– Ничего! – Я взяла его за руку и повела к дому. Я знала, что он не хочет здесь находиться, что мама, скорее всего, заставила его, но я все равно была очень рада, что он пришел.
Тетя Бэтт с папой стояли под баскетбольным кольцом и пили кофе. Увидев, что мы с Ривом идем по дорожке, они мгновенно засуетились. Тетя Бэтт включила стерео, и воздух наполнился цирковой музыкой. Отец схватил билетики для конкурсов и оторвал Риву большую полоску.
– Значит, никто больше не пришел? – поинтересовался Рив.
Я не ответила. Вместо этого повела его к столу с угощениями.
– Ты голоден? У нас есть хот-доги, сладкая вата, попкорн. Можешь брать все что хочешь.
Рив вздохнул.
– Пожалуй, я съем хот-дог.
Я сделала ему один.
– Тебе кетчуп или горчицу? – спросила я его.
– Кетчуп.
Примерно в это время вернулась мама. Одна. Она хмурилась, но, увидев Рива, просияла.
– Рив, я так рада, что ты смог прийти! – сказала она.
– Ой, вы знаете, я как раз сейчас слышал по радио, что на материке идет сильный дождь. Могу поспорить, все в школе решили, что вечеринка отменится, – сказал он. Его щеки горели.
Я посмотрела на него с благодарностью.
– Да, мам, видимо, в этом все дело.
А потом мой взгляд упал на коробочку в руках Рива. Я заметила ее в ту секунду, когда он вышел из машины. Маленькая белая коробочка, перевязанная розовой лентой. Должно быть, подарок для меня.
– Вот, – сказал он, протягивая мне коробочку, – с днем рождения.
Я не смогла утерпеть и начала открывать свой подарок прямо перед Ривом. Он наблюдал за процессом, заглядывая мне через плечо, вместо того чтобы есть свой хот-дог.
Внутри оказался кулон, эмалированная ромашка с желтым центром и белыми лепестками. Я никогда раньше не видела ничего прекраснее. У меня никак не получалось надеть его, потому что от волнения тряслись руки. Маме пришлось помочь мне с застежкой.
Рив выглядел взволнованным.
– Тебе нравится?
– Очень! – воскликнула я.
Несмотря на все то, что случилось потом, в тот день он был ко мне добр. Именно тогда, когда он был нужен мне больше всего, Рив был моим другом.
За эти годы кулон даже не запачкался и блестит как новый. Как бы печально это ни звучало, но, надев его снова, я чувствую себя счастливой. Такой же счастливой, какой была в тот момент, когда Рив подарил мне его на двенадцатый день рождения, однажды, очень давно.
Глава тридцать четвертаяЛИЛИЯ
Мы с Ренни у меня дома, готовимся к танцам. Это наша традиция. Мама всегда разрешает нам оккупировать их с папой спальню. Когда мама помогала проектировать наш дом, она позаботилась, чтобы ей достались огромная хозяйская спальня и прикрепленный к ней гардероб с трехстворчатым зеркалом. Она также велела электрику установить несколько режимов освещения: дневной, офисный и ночной – чтобы всегда можно было убедиться, что прическа и макияж выглядят идеально.
У мамы тонны и тонны потрясающей одежды: от «Шанель», «Диора» и винтажного «Хальстона». Платья без бретелек длиной в пол, завязывающиеся на шее шелковые блузки, твидовые костюмы. Ничего такого, что я могла бы надеть в школу, но мама говорит, что поставит замок на двери гардероба, как только мне исполнится двадцать лет.
В комнате душно от нагретого фена и щипцов для завивки, так что я открываю дверь на балкон. Мама и миссис Хольц сидят во дворике внизу, с бокалами белого вина, и смотрят, как солнце садится на воду, окрашивая небо в розовый цвет. Миссис Хольц зажигает сигарету. У нас нет пепельниц, так что мама достает круглую свечку из стеклянного подсвечника, который ей прислали из Италии, и разрешает стряхивать в него пепел. Миссис Хольц и мама в очень хороших отношениях, но я не назвала бы их подругами.
– Лилия! – кричит Надя из ванной. – Можешь накрасить мне глаза? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Надя волнуется, потому что идет на бал не одна. Ее пригласил десятиклассник по имени Джеймс Мельник. Он маленького роста, но с виду довольно милый. Я спросила о нем Алекса, потому что они вместе играют в футбол, и тот сказал, что Джеймс – хороший парень. Но я все равно буду за ним приглядывать.
Я велю Наде сесть на столик рядом с раковиной. Затем крашу ей глаза как себе, черной подводкой, но делаю линию чуть тоньше, ведь она лишь в девятом классе. И наношу ей немного сиреневых теней, потому что у нее светлое, серебристо-фиолетовое платье. Оно выглядит так, будто сестру обернули атласной лентой.
– А помада? – спрашивает Надя, когда я наношу ей немного румян.
– Только блеск для губ, – отвечаю я, и Надя надувает губы. – Помада будет смотреться слишком пошло, – недовольно добавляю я.
Сестра смотрит на меня.
– Даже та, которая на тебе?
Я купила бледно-розовую помаду, специально под платье.
– Перебор! – повторяю я.
– Лил права, Надя! – кричит Ренни из гардероба. – Ты же не хочешь быть похожей на шлюху!
– Ладно, – вздыхает Надя, не до конца убежденная, и исчезает у себя в комнате.
