сопровождавшему меня скрибе записать их. Вот они:
«Он, похвал развратной знати лживых домогавшийся,
Он, впивавший жадным слухом мненья Сципионовы,
С высоты блаженства снова впал в пучину бедности,
С глаз долой скорее скрылся в Грецию далекую.
И в Стамфиле аркадийском умер, не дождавшися
Помощи от Сципиона, Лелия иль Фурия,
Между тем как эти трое жизнь вели привольную.
Даже домика не нажил он, куда бы раб
Принести бы мог известье о конце хозяина!»
Так что, если твой муж опять будет кичиться своей дружбой с Полибием илиТеренцием, прочти ему эти строки. И добавь, что их читали во всеуслышание вРиме!
Так, всего лишь за несколько часов, мой сын и твой родной брат вознессяна самую вершину славы, стал самым известным человеком во всей Италии. Когдамои носилки поравнялись с ним, он приветливо помахал мне рукой, и наконец-то —о, боги! — кто-то громко крикнул: «Смотрите, вон мать Тиберия Гракха!»
Множество народа бросилось помогать идущим перед моими носилками рабамрасчищать дорогу от нерасторопных и любопытных, крича: «Дорогу, дорогу материГракха!»
Клянусь, они не пожалели бы и своего недавнего кумира Эмилиана, такразочаровавшего их, окажись он на моем пути!
Вот так, дочь моя, закончились нынешние Луперкалии. Казалось бы, теперьмне надо радоваться и радоваться. Но, увы! Ты знаешь мое правило бросать каждыйвечер в кувшин черный или белый камешек, чтобы потом, в последний день года,подсчитать, каких больше было дней — плохих или хороших. И вот я сижу перед кувшиноми смотрю на два камня: белый и черный. Какой опускать? Не знаю... Ведь, видятбоги, сегодня я не только вновь обрела своего сына, но, возможно, и навсегдапотеряла его. Но я не могла поступить иначе.
Будь здорова».
3.Остров Эскулапа
Уже смеркалось, когда трое рабов, следуя за угрюмым прокуратором, донеслибезвольное тело Прота до острова Эскулапа.
— Ну и скряга наш хозяин! — сгибаясь под тяжестью, пожаловался идущемувпереди гету купленный недавно Луцием Пропорцием германец. — Не дал дажетелегу!
— Молчи, прокуратор услышит! Не миновать тогда тебе его плетей... — необорачиваясь, прошептал гет. — Ты еще не знаешь римских порядков. В этом городеможно ездить на повозках лишь по ночам!
— Ну и подождал бы до ночи! — пробурчал германец, выбиваясь из сил.
— Ты же сам слышал: прокуратор сказал — срочно...
Сойдя с деревянного моста, соединявшего небольшой длинный остров с Римом,прокуратор привычно осмотрелся и направился к месту, где уже лежало несколькорабов.
— Здесь! — крикнул он. — Бросай!
Гет покорно выпустил из рук Прота. Германец замешкался, и его спину обжегудар плети.
— Я кому сказал, бросай! — закричал на раба прокуратор, и голова Протатяжело ударилась о твердую землю.
Прот слабо застонал, дернувшись от боли.
— Смотри-ка,— удивился прокуратор. — Еще живой!
Он подошел кизбитому до полусмерти рабу и пнул его носком в бок. Прот захрипел.
— До утра сдохнет! — уверенно заявил прокуратор.
— Как? — удивился германец. — Разве мы принесли его сюда не для того,чтобы его вылечили?
— Уж эти мне новички! — усмехнулся прокуратор и обвел угрюмыми глазамипоросший жалкой растительностью остров, на обоих краях которого высилисьскромные храмы. — Заруби себе на носу: здесь никто, никогда и никого не лечит!
— Но это же остров Эскулапа — бога врачевания!— пробормотал раб. — Я вижуи его храм со змеей...
— Храм есть, а Эскулапа нет! Ушел! Сбежал! — разъярился внезапнопрокуратор. — Господа ссылают сюда самых пришедших в негодность рабов, и ониумирают здесь от голода! Если ты тоже в чем-нибудь провинишься, доставим сюда итебя! — пообещал он.
— А если не провинюсь? — спросил перепуганный германец.
— Так рано или поздно состаришься — и все равно окончишь свой путь здесь!Здесь, в этом мерзком месте! — закричал прокуратор.
— Перестань задавать дурацкие вопросы! — шепнул германцу гет. — Ими тынапоминаешь прокуратору, что он такой же раб, как мы с тобой, и жизнь его тожеоборвется на этом самом острове!
Изумленный такой новостью германец замолчал, и прокуратор, немногоуспокоившись, приказал:
— Всем домой! Бегом! Рабам ходить по улицам Рима запрещено, рабы обязанытолько бегать!
Голос прокуратора и быстрые шаги удалились.
Прот приоткрыл мутные глаза. Он увидел вдали строгий силуэт Тарпейскойскалы, пустынной и безмолвной в честь праздника. За ней виднелись торжественныемакушки римских храмов. От быстрой, грязной воды Тибра веяло холодом. Сколькораз в мечтах и во сне покидал он этот проклятый Рим: и в отплывающей в роднойПергам римской триреме, и в повозке внезапно разбогатевшего и приехавшеговыкупить его отца, и просто с кошельком монет, утаенных от Луция... А оказалосьвсе так просто и страшно.
Прот пошевелился, пытаясь встать, но боль в боках и груди прижала его кземле.
Вспомнился сегодняшний вечер в доме Луция, когда его вдруг схватили двоерабов
и поволокли вэргастерий1, горящие глаза прокуратора, кричавшегопотным рабам: «Бей! Бей еще!!! Поддай! А ну, бросай плети! Ногами его! Ногами!!!»
Прот застонал, заново переживая случившееся. Боль слегка поутихла. Онповернулся на бок, затем присел и обхватил голову руками.
Вот что особенно обидно было ему: знать о том, где спрятаны пятьдесятмиллионов сестерциев, и не иметь никакой надежды добраться до них, услышать,зачем Луций едет в Пергам и не предупредить своего отца, мать об опасности тожестать рабами этих проклятых римлян... Вместо богатства и спасения близких ондолжен был умереть на острове вместе с другими несчастными.
Прот обвел глазами брошенных на острове рабов: трое лежали ничком, один —на спине с широко раскрытыми глазами. Еще один лежал поодаль — лицо его ужетронуло тление. Вздохнув, он представил, что через день-другой так же будетлежать и он, уже ничем не отличаясь от них, как вдруг услышал невнятный шум,идущий со стороны Палатина.
Прошло несколько минут. На мосту показалась толпа нарядно одетых римлян.Впереди шел молодой патриций в козьей шкуре, наброшенной на белоснежную тогу, ижрецы-луперки. С шутками и смехом они торопились закончить по традиции праздникЛуперкалий у храма Фавна — родственника бога Пана, виновника сегодняшнеготоржества.
Не в силах глядеть на веселящихся рядом с мертвецами людей, Прот невольнозакрыл глаза и мечтательно подумал: а что, если бы в роще, посвященной теперьПану, не оказалось в давние времена потайной пещеры и тенистой смоковницы?Тогда волчице негде было бы вскармливать Ромула и Рема, латиняне построили бсвой город в менее богатом и удачливом месте, и, глядишь, не стали бы такимимогучими и всесильными! Отец не продал бы его тогда за долги римскомуростовщику, тот не перепродал бы его отцу Луция, и был бы сейчас Прот вольнымчеловеком, имел жену и шептал ей самые нежные слова...
Хохот римлян и луперков, приблизившихся к храму Фавна, оборвал мыслиПрота.
— Веселятся... — послышался неожиданно рядом свистящий голос.
Прот, вздрогнув, повернул голову. Лежавший ничком в двух шагах от негораб оказался живым.
— Помоги мне... — прошептал он, делая попытку повернуться на бок.
Прот подполз к нему и увидел, что ноги раба покрыты пятнами свежей крови.
— Потерпи! — сказал он, зубами разрывая на полоски свою тунику. Приподнялокровавленную полу и отшатнулся. Вместо ног перед его глазами возникло месивоиз белых костей, мяса и жил.
— Кто тебя так? — с трудом выговорил Прот, борясь с подступившей к горлутошнотой.
— Кто? — через силу усмехнулся раб и показал подбородком на толпу римлян.— Они… Мы умираем, а они веселятся... У них это в порядке вещей...
— За что? — не зная, как наложить повязки и опуская полу, спросил Прот.
— А тебя? — вопросом на вопрос ответил раб.
— Я случайно узнал государственную тайну! — вздохнул Прот. — Они собираютсяпревратить в свою провинцию Пергам, убить царя. Это моя родина... — пояснил он,умалчивая о пятидесяти миллионах.
— Кровососы... Мало им Македонии и моей Греции, мало Карфагена,Испании... Сардинии... Теперь решили прибрать к рукам и Малую Азию?..
— Туда едет мой господин! — объяснил Прот, слегка удивленный такойобразованностью раба. — Он должен убить царя Аттала.
— Тогда тебе надо предупредить своего базилевса, опередить хозяина...
— Как?
— Надо бежать...
— Отсюда?!
— Бежать можно отовсюду... Даже из Мамертинской тюрьмы или вон — сТарпейской скалы! Была бы только цель...
— Но они не оставили на мне живого места! Я не могу даже встать! —пожаловался Прот. — Нет... Я не смогу!
— Цель! — упрямо повторил раб. — Ясная, нужная, которая не позволит тебеумереть спокойно... Она подарит тебе крылья, возвратит силы...
— Да ты философ, как я погляжу! — пробормотал Прот, думая, что сокровищаТита могли бы стать для него такой крылатой целью. Да только разве теперьдоберешься до них?
— Да, — услышал он слабый вздох. — Когда-то я был философом... Мечталсделать всех людей счастливыми, ответив им на главный вопрос смыслачеловеческой жизни. Увы! На него нет ответа… Потом я невольно стал воином. Таже цель поставила меня на высокую стену родного города, вложила в мои руки луки меч... Увы, это тоже не помогло ни мне, ни городу... Я стал рабом. И цель моястала рабской – выжить… «Даже домика не нажил он, куда бы раб принести бы могизвестье о конце хозяина»... — шепотом докончил философ, и Прот встревоженносклонился над ним:
— Ты бредишь?
— Нет... Это стихи... Я переписывал их сегодня утром со стены по приказугоспожи...
Философ изучающе посмотрел на Прота:
— Ты спросил, за что они меня так. Хорошо, скажу... Не так давно у менявновь появилась цель. Я и еще семь моих товарищей решили воспользоватьсясегодняшним праздником и — бежать!
— Из Рима?!
— Опять ты за свое... Я ведь уже объяснял тебе, что бежать можноотовсюду.
— Но куда? Как?!
— Хорошо, отвечу... В полночь мы уговорились встретиться у стены Сервилия