Пока Ренни роется в сумке в поисках ключей, дверь в ее квартиру распахивается. Волосы миссис Хольц приглажены, на ней серо-белое платье на завязках, ожерелье из крупных бусин и серебряные серьги-кольца.
– Как я выгляжу? – она крутится перед нами.
– Чудесно! – восклицает Ренни. – Но тебе нужна другая помада. Что-нибудь ярче.
– И, кажется, вы не сняли бирку, – замечаю я и иду к серебристому комоду, чтобы взять ножницы и отрезать ее.
– Надо рассказать твоей маме об этом магазине, Лилия! – говорит миссис Хольц. – Там куча дизайнерской одежды с огромными скидками. Посмотри на ценник. Это платье от Дианы фон Фюрстенберг стоит пятьсот долларов, а я взяла его за шестьдесят.
Ренни стонет.
– Мама, я тебе уже говорила! Этот принт двухлетней давности. Да, Лил?
– Не помню, – отвечаю я, хотя знаю, что Ренни права. У моей мамы блузка с таким же узором. Она ее больше не носит. – Но вам очень идет!
– Спасибо, милая! – миссис Хольц разворачивает меня к себе и награждает двумя поцелуями, по одному в каждую щеку. – Эй! Вам, девочки, стоит заглянуть сегодня в галерею. Я выставляю восхитительного местного художника, который создает морские пейзажи из витражного стекла.
Похоже, наши с Ренни лица не выражают особого энтузиазма, потому что она добавляет:
– Я разрешу вам выпить вина, если обещаете спрятаться в служебной комнате.
– Может, зайдем, – говорит Ренни, но в ее взгляде читается «ни за что на свете».
Алкоголем нас не заманишь. Во-первых, мы терпеть не можем вино. Во-вторых, у Ренни под кроватью спрятано как минимум три бутылки ванильной водки. Она берет ее у барменов в «Галстуке-Бабочке».
Миссис Хольц заказывает нам пиццу: одну половину, с грибами и луком, – для Ренни, другую половину, с сыром, – для меня. Пока доставляют заказ, мы с Ренни идем в ее комнату делать маникюр. Я выбираю светло-розовый оттенок, «балетные туфельки», очень бледный, почти белый. Ренни выбирает огненно-оранжевый цвет, «ча-ча-ча». Пока ногти сохнут, она идет в душ. Я падаю на ее постель.
Целая стена в комнате Ренни посвящена нашей дружбе. Еще там висят фотографии с Эшлин, Ривом и всеми остальными, но в основном мы вдвоем. Мы в самом центре. Моментальные снимки, которые мы сделали в фотобудке на ярмарке. Билет на метро, когда мама взяла нас в Нью-Йорк на мой четырнадцатый день рождения. Бродвейская афиша с той же поездки. Мне становится грустно. Теперь эти воспоминания кажутся очень-очень далекими.
Миссис Хольц заглядывает в комнату.
– Пиццу принесли, Лил!
– Хорошо! – говорю я, освещая ее большой счастливой улыбкой. – Спасибо, Пэйдж.
Я чувствую себя странно, называя маму Ренни по имени, но она всегда на этом настаивает.
Вместо того чтобы уйти, она прислоняется к двери.
– Я так рада, что ты сегодня зашла. Забавно: я только сегодня утром говорила Рен, что не видела тебя целую вечность!
Прошла неделя, что может показаться не таким уж и большим сроком, но раньше мы с Ренни проводили вместе так много времени, что практически жили друг у друга. Повисает пауза, и мне кажется, что миссис Хольц ждет от меня объяснений. Но потом она смеется и говорит:
– Не пугайся так, дорогая! Я на тебя не сержусь! Я знаю, как сильно вы теперь заняты с уроками и тренировками по чирлидингу.
Я киваю, как будто проблема именно в этом.
– Ты знаешь, как нравишься мне. Из всех друзей Ренни ты у меня самая любимая. Я просто хочу, чтобы вы, девочки, всегда оставались вместе.
Я снова киваю. Миссис Хольц постоянно повторяет, что я ее любимица. Это, конечно, приятный комплимент, но сегодня от таких слов я чувствую себя неловко. Видимо, мучает совесть.
Ренни выходит из ванной в двух полотенцах, одно обернуто вокруг тела, а второе – на голове.
– Пиццу принесли, Рен! – говорит миссис Хольц.
– Круто! Спасибо, мам. Хорошего вечера! – Ренни практически закрывает дверь у мамы перед носом.
Она снимает полотенце с головы и бросает его на кровать. Чтобы освободить место для фена, ей приходится вытащить из розетки шнур от кондиционера. Я открываю окно, чтобы в комнате не стало очень жарко. Ренни сидит на полу перед зеркалом, что висит на двери в спальню, и сушит волосы круглой щеткой.
– Итак, что будем сегодня делать? – спрашивает она.
Я слезаю с ее кровати и на коленях подползаю к ней.
– Давай пойдем в кино. Мы уже целую вечность там не были!
Мы с Ренни всегда ходим в кинотеатр, когда на улице дождь. А в это лето почти всегда светило солнце. Но сегодня я хочу пойти на фильм лишь для того, чтобы не разговаривать с ней и не смотреть на нее.
– О да! Устроим девичник? Я, ты и Эш?
– Нет, парней тоже зови.
Я должна была это сказать, потому что так сделала бы прежняя Лилия. Нельзя показывать, будто что-то изменилось.
– Только Рива и Пи-Джея? Или Алекса тоже? Он все еще дуется из-за того, что мы ушли с его вечеринки?
