– Вот почему она перестала с нами тусоваться.
– Заткнись! Это неправда.
Но это правда: я была с Алексом почти все время. Я поворачиваюсь и ударяю Рикки в плечо.
– Проснись! Ну же! Пятница, вечер! Давайте что-нибудь придумаем!
– Какая ты неугомонная, Кэт! – говорит Джо. – Расслабься.
Я неугомонная, потому что скоро начнется футбольный матч. Я откидываюсь на сиденье и барабаню пальцами по приборной доске.
– Эй, у меня идея! Давайте заскочим в школу? Там сегодня футбол. Посмеемся над жалкими людишками.
Джо смотрит на меня так, будто я сумасшедшая.
Рикки садится и говорит:
– Футбол? Ни за что!
– Ну же, ребята! – подлизываюсь я. – Чем еще вы собираетесь заняться? Кататься кругами всю ночь?
Я открываю сумку и достаю пакет травки, который стащила у брата.
– Вот, покурите пока, а я поведу.
От этого предложения они не могут отказаться.
Полчаса спустя мы стоим под трибунами у самого края поля. Игра вот-вот начнется. Лилия разминается у боковой линии, делая махи и прыжки. Я ловлю ее взгляд, и она кивает, а потом наклоняется в растяжке. Это значит, что у нее все готово. Хорошо. Я немного волновалась после вчерашнего разговора в бассейне. Не стоило так жестко говорить с ней и давить на больное место. Потому что, если Лилия решит пойти на попятную, я не смогу ей помешать. Даже если я буду ходить по всей школе, рассказывая, что она сделала Алексу, никто ее не осудит, во всяком случае, когда узнают о мотиве. Меня убивает говорить это, но она нужна мне больше, чем я – ей. Если бы не Мэри, мы вчера снова поссорились бы, и куда бы это меня привело?
Я затягиваюсь сигаретой Джо и замечаю Мэри на трибунах. Она радостно мне машет. Отворачиваюсь, но успеваю заметить боль в ее глазах.
Мне становится неловко. Она сидит там совсем одна. Но не могу же я пригласить ее присоединиться к нам. Джо и Рикки начнут задавать вопросы, захотят знать, кто она такая. И Мэри, возможно, упадет в обморок при одном только взгляде на Джо. Так будет лучше.
Глава двадцать четвертаяМЭРИ
Черт.
Я отвожу глаза и опускаю голову как можно ниже. Какой надо быть дурой, чтобы помахать Кэт, когда вокруг столько людей? Достаточно много, чтобы привлечь внимание. К тому же, когда ты кому-то машешь, а тебе не машут в ответ, это та-а-ак неловко! Надеюсь, никто не заметил.
Я думаю, что, когда все закончится, мы с Кэт могли бы стать подругами. Насчет Лилии я не уверена. То есть надеюсь, мы будем болтать время от времени. Но она такая популярная. Ей не нужны новые друзья. Думаю, большее, на что я могу рассчитывать, – это на возможность перестать делать вид, что мы не знаем друг друга, когда оказываемся на людях.
Внизу, у передних трибун, оркестр Джар Айленда начинает играть гимн. Я сижу в самом верхнем ряду и почти ничего не вижу, только ободки блестящих духовых инструментов, движущихся синхронно из стороны в сторону, и белые перья, вставленные в верхушки шляп.
Все вокруг подпевают, хлопают руками, как чайки крыльями, и топают ногами по трибунам, издавая дикий грохот.
Я не знаю слов песни.
Лилия и Ренни, облаченные в форму чирлидеров, стоят внизу, на футбольном поле. У Ренни в руках мегафон, на котором нарисована большая буква «К». Видимо, потому, что она капитан. Другие участницы команды выстроились в идеально прямой ряд, носки их кедов едва касаются белой боковой линии. Ренни, Лилия и Эшлин идут вдоль ряда и внимательно осматривают каждую из чирлидерш: расправляют изгибы белых атласных лент, которыми завязаны их волосы, разглаживают свитера, подправляют помаду тем, кому это нужно. Когда они доходят до конца линии, Ренни и Лилия совещаются. Затем Лилия отбегает и хватает белые короткие помпоны для себя и для Ренни, и они трясут ими вместе с остальной командой, пытаясь расшевелить зрителей на трибунах.
Я смотрю, как Лилия и Ренни исполняют энергичный танец. Они смеются друг другу в лицо. Я все больше понимаю, как Лилии сейчас тяжело. Ей приходится делать вид, что они с Ренни подруги, но при этом помогать Кэт ударить ее ножом в спину. Серьезно, Лилия дружила со всеми, кому мы мстим.
Приезжает команда противников. Футболисты выходят на стадион с противоположной стороны поля. У них свои группа поддержки и оркестр, но наших болельщиков в два раза больше. Может, потому, что сюда надо плыть на пароме, и большинству учеников их школы, к счастью для нас, было просто лень. Не зря считается, что у принимающей стороны всегда преимущество.
Наш оркестр начинает играть другую песню, а группа поддержки меняет рисунок, выстраиваясь в две длинные линии у ворот. Затем Лилия и Ренни разворачивают плакат, на котором яркими объемными буквами написано: «Вперед, «чайки», вперед!».
Через несколько секунд двери мужской раздевалки распахиваются, и оттуда выбегает футбольная команда со шлемами в руках. Рив – впереди, прыгает большими шагами, за ним – игроки из выпускного класса. Он на бегу врезается в плакат, с треском разрывая его.
