северяне со светлыми волосами и голубыми глазами. Голова каждого из них былапокрыта войлочной шляпой.2 Ахнув, Эвбулид заспешил к ним.
— Пять рабов из далекой Скифии! — закричали глашатаи. — Огромны и сильны,как сам Геракл!
Пока пораженные необычным видом рабов покупатели вслушивались в словаглашатаев, сообщавших, что эти громадные скифы умеют возделывать поля икорчевать лес, Эвбулид первым взбежал на «камень продажи» и подскочил кторговцу партией.
Это был высокий, мужественный человек с лицом воина. Один измногочисленных шрамов был особенно ужасен: через весь лоб проходил глубокийрубец, прикрытый тонкой пленкой, под которой надсадно пульсировала жилка.
Не узнавая своего голоса, хриплого и осевшего от волнения, Эвбулидбросил:
— Сколько?
— Дисат мин! — коверкая греческие слова, отрывисто ответил торговец.
«Десять мин! — похолодел Эвбулид. — Проклятый купец! Чтоб тебе не доплытьдо своего Пергама! Десять мин за одного раба...»
Чтобы не уронить своего достоинства, он не стал сразу сходить с помоста.Подошел к рабам. С напускным интересом пощупал у одного из них согнутую в локтеруку. Поразился крепости ее мышц. Они были тверды, как камень.
«Да, такие рабы как раз и нужны на мельницу... Но не один же!..»
— Не таксмотришь! — подошел к Эвбулиду торговец.
Он похлопалраба по шее и резко ударил его кулаком под ребро.
— Так надо смотреть!
Раб даже не шелохнулся.
— Так смотри! — ударил второго раба торговец и заглянул ему в лицо, ищагримасу боли. Не найдя ее, довольно хмыкнул и ткнул в живот третьего раба,четвертого:
— Так смотри! Так!!
Торговец занес руку для нового удара, но тут произошло неожиданное.
Пятый раб, с широким, скуластым, как у всех скифов, лицом, но непривычнобольшими для этого степного народа глазами, вдруг наклонил голову и рывкомподался вперед.
Рука торговца застыла в воздухе. Эвбулид невольно шагнул назад. Бывалыеагораномы бросились к ним на помощь и с помощью глашатаев и отчаянноругавшегося торговца связали рабу руки.
— Всего дисат мин! — повторил торговец и развел руками.— Все пятьздоровы, крепки, но я не отвечаю за них. Я купил у сарматов1 дисаттаких рабов. Два сразу бросились в море и утонули. Один разбил себе голову омачту. А еще два прокусили себе вены. Вот — осталось пять. И я не отвечаю заних. Эти люди не могут без свободы, как рыба без воды. Разочарованные тем, чтопригодные с виду рабы непокорны и так свободолюбивы, покупатели стали покидать«камень продажи».
— Дикие люди! — оглядывая рабов, удивился Эвбулид. — Какого они племени?Скифы?
— Пожалуй, что нет, — ответил торговец. — Скифы тоже любят свободу иредко сдаются в плен. Но не так, как эти! У скифов темный волос и узкие, какбудто они щурятся от солнца, глаза. Нет, — уверенно заключил он, — это нескифы. Сарматы говорили — это сколоты. Хотя я могу проверить. Мне известнынекоторые скифские слова.
Торговец обвел глазами покупателей и указал одному из своих рабов натопор, заткнутый за пояс крестьянина:
— Что это?
— Ну, секира... — нехотя ответил раб.
— Вот — это сколот! — многозначительно заметил торговец. — Скифобязательно сказал бы — «топор»!
Он с надеждой взглянул на Эвбулида:
— Купишь?
— Да нет, я так... — пробормотал Эвбулид, делая шаг к ступенькам.
— Смотри — это хорошие рабы! — крикнул ему вдогонку торговец. — Сарматыговорили, они не склонны к воровству и вредительству! Всего дисат мин!
— Дисат мин! — передразнил Эвбулид, взрываясь. — Да у нас один грамматик,знаменитый, между прочим, ученый стоит в два раза дешевле!
— То один! — с обидой возразил торговец. — А я предлагаю тебе сразу всепять!
— Ну, да, конечно! — не в силах остановиться, продолжал ворчать Эвбулид.— За ученого, по книгам которого учатся в самой Александрии, — пять мин, а завсех твоих пятерых...
И только тут до него дошло, что ему предлагает торговец.
— Постой! —вскричал он. — Ты сказал …пять?!
— Да.
— Десять мин за всех твоих пятерых рабов?!
— Ну да, только я не отвечаю за их поведение, клянусь вашим богом,который метает молнии!
— Беру! — рванул с пояса кошель Эвбулид.
— Дисат мин.
Эвбулид разорвал завязавшуюся в узел веревку и, торопясь, стал ссыпатьмонеты прямо в подставленные торговцем ладони. Руки были темные, испещренныешрамами. Серебро — светлым, праздничным.
Глядя на сверкающий в лучах появившегося солнца поток, Эвбулид уже виделроскошный дом в богатом квартале Афин, счастливое лицо Гедиты, Диокла, дочерей.Воображение рисовало ему новую мельницу, кузню, гончарную мастерскую, множестворабов, в том числе и темнокожих египтян, тех самых — для роскоши...
Как они с торговцем ударили по рукам, как в сопровождении тут же нанятогонадсмотрщика за рабами он спустился с «камня продажи», Эвбулид не помнил.
У края соматы его тут же обступили купцы и наперебой стали предлагатьсвои товары:
— Хитоны! Самые большие хитоны — как раз для таких огромных рабов!
