в том числе у себя, отпечатки пальцев. Гости оживились, правда, Матильда, старшая дочь Колли, слегка обиделась, что узор ее пальца вышел каким-то смазанным. Она сказала, что Рубен толкнул ее под локоть, но, по-моему, это просто кокетство…
– Отлично, миссис Хорнби, – похвалил Энсти. – Вы ясно помните, что ваш племянник Уолтер именно в тот раз, при гостях, дал вам пальцеграф?
– Да-да, это случилось при Колли, только я забыла уточнить, что Уолтер вообще-то племянник моего мужа…
– Мы поняли. Вы уверены, что Уолтер, а не кто-то другой, снимал отпечатки пальцев?
– Господи, конечно! Я пока еще не выжила из ума.
– И вы подтверждаете, что до того самого случая ни разу в жизни не видели пальцеграф?
– Естественно. Откуда бы он взялся? Раньше его никто не приносил.
– Вы одалживали его кому-нибудь? Или он все время находился у вас?
– Ой, я однажды заметила кое-что подозрительное, но упаси меня Бог кого-то обвинять: никаких доказательств у меня нет, просто это несколько странно. Видите ли, красная книжечка постоянно лежала в ящике моего комода рядом с мешочком, где я хранила носовые платки, то есть они и до сих пор там. Один раз я впопыхах забыла взять их в дорогу и вспомнила лишь в кэбе, пришлось задержаться…
– Вы держали пальцеграф в ящике вместе с носовыми платками?
– Ну да, а что тут такого? Мистер Хорнби был в Брайтоне и написал мне, чтобы я на недельку приехала навестить его вместе с Джульет, то есть с мисс Гибсон. Мы уложили вещи и только приготовились отправиться в путь, как я спохватилась: «А где же платки?» Джульет вызвалась помочь мне и сходить за мешочком. Я крикнула ей: «Принеси заодно и книжечку с отпечатками, пригодится для развлечения в дождливый день». Джульет вскоре возвратилась с платками и сообщила, что пальцеграфа в ящике нет. Куда бы ему подеваться? Кому нужно обшаривать мой комод? Я так удивилась, что не поленилась пойти в комнату, и, представьте себе, ящик оказался пустым. Тогда, в суете, пальцеграф быстро вылетел у меня из головы. Когда мы вернулись из Брайтона, так вышло, что я опять попросила Джульет убрать мешочек с платочками в комод. Моя племянница прибежала взволнованная и сказала: «Тетя, пальцеграф по-прежнему в ящике. Получается, кто-то посторонний в наше отсутствие бывает в доме и копается в вещах?» Я очень расстроилась, пошла к себе, выдвинула ящик комода и обомлела: красная книжечка лежала ровно там, где и раньше. Кто-то, видимо, тайком пробравшись в помещение, сначала выкрал пальцеграф, а пока нас не было, подсунул его обратно.
– Кто имеет доступ к вашему комоду?
– Все живущие в доме: ящики не запираются. Мы с Джульет решили, что безобразничает кто-то из слуг.
– Кто оставался в доме, когда вы уехали в Брайтон?
– Двое наших с мужем племянников, но никто из них даже не входил в мою комнату, мы спрашивали. Да и зачем им мой комод? Что там особенного?
– Благодарю вас, – завершил допрос Энсти, и миссис Хорнби, изменив угол наклона своей шляпки, уже собралась сойти со свидетельского места, когда поднялся сэр Гектор и устремил на даму устрашающий взор.
– Вы произнесли некую фразу, – заговорил он, – насчет общества покровительства умалишенным. С какой целью, позвольте осведомиться?
– Ни с какой, по ошибке, я думала о другом.
– Вот именно, о другом. Вы сверялись с бумагой, которую держали в руках.
– Я не сверялась с ней, а лишь смотрела на нее. Да, у меня случайно оказалась петиция общества покровительства умалишенным. Но ко мне она не имеет отношения: я не принадлежу ни к этому, ни к какому-либо иному обществу и пока не тронулась умом.
– Этот документ вы ошибочно приняли за другой, заранее заготовленный, верно?
– Э… да, я приняла его за памятку с кое-какими заметками, которые предварительно набросала, чтоб не растеряться в ответственный момент.
– О каких заметках идет речь?
– О вопросах, которые мне могли задать.
– Ответы на данные вопросы тоже были загодя написаны?
– Конечно, какая же польза от вопросов без ответов?
– Вам задали вопросы, еще до начала процесса зафиксированные на бумаге, оказавшейся у вас?
– По крайней мере, некоторые из них.
– Вы ответили так, как было написано?
– Нет, я не думала, то есть я уверена, что нет, ибо…
– Вот как? Вы даже не думали? В самом деле, зачем думать, если кто-то другой уже постарался за вас. – Сэр Гектор Трамплер обвел присяжных суровым взглядом и грозно добавил: – Признавайтесь суду, кто заблаговременно составил вопросы и ваши ответы на них?
– Мой племянник Уолтер Хорнби. Он просто хотел помочь мне, чтобы…
– Нас сейчас не интересуют его цели. Ответьте, кто конкретно проинструктировал его написать вопросы и ответы?
– Никто. Это полностью инициатива Уолтера; видя, как я переживаю, мой племянник позаботился обо мне, но доктор Джервис забрал у меня ту бумагу и посоветовал полагаться только на свою память.
Столь неожиданный ответ застиг сэра Гектора врасплох, и он с раздраженным видом уселся на место.
– А где та бумага, на которой записаны вопросы и ответы? – спросил судья.
Предвосхищая этот момент, я заранее отдал ее Торндайку и по выразительному взгляду, который он адресовал мне, понял, что от моего коллеги не укрылось ничто, в том числе своеобразие почерка Уолтера Хорнби. Похоже, в деле намечался кардинальный перелом, поскольку Торндайк передал мне записку, развернув которую, я прочел: «X = У. Х.»