Впрочем, и его собственная работа сейчас выглядела не слишком привлекательно.
Мордехай Анелевич, сжавшись, сидел в глубоком окопчике, посреди густого кустарника и надеялся, что здесь ему ничего не грозит. Похоже, лесные партизаны не учли, как сильно их атаки разозлили ящеров, и теперь инопланетяне намеревались стереть их с лица земли.
Впереди, а также слева и справа послышалась стрельба. Он знал, что необходимо сменить позицию, но любое перемещение казалось самым коротким путем к гибели. Иногда лучше всего сидеть на месте и не шевелиться.
Ящеры чувствовали себя в лесу еще хуже, чем городской еврей вроде него. Анелевич, сжимавший в руках «маузер», слышал, как они пробежали мимо его укрытия. Если ящерам захочется заглянуть в кусты, он дорого продаст свою жизнь. Если нет — Мордехай не собирался докладывать им о своем местонахождении. Суть партизанской войны состояла в том, чтобы уцелеть и нанести удар на следующий день.
Время ползло на свинцовых ногах. Он вытащил немецкую флягу и осторожно сделал несколько глотков — воды осталось совсем немного, и кто знает, сколько еще придется здесь просидеть. А для поисков воды сейчас не самое лучшее время.
Затрещали кусты.
«Sh’та yisroayl, adonai elohaynu, adonai ekhod», — пронеслось у него в голове: первая молитва, которую узнает еврей, и последняя, слетающая с его уст перед смертью. Впрочем, Мордехай решил, что еще рано произносить ее вслух, лишь постарался осторожно повернуться в ту сторону, откуда доносился шум. Мордехай боялся, что ему придется выскочить из окопчика и открыть огонь; иначе ящеры могут просто забросать его гранатами.
— Шмуэль? — раздался едва слышный шепот; голос, вне всякого сомнения, принадлежал человеку.
— Да. Кто здесь? — Человек говорил слишком тихо, но Мордехай догадался. — Иржи?
В качестве ответа раздался тихий смех.
— Вы, проклятые евреи, слишком умные, — проворчал разведчик. — Пойдем. Не стоит здесь сидеть. Рано или поздно они тебя найдут. Я ведь сумел.
Если Иржи говорит, что здесь опасно, значит, так оно и есть. Анелевич вылез из своего укрытия.
— Интересно, как ты меня заметил? — спросил он. — Мне казалось, что это невозможно.
— А вот как, — ответил разведчик. — Я огляделся по сторонам и заметил превосходное местечко, где мог бы спрятаться сам. Тогда я спросил себя, у кого хватит ума воспользоваться таким отличным укрытием? Мне в голову сразу же пришло одно имя, поэтому…
— Наверное, я должен быть польщен, — прервал его Мордехай. — Вы, проклятые поляки, слишком умные.
Иржи взглянул на него и засмеялся так громко, что испугались оба.
— Пойдем отсюда, — сказал поляк, успокоившись. — Нам нужны двигаться на восток, в том направлении, откуда они пришли. Теперь, когда большая часть ящеров углубилась в лес, мы легко от них ускользнем. Полагаю, они хотят выгнать нас на другой отряд, который устроил засаду. Во всяком случае, именно так нацисты боролись с партизанами.
— И мы поймали немало польских ублюдков, — послышался голос у них за спиной; говорили на немецком.
Оба резко обернулись. На них с усмешкой смотрел Фридрих.
— Поляки и евреи слишком много болтают.
— Потому что мы обсуждаем немцев, — парировал Анелевич.
Он ненавидел то, как нахально держится Фридрих. Казалось, немец считает себя венцом творения, как зимой 1941 года, когда ящеров не было и в помине, а нацисты оседлали Европу и стремительно продвигались к Москве.
Немец мрачно посмотрел на него.
— У тебя на все есть остроумный ответ, верно? — сказал он. Анелевич напрягся. Еще пара слов, и кто-нибудь здесь умрет; а он умирать не собирался. Однако нацист продолжал: — Типичный еврей. Но в одном вы оба правы — пора уносить отсюда ноги. Пошли.
И они зашагали на восток по звериной тропе, которую Мордехай никогда бы сам не заметил. Казалось, они собираются в очередной раз напасть на врага, а не спасаются от него бегством. Иржи шел первым, Фридрих последним, предоставив еврею место посередине. Мордехай так шумел, что этого хватило на небольшой отряд.
— Терпеть не могу партизан, — заявил Фридрих и негромко рассмеялся. — Впрочем, охотиться за вами, ублюдками, тоже было не слишком приятно.
— Охотятся за нами ублюдками, — поправил его Мордехай. — Не забывай, на чьей ты стороне.
Иногда полезно иметь бывшего врага в качестве союзника. Анелевич имел лишь теоретическое представление о том, как действовали охотники, а Фридрих сам участвовал в облавах. И если бы не Фридрих…
Иржи неожиданно зашипел:
— Стойте. Мы вышли к дороге.
Мордехай остановился. Он не слышал за спиной шагов Фридриха, значит, немец тоже застыл на месте.
— Все тихо. Будем перебираться на ту сторону по одному.