— А вот цепи им на ноги! Клянусь молотом Гефеста, они ничуть не хуже тех,которыми был прикован к скале сам Прометей!
— Кандалы на руки!
Низкий купец с пухлым животом вкрадчиво ворковал в самое ухо:
— Непременно купи мои железные ошейники! Покупка твоя не только хороша,но и опасна... Не искушай судьбу! Не надев ошейники этим сильным, как Геракл,рабам, ты не сможешь спать спокойно!
Радуясь, Эвбулид купил цепи, кандалы и ошейники. Приказал суровому на виднадсмотрщику:
— Пригласишь на месте кузнеца, пусть закует их как следует, чтоб у нихпропала всякая надежда бежать с моей мельницы!
— Ты сказал, мельницы? — снова подался к Эвбулиду низкий купец. — Тогдатебе непременно нужна моя «собака»!
— Зачем? — отмахнулся Эвбулид. — Хватит и ваших наручников!
Купец забежал с другой стороны.
— Ты меня не понял! — захихикал он. — Моя «собака» — деревянная. Но онане хуже живой охраняет хозяйское добро!
— Как это? — не понял Эвбулид.
— А вот как!
Купец жестом подозвал своего худого, как тень, раба, надел ему на шеюширокое, плоское ярмо и, всунув ему в руку большой ломоть вкусно пахнувшегохлеба, приказал:
— Ешь!
Худой раб жадно потянулся губами к ломтю, но его пальцы натолкнулись наярмо. Он наклонился вперед, пытаясь просунуть хлеб — и снова ничего неполучилось.
Раб извивался, отгибал тело назад, даже подпрыгивал, но каждая егопопытка кончалась одним и тем же: он никак не мог донести хлеба до рта.
— Видишь? — торжествовал купец. — Я не кормил его целых два дня, и всеравно он ничего не может поделать! Ешь! — закричал он на раба. — Ешь, а не то яснова отниму у тебя хлеб, и ты не увидишь его еще два дня!
Купцы хохотали, тут же заключались пари: удастся ли голодному рабупроглотить хотя бы кусок хлеба. Ставки возросли до десяти драхм. Смеялся и самЭвбулид.
После последней отчаянной попытки хлеб выскользнул из пальцев раба, онсел на пыльную землю и стал шарить вокруг себя руками. Слезы текли по его лицу,падая на ярмо.
— Ну, что скажешь? — заворковал над ухом Эвбулида купец. — Надежна моя«собачка»? А теперь представь, что в руке моего раба не ломоть хлеба, а мука ствоей — да ниспошлют ей удачу боги — мельницы! С такой охраной ни одна горстьмуки не будет съедена твоими прожорливыми рабами!
— Ладно, беру! — смеясь, согласился Эвбулид. — Вели рабу надеть на моихсколотов по такой «собаке»! А ты, — нашел он глазами Армена, — отведешь их вмой дом и скажешь Гедите, чтобы она, как полагается, посадила к очагу иобсыпала их сухими фруктами и сладостями. Да чтоб не забыла произнести при этомпожелание, чтобы покупка пошла на благо дому. А потом на мельницу их — исегодня же за работу!
ГЛАВАПЯТАЯ
1.«Собака» и «Венера»
Прощальный ужин в доме Луция Пропорция подходил к концу, когда в комнатупирующих вошел смуглолицый раб. Щурясь от яркого света и косясь на кувшины свином, он нашел глазами хозяина, забавлявшегося на пурпурных подушках с юнойтанцовщицей тем, что подносил и отдергивал от ее губ сочную сливу. Подбежал кнему и шепнул на ухо:
— Господин! Там в двери ломится какой-то оборванец!
— Дай ему кость и пусть ступает своей дорогой! — благодушно махнул рукойЛуций.
— Кто поздно приходит — тому кости! — подтвердил один из его пьяныхклиентов, роняя голову на стол.
— Я так и поступил, господин, — ухмыльнулся раб. — Дал затрещину и бросилкость. Но он не уходит. Он сказал, что сгноит меня в яме! — пожаловался он.
— Моего раба?! — вскричал Луций. — Спусти с цепи собак!
— Я б так и сделал, господин но...
— Но?!
Рука Пропорция, не привыкшего к возражениям в собственном доме, да еще отраба, замерла в воздухе, и танцовщица проворно ухватила губами сливу.
— Я не спустил на этого грязного оборванца собак только потому, что оннепременно хочет говорить с тобой! — объяснил раб.
— Оборванец? Со мной?! Прот, ты в своем уме?!!
— Это он, наверное, сошел с ума, потому что утверждает, что он твойдавний друг! — огрызнулся раб.
— Луций, что я слышу! — воскликнул из угла взъерошенный клиент, вкладываяв ладошку флейтистки денарий. — Ты уже водишь дружбу с нищими?
Пропорций, сопя, поднялся. Оттолкнув ногой недогадливого раба, из-закоторого его подняли на смех клиенты, он с раздражением произнес:
— А ну, тащи его сюда. Да живо! Мне самому хочется взглянуть на этогомоего «друга»!
— Бегу, господин! — с готовностью бросился выполнять приказание Прот.
— Постой! — окликнул его Луций. — Скажи прокуратору1, чтобыпринес сюда розги. Я думаю, они придадут нашим воспоминаниям о дружбе особуютеплоту!
— Слушаюсь, господин! — усмехнулся раб, выбегая из комнаты.
— Это самый наглый и вороватый мой раб! — кивнул ему вслед Пропорций. —Но, клянусь Меркурием2, именно этим он мне и нравится!
Он вернулся к юной гречанке, которая тут же обвила его шею руками.Клиенты в предвкушении нового развлечения поднимали кубки и хвалили остроумие