Под глазами у Рива нарисованы черные полосы, влажные волосы зачесаны назад. Все на наших трибунах вскакивают на ноги и орут. Рив ухмыляется и показывает на зрителей пальцем, словно заметил кого-то знакомого среди толпы. Он ведет пальцем по всей длине трибун, не указывая ни на кого конкретно, но все восторженно кричат, как будто им оказали особое внимание.
Всеми обожаемый Рив Табатски.
В тот день был сильный дождь. Обратная дорога на Джар Айленд была беспокойная, паром трясло из стороны в сторону. Когда мы пришвартовались, я заметила, что за Ривом никто не приехал. Отец никогда его не встречал, но я предполагала, что в такую погоду он сделает исключение.
Мамину машину я увидела сразу же, там, где она обычно паркуется. Я застенчиво спросила Рива, не нужно ли его подвезти, но он отказался. Сказал, что просто подождет, пока дождь стихнет. Я побежала к нашей машине, но продолжала оглядываться через плечо. Рив пытался укрыться под навесом кабинки, продающей экскурсии по Джар Айленду, но его сумка с учебниками намокала, плечи тоже заливало дождем. Затем раздался такой сильный удар грома, что у меня завибрировало в груди. Сев в машину, я спросила маму, можем ли мы подвезти Рива домой. Она согласилась.
Когда мы затормозили рядом с ним, Рив выглядел благодарным и залез на заднее сиденье.
– Вам точно не сложно?
– Ни капельки, Рив. Я рада, что у меня наконец-то появился шанс с тобой познакомиться.
Я не решалась обернуться и посмотреть на Рива. Боялась, что он подумает, будто я рассказывала родителям о моем прозвище и о том, как плохо он со мной обращался. Но я им ничего об этом не говорила, только хорошее.
– Может, заедем в автоокошко в «Скупс» и возьмем мороженое? – предложила мама.
Я набралась смелости, повернулась и посмотрела на Рива.
– Ты не торопишься домой?
Рив помотал головой, но прошептал:
– У меня нет денег.
– Это ничего, – тихо сказала я в ответ с улыбкой, потому что знала, что мама все равно не позволила бы ему платить.
Мама взяла свое любимое мороженое, шоколадное с шоколадной крошкой, а Рив – ванильный мусс в вафельном рожке. Я обычно заказываю один шарик мятного пломбира, а другой – арахисового, но в этот раз взяла радужный шербет, потому что в меню было написано, что в нем меньше калорий.
Мы подвезли Рива, но он не пошел прямо домой, хотя дождь лил как из ведра. Он подошел к моему окну, поблагодарил маму, а мне сказал:
– Увидимся завтра!
А потом побежал по дорожке к дому.
Мы подождали, пока он зайдет внутрь, и только потом уехали.
Всю дорогу домой я не улыбалась. Я нравлюсь Риву. Он мой друг. Теперь все изменится.
На следующий день все действительно изменилось. Рив не спешил убегать с парома, оставляя меня позади. Он дождался меня, и мы пошли в школу вместе.
Передо мной на трибунах сидят три девчонки, одетые в цвета школы Джар Айленда. Я вижу, как одна наклоняется к другой и говорит:
– Боже, у Рива идеальное тело!
– Он свободен? – спрашивает другая девчонка. – Или все еще мутит с Терезой Круз?
Я задерживаю дыхание.
– Это давно в прошлом, – заявляет третья. – Рив теперь встречается с Ренни. То есть, по крайней мере, мне так кажется. Я слышала, что они пару раз целовались.
В первый учебный день именно Рив утешал Ренни, когда Кэт плюнула ей в лицо. Он даже дал ей свою футболку, чтобы вытереться.
Неужели они вместе?
Я смотрю на поле. Ренни взбирается на самую верхушку живой пирамиды. Она такая крошечная. В ней, наверное, максимум сорок килограммов. Я смотрю, как она проделывает себе путь наверх, нещадно наступая на спины девчонок из команды. Некоторые из них морщатся.
Такие, как Ренни, получают все, чего хотят, и им все равно, на кого придется наступить.
Это неправильно.
Я осознаю, что все это время задерживала дыхание, и выдыхаю. В тот самый момент Ренни спотыкается, почти добравшись до вершины. Все это видят. Некоторые ахают. В итоге она падает назад и приземляется в руки стоящих внизу девчонок, которые затем аккуратно опускают ее на землю, целую и невредимую. Ренни выглядит и рассерженной из-за того, что не добралась до вершины, и удивленной. Остальные девочки из пирамиды слезают друг с друга, и Ренни кричит на них за то, что они в плохой форме.
Сердце стучит, я тяжело дышу. Я знаю, что это сделала не я. Я не могла.
Хотя Ренни это и заслужила. И пусть на секунду, но я отчаянно хотела, чтобы она упала. Но недостаточно хотеть чего-то, чтобы это случилось.
Или достаточно? В тот день в коридоре, когда я бежала за Ривом, я так сильно хотела привлечь его внимание. Шкафчики… Неужели это я заставила их захлопнуться?
Я забираюсь глубже на сиденье и кладу ладони под бедра. Нет, не может быть. Такое просто невозможно.
Пока все остальные внимательно смотрят на поле, я оборачиваюсь и гляжу на будку в самом верху трибун. Пожилой мужчина садится за микрофон, провод от которого присоединен к микшеру, прикрепленному к колонкам, установленным под сводами крыши. Мужчина делает глоток воды, прочищает горло и говорит: