Желтые глаза Сталина потемнели, рука сжалась в кулак, но голос прозвучал обычно — негромко и не слишком выразительно.
— А почему вы, товарищ скаут, с вашими интеллигентскими рефлексиями, не остались при Киме Петровиче? Он уж точно не Культ, в гляделки не играет, на подоконниках, панымишь, сиживает. Демократ! И тоже за Великую Россию, но без плохого Сталина.
Поручик, взвесив «billiard» на ладони, неторопливо спрятал трубку в левый карман.
— Между вами есть разница. Я понял это не сразу, а бедняга Вырыпаев даже не успел. Вы, товарищ Сталин, политик, а Ким — бандит. Глава каморры, как он сам любит выражаться. Россия не станет великой под руководством уголовного преступника.
— Поняли, значит…
Хозяин кабинета неторопливо прошелся по мягкому ворсистому ковру, затем резко повернулся.
— Итак, жду ваших оправданий, товарищ Тулак. Вы незаконно проникли на секретный объект. Если бы глава каморры товарищ Ким узнал об этом, вы бы доставили немало неприятностей не только себе, но и доверившемуся вам товарищу Сталину. У нас сейчас с товарищем Кимом перемирие. Хотите начать войну?
Семен встал, поправил складку на гимнастерке, поглядел прямо в желтые глаза:
— На войне, как на войне, товарищ Сталин. Я был на объекте «Теплый Стан». Там строится научный центр, который будет непосредственно подчинен товарищу Лунину Киму Петровичу. Уже сейчас смонтирована установка, точное назначение которой мне узнать не удалось, но это нечто, еще невиданное. Целый ангар, посредине — большая площадка из светлого металла, несколько шкафов оборудования, линии электрического питания. Я изложил виденное рапорте, но словами не все передашь. Ким Петрович любит рассуждать о Будущем, так это есть — Будущее. Чья это техника, не скажу, но определенно не наша. Скантр же — главная и самая необходимая деталь.
Сталин пододвинул ближе лежавшую на столе папку, открыл, скользнул глазами по одной и страниц.
— Скантр… Опишите его своими словами, товарищ Тулак. Представьте, что он сейчас здесь, в этом кабинете. Вспоминайте все, даже самые мелкие детали.
Поручик послушно прикрыл веки.
— Постараюсь… Издалека скантр похож на кристалл — неровная призма размером с две мужские ладони. Тяжелый, одной рукой поднять можно, но с явным усилием. Вблизи видно, что над камень (если это, конечно, камень) с двух сторон прикрывают пластинки светлого металла, может быть, алюминия. Кристалл светится, на первый взгляд может показаться, что он наполнен жидкостью. Мне почему-то пришла в голову мысль о прозрачной ртути. Но если присмотреться, можно понять, что светится не жидкость, а сам кристалл. Он цельный, причем поверхность неровная, ничем не обработанная, поэтому я и подумал о камне.
Сталин, взяв со стола карандаш, что-то быстро записал на полях страницы. Семен открыл глаза, резко выдохнул:
— В любом случае это — не простой камень. Ким Петрович намекал, что в Будущем техника уйдет далеко вперед, и я прикинул, что кристалл может быть искусственным, его вырастили, как выращивают кристаллики соли. И, наконец, свет. Он неровный, пульсирующий, временами совсем исчезает, и тогда скантр становится похож на темный рубин. Но что бы ни происходило, поверхность кристалла остается холодной, хотя в воздухе чувствуется присутствие энергии, очень сильной. Пальцы немеют… Моя правая рука, она парализована, внезапно стала болеть, мне даже показалось, что я могу ею двигать.
Поручик задумался ненадолго.
— Пожалуй, все. Доклад закончил. Могу лишь добавить, что человек, который меня туда провел — бывший офицер, прапорщик Русской армии Анатолий Петрович Александров. Свою службу у Врангеля армии скрывает, значит, к стенке мы станем с ним рядом. Думаю, не выдаст.
— «Думаю» — не гарантия, — Сталин отложил папку в сторону, поморщился. — Сейчас вы снова обидитесь, товарищ Тулак, потому что я опять обращусь к примеру из литературы, но уже не мировой, а отечественной. Молодой и весьма талантливый поэт Николай Тихонов написал «Балладу о синем пакете». Речь там идет о секретном и очень срочном письме, предназначенном для советского руководства. Помните финал?
Бывший ротный невольно вздрогнул:
— Так точно, товарищ Сталин…
Желтые глаза взглянули с насмешкой:
— Письмо в грязи и в крови запеклось,
И человек разорвал его вкось.
Прочел — о френч руки обтер,
Скомкал и бросил за ковер:
— Оно опоздало на полчаса,
Не нужно — я все уже знаю сам.
— Описание скантра у меня уже есть, товарищ Тулак. Не такое подробное и яркое, но очень точное. Мне известны даже размер и вес этого изделия. А вот чего мне не доложили, так это назначение установки в Теплом Стане. Вы знаете ответ?
Семен тяжело вздохнул. Выходит, зря старался? И характер показывал — тоже зря? Разведка у «Культа Личности» организована отменно, спору нет. Но все знать не может даже Сталин.
— О назначении установки сотрудникам не говорят, но руководитель группы Лев Тернем несколько раз употреблял слово «Канал». Из его слов можно также понять, что «Канал» уже действовал, но был уничтожен в 1919 году.
