Косухину вновь вспомнились разговоры Тэда и Карно. Выходит, все эти сказки, а по-научному – мифы, хорошо известны!
– Я слыхал, что было четыре, как их, реликвии, – осмелился заметить он. – Меч, потом корона, ножны и кольцо…
– Это не дхарские предания, – усмехнулся бывший учитель. – Приятно видеть, товарищ Косухин, насколько серьезно вы увлекаетесь мифологией! Но связывать легенду о четырех реликвиях логров с дхарами излишне смело. У нас нет преданий о короне и ножнах. Правда, дхарские гэгхэны – вожди – имели какой-то Черный Меч, но такие легенды есть у всех народов.
– Позвольте, а кольцо? – перебил Ростислав. – Мой перстень, помните?
…Странное свечение, лунный диск в морозном небе, смутный образы, мелькнувшие внутри серебряного ободка…
– Волшебное кольцо – сквозной образ всей мировой мифологии. Возьмите хотя бы Нибелунгов… У дхаров тоже было нечто подобное – Перстень Вагров. Но ваше кольцо, Ростислав Александрович, все же другое. Я специально уточнил – в Перстне Вагров был большой светящийся камень…
В этих словах Косухину послышалось что-то знакомое. Ну да! Светящийся камень был в перстне Артура!
– Кольцо любопытное, – заключил Родион Геннадиевич. – Как ученый, могу предложить отдать его в серьезную лабораторию. А вот как потомок жрецов-дхармэ…
Он помолчал секунду-другую, а затем медленно произнес:
– Храните его, и не дай Всевышний, чтоб оно попало в злые руки. Если же кто-то будет не только зол, но и проницателен – то да поможет всем нам Высокое Небо…
Степа и Арцеулов невольно переглянулись. Кольцо, которое носил Берг, было другим, но оба почувствовали тревогу.
– А камень? – Арцеулов кивнул на странную находку, лежавшую на столе.
– Как ученый, – Соломатин усмехнулся, – могу предположить, что это обычный атрибут жреческих обрядов. Когда-то он был частью какого-то изделия, затем его достаточно грубо извлекли оттуда и использовали уже отдельно. Химический состав определить не берусь – я не химик и не геолог. Но у дхаров было нечто подобное…
– А как они использовались? Покажите! – не отставал Ростислав. Бывший учитель развел руками:
– Ученый на этом умолкает. Впрочем, если желаете познакомиться с примером древнедхарских суеверий…
Он резко выбросил вперед руку. Ладонь застыла прямо над камнем. Глаза закрылись, губы стали что-то негромко шептать. Вначале ничего не изменилось, и Косухину даже стало неловко за товарища Соломатина, как вдруг поверхность камня стала светлеть, становится прозрачной, а затем наливаться густой синевой. Засветились маленькие яркие огоньки, в комнате словно повеяло сильным теплым ветром…
– Где-то так…
Родион Геннадиевич опустил руку, и все исчезло. Камень стал прежним – серым, невыразительным, ничем не интересным.
– Использовалось для простейших магических действий. Снятие сглаза, порчи…
Арцеулов не отрывал взгляда от камня. Снятие сглаза, порчи… Наташа потеряла память…
– А память это возвращает? – Косухин подумал о том же.
– О чем вы? – удивился Соломатин. – Если человек потерял память, следует обратиться к врачу, а не к знахарю! Это же суеверия, фольклор!.. Да, если память потеряна вследствие магических действий, жрецы-дхармэ применяли специальное заклинание, которое читалось над подобным камнем в присутствии пострадавшего. Оно у меня записано. Я как раз готовлю работу по фольклору дхаров. Издательство «Академия» обещало напечатать…
Порывшись в бумагах, загромоздивших стол, он достал небольшой листок.
– Господа… то есть, товарищи! Предупреждаю, не вздумайте лечить кого-нибудь таким образом! Дхармэ, конечно, знали какие-то медицинские приемы, но…
– Я перепишу, сударь!
Тон Арцеулова был настолько решителен, что бывший учитель немедленно отдал листок.
На улице оба долго молчали. Арцеулов достал папиросы, и это несколько разрядило обстановку:
– Думаешь, поможет? – безнадежным тоном поинтересовался Косухин. – Прав товарищ Соломатин – тут врач нужен.
– Не знаю… – пожал Ростислав. – Хуже, думаю не будет… Жаль, не удалось прочесть таблички! Я, признаться, надеялся…
– На что? – Степа уже немного пришел в себя. – Нахватался ты, Ростислав, всякой чертовщины! При чем тут этот, чердынь-калуга, фольклор? Что ты, что Тэд! Помешались на артефактах!.. Лучше давай о Берге…
Арцеулов понимал, что спорить со Степой бессмысленно.
– О Берге… Берг, судя по всему, в Столице. Я его не видел, но проследил Гастона. Живут легально, стоят на большевистском довольствии – через Цекубу. Знаете такую контору?
Степа кивнул. Ненавистник большевиков благополучно получает паек от пролетарского государства! Так-так…
– Они квартируют в особняке на Арбате. Там охрана, черный вход заколочен, в окна не влезть – решетки. Берг из дома не выходит, все дела ведет Сен-Луи. Ваши предложения, товарищ комполка?
Степа начал быстро соображать. В ВЧК заявлять бессмысленно, там наверняка все знают. Не зря Колька Лунин говорил, что создается группа Цандера по эфирным полетам! Сходить в гости да поговорить по душам? Не пустят, а то и еще хуже. Очень нужен кому-то Карл Берг! Прав Лунин – измена где-то очень высоко, на самом верху…
– А все одно я туда пойду! – Косухин упрямо мотнул головой. – Говори адрес!
Арцеулов задумался. Все верно, Берга упускать нельзя.
– Хорошо! Вместе сходим. Только надо все продумать. Мне нужен день. Согласны?
Беляк был серьезен, и Степа сразу поверил, что Арцеулов и вправду что-то придумает. А лишний день не помешает…
– Добро, Слава! Значит завтра и сходим. Он мне скажет о Николае!..
Ростислав кивнул.
– Завтра вечером. Встретимся в шесть у Большого театра. Где Большой, знаете?
– Ты, беляк, за кого меня держишь? – возмутился Косухин. – Да я в Большом почаще твоего бывал!
Это была чистая правда, хотя Степа бывал не на спектаклях, а на конференциях и съездах, проводившихся именно там. Арцеулов не стал спорить. Образ краснопузого – завсегдатая классического балета его изрядно позабавил.
Они расстались у потрескавшегося гипсового монстра – памятника, поставленного в честь великого бунтаря Стеньки Разина. Косухин остался один.
Лунин появился под вечер, едва держась на ногах от усталости – тиф все еще давал о себе знать. Пили заваренный Степой морковный чай с сахарином, Колька молчал, курил и хмурился.
– Ладно, уклонист, поговорим!
Лунин допив чай, поставил пустой стакан вверх дном – давняя привычка выходца из рабочих предместий.
– Почему уклонист? – обиделся Косухин. Шутки шутками, а верность генеральной линии была превыше всего.
– Потому! Ты на съезде за какую платформу выступал? За Троцкого? Значит, против партии.
Степа даже задохнулся от возмущения:
– Колька, да ты чего? Ведь дискуссия была – согласно уставу!
– Старому уставу, – усмехнулся Лунин. – Решения десятого съезда помнишь? Принадлежность к фракции автоматически ставит вне партии. Усек?
…Решение было принято как раз тогда, когда двести делегатов съезда шли по кронштадтскому льду…
– Всех таких, как ты, героев, решено перевести подальше от Столицы. Тебя – одного из первых. Понял?
О чем-то подобном Косухин уже догадывался. Разговор с товарищем Чудовым был, похоже, чем-то вроде пробного шара.
– Если учесть, что ты не Троцкий и не Шляпников, то такое внимание неспроста. Ладно, чего-нибудь еще вспомнил?
Степа задумался. Рассказать о сладкоголосом?
– Вот чего, Николай… Когда мы были на Челкеле, то получили радиограмму…
Лунин слушал, не перебивая, и время от времени кивал, словно все это ему известно.
– Понял, – подытожил он. – Конец большевикам обещал, значит? Да, интересно!.. Лица, говоришь, не запомнил?..
– Нет…
Степа еще раз вспомнил Челкель. Лицо того, кто прилетел на «Ньюпоре», казалось каким-то серым пятном. Оно словно постоянно меняло образ, расплывалось, таяло. Запомнились лишь странные светлые глаза…
– И голос, значит, знаком? Но ты его не узнал?
Косухин кивнул:
– Понимаешь, голос какой-то… будто нарочно измененный. Но я его слыхал, точно! Но это не товарищ Троцкий, его б я сразу…
– Ладно, тогда слушай…
Николай постучал пальцами по столу, задумался, дернул щекой.
– Первое. Венцлава направили в Сибирь по линии секретариата ЦК. Второе: приказ о «Мономахе» Склянский подписал 24 февраля. Смекаешь?
Степа кивнул.
– Похоже, ни Троцкий, ни Реввоенсовет ничего не знали. Теперь третье – Шекар-Гомп. В июне 19-го товарищ Троцкий предложил разработать план по форсированию революции в Азии. Он намечал удар по Британской Индии. В Ташкенте уже начали создавать Индийскую Красную Армию, но появилось другое предложение – начать с Тибета. В общем, и тут, вроде, идея товарища Троцкого…
Косухин вновь кивнул. И правда, получалось ловко. Лев Революции ничего не знал – и нес за все ответственность.
– А сейчас самое главное. Командировка Венцлава была утверждена по предложению одного товарища. 305-й полк создан тоже по его же предложению. Дальше сам продолжишь?
– Шекар-Гомп!– понял Косухин. – И приказ по «Мономаху», да?
По спине прошел холодок. Значит, правда – измена в самом сердце партии!
– И Шекар-Гомп, и приказ по «Мономаху». И, между прочим, решение о переводе оппозиционеров в провинцию. Не спеши радоваться – в бумагах названа не фамилия, а партийная кличка.
– Какая, ну?
Партийные клички вождей Степа знал в точности.
– Агасфер…
Косухин стал быстро вспоминать. Зиновьев, он же товарищ Радомысленский, он же товарищ Евсей. Каменев – товарищ Розенфельд, он же Градов…
– Я проверял, – прервал его размышления Колька. – Ни у кого из членов ЦК такая кличка не значится. Но это не посторонний. В документах сказано точно: «По предложению товарища Агасфера». Значит, это чей-то секретный псевдоним…
Секретный псевдоним? Зачем? Хотя ответ ясен: чтобы такие, как Степа Косухин, не узнали часом лишнего…
– Итак, вывод первый, – Лунин ударил костяшками пальцев по столу. – Во главе этой группы стоит некто товарищ Агасфер, член ЦК. Но, похоже, он и член Совнаркома – создание базы на Тибете обсуждалось именно там.