– Уверена, он это пережил. – Я начинаю расчесывать волосы. – Кроме него кто еще купит мне конфет?
Заливаясь смехом, Ренни откидывается назад и опрокидывает меня вместе с собой. Она сжимает мое колено, и я невольно смеюсь, потому что не выношу щекотки. Потом Ренни переворачивается на бок и улыбается мне.
– Лил, – говорит она, выдыхая, – я так рада…
Я не знаю, чего она ждет: что я закончу фразу за нее? Но я молчу, и она ложится на спину. Не глядя на меня, она говорит:
– Ты правильно поступила, забыв об этом.
Я впиваюсь ногтями в ладонь и чувствую, как еще не высохший лак остается на коже.
– Знаю, – говорю я, закрыв глаза.
Я проснулась оттого, что Ренни трясла меня за плечо.
– Вставай, Лилия! Вставай!
Было темно. Я лежала на кожаном диване, ноги свисали с одного края. Моих майки и шорт нигде не было. Я была в своем слитном купальнике.
– Что происходит? – прохрипела я.
Губы были сухие, голова кружилась.
Я никогда раньше не видела, чтобы у Ренни были такие широко раскрытые глаза. Она наклонилась к моему лицу и прошептала:
– Тсс!
От нее несло текилой. В руках она держала туфли.
– Уходим отсюда!
Я села на диване, и комната закружилась. Я все еще была пьяна. Кто-то спал на кровати. Моего спутника, Майка, в комнате не было. Я не знала, где он.
Ренни ползала на четвереньках, пытаясь нащупать в темноте мою майку. Когда она нашла ее где-то под столом, я быстро надела ее через голову. Шорты я обнаружила за одной из диванных подушек. Ренни тихонько открыла дверь спальни, поглядывая на парня в постели. Меня она выпустила первой.
Дом был перевернут вверх дном. Мы проходили мимо комнат, в которых спали люди. Некоторые растянулись на матрасе в гостиной. Стараясь не дышать, я бежала к двери, и Ренни – за мной.
Мы не останавливались, пока не оказались на подъездной дорожке. Я оперлась на почтовый ящик, пытаясь восстановить дыхание. Ренни наклонилась, чтобы надеть туфли. Я стояла рядом с ней, пытаясь понять, что случилось, куда делась ночь. В моей голове все было расплывчато.
Но потом я вспомнила, как пила текилу рюмками, как пошла за ребятами в спальню. Они сказали, что мы будем смотреть фильм. Майк целовал меня в шею. Он поднял меня и посадил на стол. Я отвечала на поцелуй. Мне это нравилось. А потом перестало. Я сказала «нет». Кажется, я сказала «нет». Он что, меня не слышал?
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
– Кажется, меня сейчас стошнит!
У меня начались рвотные позывы, и Ренни отвела меня на обочину.
Меня вырвало.
– Придется идти пешком, – сказала Ренни. – Мой «джип» заблокирован другой машиной.
– Нет! – сказала я. Я уже плакала. – Мы не пойдем пешком отсюда до Ти-Тауна! Это слишком далеко.
– Придется, – в голосе Ренни не было сочувствия. Она начала идти. – Пошли!
Пару первых километров я ничего не говорила, просто плакала. Ренни держалась в нескольких шагах впереди, выпрямив спину. Ноги в сандалиях сильно болели, но я не могла их снять: на дороге было битое стекло. Пара машин проехала мимо, и я надеялась, что нас кто-нибудь подберет. Но никто не остановился, даже не притормозил.
Меня еще раз стошнило в траву. Ренни подошла и похлопала меня по спине.
– Я больше не могу идти, – сказала я, обнимая себя руками.
– Нет, можешь! Осталось недалеко.
Ренни пошла дальше, но я не сдвинулась с места.
– Нам надо кому-нибудь позвонить. Кажется… мне надо в больницу. Я думаю, Майк подмешал что-то мне в напиток.
– Ничего он тебе не подмешивал, – ветер дул Ренни в лицо, закрывая его волосами. – Ты просто чересчур много выпила, вот и все.
– Это не все! Он… Я не… – я сильно плакала, так, что слезы попадали мне в рот. – Вдруг я подхватила от него какую-нибудь болезнь? Я могла забеременеть!
Ренни отрицательно покачала головой.
– Он предохранялся, не волнуйся, – она отвернулась. – Он заходил к Йену и просил презерватив.
– О боже… О боже… – повторяла я снова и снова как молитву. Я молилась, чтобы это оказалось плохим сном, чтобы я проснулась и оказалась далеко отсюда, где угодно, только не здесь.
– Лил, тебе надо…
– Ты занималась сексом с Йеном?
– Да, – спокойно сказала Ренни.
– Почему ты меня бросила? – всхлипнула я.
Теперь я помню, как звала ее по имени. Я видела их с Йеном в постели. Майк целовал меня, опускаясь от шеи все ниже, оттягивая верх моего купальника. Я закричала: «Ренни!» – а потом вырубилась.
– С тобой все было хорошо! Я думала, ты развлекаешься, – сказала Ренни и пошла дальше.
Я подбежала к ней и схватила ее за руку.
– Нет, неправда! Ты знала, что я не хотела, чтобы это случилось вот так!
С парнем, которого я почти не знала. В одной комнате со своей лучшей подругой. И такая пьяная, что едва могла поднять голову. Мой первый раз должен был быть особенным, с любимым человеком. До этого я ни с кем даже толком не встречалась и целовалась всего три раза.
Ренни отдернула руку. Ее глаза блестели.