Анелевич старался двигаться как можно тише. Как и следовало ожидать, Фридрих не отставал. Иржи осторожно выглянул из-за куста, а затем быстро перебежал через грязную дорогу и спрятался в кустах на противоположной стороне. Мордехай подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что все спокойно, а затем последовал за поляком. Иржи умудрился проделать все практически бесшумно, но когда в кустарник вломился Мордехай, ветви громко затрещали. Анелевич разозлился на себя еще больше, увидев, как Фридрих легко, словно тень, скользнул под соседний куст.
Иржи быстро нашел продолжение звериной тропы и вновь зашагал на восток. Обернувшись, он сказал:
— Необходимо подальше уйти от места боя. Я не знаю, но…
— Ты тоже почувствовал, да? — спросил Фридрих. — Словно кто-то прошел по твоей могиле? Уж не знаю, в чем тут дело, но мне это не понравилось. А что скажешь ты, Шмуэль?
— А я ничего не почувствовал, — признался Анелевич.
Здесь он не доверял своим инстинктам. В гетто он обладал обостренным чувством опасности. А в лесу ощущал себя совершенно чужим.
— Что-то… — пробормотал Иржи.
И тут началась стрельба.
Ящеры затаились впереди и чуть в стороне. После первого же выстрела Мордехай бросился на землю. Впереди послышался стон — Иржи был ранен.
Раздался многократно усиленный голос ящера, говорившего на польском с сильным акцентом.
— Мы видели, как вы пересекли дорогу. Вам не спастись. Сейчас мы прекратим огонь, чтобы вы могли сдаться. В противном случае вы умрете.
Стрельба прекратилась. Однако они слышали, что сзади приближаются ящеры. Сверху раздался шум вертолета, пару раз он даже промелькнул в просвете между листьями.
Анелевич прикинул их шансы. Ящеры не знают, кто он такой. Значит, им не известно, какой информацией он располагает. Он положил «маузер» на землю, встал на ноги и поднял руки над головой.
В пяти или десяти метрах у него за спиной Фридрих сделал то же самое. Немец криво улыбнулся.
— Может быть, удастся сбежать?
— Да, было бы неплохо, — согласился Анелевич.
Ему не раз удавалось организовать побеги для других людей (интересно, что сейчас делает Мойше Русецки), да и сам он умудрился сбежать из Варшавы из-под самого носа ящеров. Впрочем, удастся ли ему выбраться из тюремного лагеря, уже другой вопрос.
Несколько ящеров с автоматами в руках подошли к нему и Фридриху. Он стоял неподвижно, чтобы не спугнуть ящеров, которые могли случайно нажать на курок. Один из них сделал выразительное движение — сюда.
— Пошел! — сказал он на плохом польском.
Анелевич и Фридрих побрели прочь под дулами автоматов.
Ранс Ауэрбах и его отряд въезжали в Ламар, штат Колорадо, после очередного рейда в захваченный ящерами Канзас. На спинах нескольких лошадей были привязаны тела погибших товарищей: когда воюешь с ящерами, ничто не дается даром. Но отряд выполнил поставленную задачу.
Ауэрбах повернулся к Биллу Магрудеру.
— Старина Джо Селиг больше не будет флиртовать с ящерами.
— Сэр, мы сделали хорошее дело, — ответил Магрудер. Его лицо почернело от сажи; он был в числе тех, кто поджигал конюшню Селига. Магрудер прищурился и сплюнул на середину дороги. — Проклятый коллаборационист. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу таких ублюдков в Соединенных Штатах.
— И я тоже, — хмуро отозвался Ауэрбах. — Наверное, негодяи вроде Селига есть повсюду. Не хочется это признавать, но отрицать очевидное невозможно.
Рядом с главной улицей возле перекрестка с Санта-Фе стоял памятник Мадонне Трейл, посвященный матерям пионеров. Жаль, что у некоторых из них вместо внуков оказались подлые змеи.
Над головами пролетел голубь, направлявшийся к зданию окружного суда. Ауэрбах заметил на его левой лапе алюминиевую трубочку. Настроение немного улучшилось.
— Посмотрим, что ящеры придумают, чтобы помешать нам передавать новости таким способом, — сказал он.
Магрудер не заметил птицу, но сообразил, что имел в виду капитан.
— Почтовые голуби? — спросил он, а когда Ауэрбах кивнул, подхватил тему: — Да, до тех пор, пока мы пользуемся идеями, почерпнутыми в девятнадцатом веке, ящеры ни о чем не догадаются. Главная проблема состоит в том, что, как только мы обращаемся к современным методам ведения войны, они нас легко побеждают.
— Да уж, — печально согласился Ауэрбах. — А если мы будем пользоваться устройствами девятнадцатого века, а они — двадцатого, нам их никогда не победить, если только мы не станем гораздо умнее. — У него начала зарождаться новая идея, но она исчезла прежде, чем он успел ее осмыслить.
До войны Ламар был городом средних размеров: его население составляло около четырех тысяч человек. В отличие от многих других городов сейчас он заметно увеличился. Многие горожане погибли или бежали, но на их место пришли солдаты, поскольку здесь располагался форпост борьбы с ящерами. Город постоянно находился в руках американцев, и сюда стекались беженцы с других восточных территорий.
Армейский штаб размещался в помещении Первого национального банка, расположенного неподалеку от здания суда (впрочем, в Ламаре все было рядом). Ауэрбах распустил солдат, чтобы они занялись лошадьми, а сам пошел доложить о результатах операции.