— Значит, «Канал», — Сталин невозмутимо кивнул. — Садитесь, товарищ Тулак. Будем считать вопрос закрытым и поговорим о другом. Вы напомнили, что являетесь моим помощником. Хочу услышать от вас, как от помощника Председателя Реввоенсовета, ваше мнение по поводу болтовни о близком перевороте. Вальпургиева ночь, по православному — суббота Светлой седьмицы. Что это? Вульгарная провокация? Желание потрепать нам нервы перед пролетарским праздником — или чего-то очень умный ход? А если так, то чей именно?
5
— Надо было взять авто. — Гондла зябко повела плечами. — Холодно, дождь, да еще ветер. Зря вы возражали!
Пантёлкин согласно кивнул. И дождь, и ветер, и холод чуть ли не зимний. Зато улицы почти пусты, значит, лишних глаз поменьше.
— Авто увидит дворник, а они — народ бдительный, с хорошей памятью. Вы, Лариса Михайловна, ко мне прижмитесь, а я вас обниму, вот и теплее будет.
И под локоток подхватил. Женщина резко отстранилась, взглянула злобно:
— Прекратите ваши намеки! И не смейте на меня так смотреть, я вам не шлюха с «малины». Без глаз останетесь!
Бывший бандит Фартовый с трудом сдержал усмешку. Нащупал-таки слабину у дамочки! Умна, конечно, товарищ Гондла, но ум все равно бабский.
Спорить, однако, не стал. Руку отпустил, пошел рядом. Пеший поход был затеян не только ради конспирации. Хотелось подумать без помех, а в тесной квартирке рядом с вечной шипящей женщиной мысли были все больше о черной лестнице, которую очень просто перекрыть. Чердак надежно заперт, входная дверь тонкая, сапогом вышибить можно. На «малине» поспокойней будет.
Ночевал с револьвером под рукой. Не в комнате прислуги, а на полу рядом с диваном, на котором похрапывала Гондла. Спиной повернулся — и даже не поинтересовался дамочкиным «настроением». Не оттого ли гнев?
— Касимов, — негромко бросила женщина. — Кто он был? Почему вы про него спрашивали?
«Касимов я, Василий Сергеевич, член РКП(б) с октября 1919-го. Из рабочих, умеренно грамотный, да еще, как видишь, инвалид по причине колчаковской гранаты…» О смерти работника Общего отдела ЦК Василия Касимова Леонид узнал за час до того, как они покинули квартиру. Лариса Михайловна перезвонила сестре, та обратилась к верному знакомому…
«Кукушка лесовая нам годы говорит, а пуля роковая нам годы коротит!..» Вот и еще одному прокуковала.
— Служили вместе, — Пантёлкин невольно поморщился. — То, что убит, очень плохо. У Касимова было надежное убежище в городе, он помочь обещал.
Гонда взглянула удивленно:
— И вы ему верили? Вокруг нас — волки и шакалы, такие станут помогать, только если горло зубами сжать. Хорошо еще вашего Касимова живым не взяли. Знаете, как Егор Егорович умеет допрашивать?
Вместе ответа бывший чекист молча дернул щекой. Он-то знал, собственными глазами видел, а заодно и слышал. Стены крик не удерживали… В эту минуту Леонид впервые порадовался тому, что друг Жора мертв — и мертв навсегда.
— Подъезд, — кивнул он, останавливаясь. — Действуем, как условились. Говорю я, вы — только если спросят. И не стреляйте, что бы ни случилось. Задушить человека сможете?
Лариса Михайлова привстала на цыпочки, к уху потянулась:
— А ты, Леонид, меня еще разок оскорби — и узнаешь!
* * *
Трехглазый идол, увенчанный ожерельем из человеческих черепов, смотрел хмуро. Невысокая сухощавая женщина в железных очках вполне могла сойти за его родную сестру.
— Не пущу! — резко бросила она, загораживая узкий коридор. — Мандат предъявите!
Леонид, походя отметив подзабытое слово «мандат», широко улыбнулся.
— Давайте обойдемся без формальностей, гражданка. Представьте, что я уже достал револьвер.
Синеватые стеклышки холодно блеснули:
— Молодой человек! Я на Акатуе котелком звенела, когда ваша мама еще соску сосать не выучилась. Вы что, каторжанку напугать вздумали? Чем? Своим «шпалером»?
Рядом шумно вздохнула Гондла. Пантёлкин, и сам не слишком довольный таким началом, предостерегающе поднял ладонь.
— Гражданка! Давайте не усугублять. Нам нужен гражданин Летешинский Пантелеймон Николаевич…
— Кто пришел, Хельги?
Дверь в полутемной глубине коридора растворилась. Прямо под огромным птичьим чучелом нарисовался высокий черный силуэт.
— Налет, Пантелей, — невозмутимо констатировала женщина, по-прежнему не сдвигаясь с места. — Жиганок и с «марухой» пожаловали.
Леонид мысленно восхитился «жиганком» («А молодой жульман, а жиган-жиганок гниет в каталажке…»), «маруха» же, не стерпев, махнула рукой:
— Пантелеймон Николаевич! Это я, Лариса, дочь Михаила Андреевича…
Черный силуэт неторопливо двинулся вперед.
— Забавно…
Старый большевик Пантелеймон Николаевич Летешинский принимал гостей в старом турецком халате, зато при галстуке. Очки в золотой оправе, маленькая бородка аккуратно подстрижена, на указательном пальце — серебряный перстень с тяжелым черным камнем.