Я в последний раз осматриваю свою прическу. Я собрала волосы в низкий пучок на боку. Некоторые пряди выпадают, так что я вставляю еще несколько шпилек и закрепляю все лаком для волос. Штрих розовой помады, розовые румяна и черная подводка. С этим нежным девичьим образом идеально сочетаются строгость моего черного платья и новые бледно-розовые туфли на каблуках. Со дня покупки я ходила в них дома, надевая на тонкие эластичные носки, надеясь достаточно их разносить.
Ренни крутится перед трехстворчатым зеркалом. Она шикарно выглядит в блестящем платье, дополненном широким металлическим браслетом, который ей одолжила моя мама, и ярко-красными губами. А вот ее прическа еще не готова. Ренни в который раз зачесывает волосы наверх, а затем распускает их, и они спадают по плечам.
– Рен, нам уже пора выходить, – тороплю ее я. Все встречаются у дома Эшлин, чтобы сделать фото.
– Черт, – ругается она, – не могу решить, сделать высокую прическу или распустить волосы.
Ренни вся красная от волнения. Она поднимает руки вверх и обмахивает подмышки.
– Помоги мне, Лил. Как думаешь, что Риву больше понравится?
– Иди сюда.
Ренни садится на один из маминых мягких стульев. Я встаю за ней и закручиваю кончики волос большими щипцами. Хочу спросить, чем они занимались с Ривом после того, как я уехала от Эшлин, но не решаюсь. Я закалываю часть ее волос заколками.
– Красиво!
Ренни встает и смотрит на себя в зеркало. Я встаю за ней и тоже смотрю. По-моему, прическа отлично подходит к платью, придавая ее образу нежности и контрастируя с блестками и показной пышностью. На секунду я боюсь, что ей не понравится. Но потом понимаю, что она на себя даже не смотрит. Она глядит на меня, на мое отражение.
– Лил! – говорит она, поворачиваясь ко мне лицом.
– Что? – отвечаю я взволнованно.
Ренни наклоняется ко мне и крепко меня обнимает. Затем отстраняется, смотрит мне в лицо и говорит:
– Я чувствую, что вся моя жизнь была бы другой, если бы мы не стали подругами. – В ее глазах блестят слезы.
– Рен, – говорю я.
Мне сложно дышать от осознания того, что с ней сегодня случится. Я убеждаю себя в том, что после того, как все закончится, Ренни изменится в лучшую сторону. Все получится так же, как вышло с Алексом. Мы все станем лучше.
Звонят в дверь. Надя кричит, чтобы я спустилась. Мы с Ренни хватаем туфли и сумочки и идем посмотреть, кто там. Надя берет белую коробку из рук курьера, пока мама подписывает форму доставки.
– Хм, – произносит мама, а потом оборачивается и заговорщицки улыбается миссис Хольц: – Что это может быть?
Миссис Хольц улыбается в ответ, но ее глаза остаются холодными.
Я вытаскиваю карточку из крошечного белого конверта. «Моим двум девочкам. Развлекитесь сегодня. С любовью, папа».
Надя разрывает коробку. Клянусь, когда дело касается подарков, она ведет себя как животное.
– Папа прислал нам бутоньерки! – кричит Надя, надевая свою на запястье. Это фиолетовая орхидея, и она идеально сочетается с платьем.
Я вытаскиваю свою бутоньерку из коробки и надеваю на руку, Ренни смотрит мне через плечо. Моя орхидея бледно-розовая.
– Как красиво, Лил! – говорит она тихим голосом. Я понимаю, что она завидует.
Оборачиваюсь и вижу, как Надя открывает мою сумочку. Я бегу к ней и кричу:
– Не лезь в мою сумку!
От неожиданности у Нади чуть не отваливается челюсть. Я буквально вырываю сумку у нее из рук и говорю:
– Я сказала: никакой помады!
У меня дрожат руки. Надя отшатывается.
– Прости.
Ренни странно на меня смотрит.
– Полегче, Лил.
Мама фотографирует нас с Надей с бутоньерками и отправляет фотографии папе по электронной почте. Потом за Надей приходит кавалер, чтобы вместе поехать к друзьям. Он тоже приносит ей бутоньерку, так что теперь у нее по цветку на каждом запястье. Разумеется, мама заставляет их позировать на крыльце. Надя берет своего спутника под руку и улыбается. Надев туфли на каблуках, она стала с ним одного роста.
После того как они уходят, мама с миссис Хольц отвозят нас домой к Эшлин на маминой машине. Арендованный нами лимузин уже там, припаркован у двери.
Пи-Джей, Рив и Алекс неловко стоят вместе, передавая по кругу пластиковую бутылку из-под воды, куда Пи-Джей налил водку. Они все в костюмах. Думаю, на Риве тот же пиджак, что он надевал на бал в девятом классе. Я помню этот угольно-серый цвет, к тому же пиджак мал ему в плечах. На Пи-Джее странные пластиковые солнцезащитные очки, которые он считает невероятно крутыми, несмотря на то что купил их в пляжном киоске за пять долларов и девяносто девять центов. Один только Алекс чувствует себя комфортно в костюме. На нем красивый черный пиджак, серый галстук и начищенные до блеска ботинки. Алекс часто ходит с родителями на мероприятия с дресс-кодом. Я это знаю, потому что его мама всегда пытается пригласить мою.
Мама Рива прикрепляет Ренни бутоньерку. Это ярко-розовая роза, окруженная маленькими белыми гвозди́ками. Ренни чуть с ума не сошла, когда Рив вручил ей этот букетик. Она подпрыгнула и поцеловала его в щеку. Как будто он сам ходил к флористу и мучился вопросом, будет ли эта роза сочетаться с туфлями его спутницы. Я уверена: бутоньерку выбрала его мама.