афинянину, придавая им красивый однородный цвет. Слушая вполуха, о чемрассказывают клиенты, они успевали делиться свежими новостями, услышанными отпредыдущих посетителей, перебивая друг друга и перевирая их, как только могли.
Два десятка человек, разместившись на лавках вдоль стен, увлеченнобеседовали между собой в ожидании своей очереди.
Эвбулид поискал глазами свободное место и направился к дородному капитанутриеры — триерарху2, который молча прислушивался к тому, очем говорят остальные.
— Сегодня на агоре поймали вора! — вытаращив глаза, воскликнул финикиянин.— Мерзавец утянул у торговца рыбой двадцать пять драхм!
— Не двадцать пять — а целую мину! — поправил элидец. — И не в рыбномряду, а на сомате!
— Говорят, на сомате продавали сегодня полузверей-получеловеков! —подхватил финикиянин, и его глаза стали похожими на круглые блюдца.
— Их было тридцать штук! — кивнул элидец. — Головы — скифов, туловища —циклопов, а на ногах — копыта.
— Один ка-ак кинется на покупателей! Пятеро — замертво, семь пока ещеживы!
— Какой-то ненормальный заплатил за них десять талантов!
— Не такой уж он и ненормальный! — возразил финикиянин. — Будет теперьпоказывать их по праздникам за большие деньги!
Эвбулид слушал метеков и давился от смеха. Слезы выступили у него наглазах.
— Ну и народ эти цирюльники! — обращаясь к триерарху, заметил он. —Голова — скифов... туловища — циклопов... десять талантов!
— Не вижу ничего смешного! — пожал плечами триерарх.— В море я встречалчудовищ и поужаснее! Сирен, мурен-людоедов. Одни только морские звери чегостоят!..
— Да дело в том, что это я купил этих «полузверей-получеловеков»! —пояснил Эвбулид.
— Ты?!
— Да, я!
— И будешь показывать их по праздникам?
— Какие еще праздники! — засмеялся Эвбулид. — Эти рабы — обычные люди,только очень высокие и сильные!
— И ты заплатил за них десять талантов?!
— Десять мин! И было их не тридцать, а только пятеро! И хотя эти пятеро,действительно, стоят тридцати, а то и ста обычных рабов, эти цирюльники вечновсе перепутают. Свет не видел больших лгунов и болтунов!
— Пожалуй, ты прав, — согласился триерарх. — Всего десять минут назадэтих чудовищ у них было двадцать, а сумма — в несколько раз меньше! — покачалон головой, глядя на заспоривших между собой метеков.
— А я говорю, что Рим двинется сначала на Понтийское царство! — доказывалфиникиянин.
— Нет — на Пергам! — возражал элидец. — Он ближе к Риму!
— На Понт! Зря что ли перепуганный Митридат превратил свой дворец вбоевой лагерь и спешно вооружает свое войско?
— Царь Митридат день и ночь возится со своим наследником! — качая наруках ножницы, словно воображаемого ребенка, объяснил посетителям элидец. — Чтоему Рим? Это Аттал должен волноваться!
— Глупец! Ты забыл, что Аттал — «друг и союзник Рима!», его предки самымипервыми в Азии стали носить этот титул!
— И все равно первым падет Пергам!
— Нет, Понт!
— Аттал!
— Митридат!
— Ты лжец!
— Я лжец?!
В руках цирюльников появились склянки с маслом и благовониями.
— Э-э, да так наши волосы чего доброго останутся без масла! — не безтревоги заметил триерарх и громовым голосом проревел: — А ну, кончай даромсотрясать воздух, трезубец Посейдона вам в глотки! Оба вы лжете!
— Как это оба? — опешил финикиянин, невольно опуская пузырек. — Если лжетон, то значит, прав я!
— Да! — подтвердил элидец. — А если он лжет — то моя правда!
— Кто-то же из нас двоих должен быть прав?
— Никто! — отрубил триерарх. — Ты, хитрец из Финикии, лжешь потому, чтоРим плевать хотел на всех своих друзей! Македония и Каппадокия тоже были егосоюзниками, и что с ними теперь? А твои слова, блудный сын Элиды, лживы хотя быуже потому, что у Митридата с Лаодикой нет наследника! Царю все время некогда,он почти не бывает в Синопе, проводя дни и ночи в учениях своих войск!
— Ага! — обрадовался финикиянин. — Значит, прав все-таки я: Митридатготовится к войне с Римом!
Триерарх обвел глазами примолкших посетителей и отрезал:
— Войско царю Понта нужно для того, чтобы захватить Вифинию и Армению! АРим больше не опасен ни Митридату, ни Атталу. Недавно я был в Сицилии и могусказать, что у Рима руки теперь коротки!
— Я слышал, Евн уже взял город Катану и осадил Мессану! — сообщил нарядныйщеголь, поправляя на плече дорогую фибулу.— Но ведь это же на самой границе сИталией! — обрадованно воскликнул элидец.
— А я что говорил? — улыбнулся триерарх. — Новосирийское царство растетдень ото дня! А Евн ведет себя, как настоящий базилевс!
— Вот было бы славно, если б его рабы вошли в Италию!.. — мечтательнопричмокнул языком финикиянин.
— И навсегда покончили с этим Римом! — поддержал элидец.
— Этого не будет, — неожиданно раздался уверенный голос с порога. —Никогда.
Посетители цирюльни с изумлением взглянули на вошедшего. Это был высокийстройный грек лет семидесяти, с аккуратно завитыми седыми волосами.
— Полибий... Полибий... — послышался восторженный шепот.
Изумление на лицах сменилось почтением. Греки задвигались, стараясьвысвободить рядом с собой место для редкого гостя.
Эвбулид тоже отодвинулся от триерарха. Он сразу узнал Полибия, котороговидел еще под Карфагеном, в свите главнокомандующего римской армии СципионаЭмилиана. Когда консул благодарил Эвбулида за спасение своего центуриона,Полибий тоже сказал несколько добрых слов соотечественнику и с тех пор всегдаузнавал Эвбулида. Вот и сейчас он приветливо улыбнулся ему как старомузнакомому.
Ловя на себе завистливые взгляды, Эвбулид вежливо спросил у Полибия:
— Скоро ли ты порадуешь нас окончанием своей «Всеобщей истории»?
— Надеюсь, что скоро, — дрожащим голосом, выдававшим его возраст, охотноответил Полибий. — Работается мне, правда, увы, не так легко, как прежде.Быстро устаю. Вот и сейчас даже не смог дойти до дома, — пожаловался он, —решил зайти сюда, отдохнуть... Да и годы, кажется, сделали менясентиментальным. Приходится затрачивать немало усилий, чтобы продолжать свою«Историю» без прикрас и слезливости.
— Я читал твою последнюю книгу, в ней ты полностью верен себе! — уважительнозаметил Эвбулид и добавил то, что слышал от философов у Пестрой стои: — Этопрекрасное знание материала, глубокая философская оценка каждого приводимоготобой факта!
— Правда? — по-детски обрадовался похвале Полибий и вздохнул: — Этоумение быть точным во всем с каждым днем дается мне все труднее...
— И тем не менее ты написал тридцать два великолепных тома!
— Уже тридцать пять! — поправил Эвбулида Полибий и пояснил: — За два споловиной года, что я снова провел в Риме, я закончил еще три тома. Еще пять —и я расскажу потомкам, как Рим в течение каких-то пятидесяти лет сталвластелином всего мира!
— Как жаль, что я смогу узнать об этом лишь через несколько лет, когда тызакончишь весь свой труд! — вздохнул Эвбулид.
— Ну отчего же? — улыбнулся Полибий, и в его голосе появились молодыенотки. Эвбулиду даже поверилось в слухи, что историк до сих пор катается налошади! — Я этого не скрываю и сейчас!
Ножницы и расчески замерли в руках метеков. Посетители в дальних углахдаже привстали со своих мест, чтобы слышать каждое слово знаменитого историка.
— Если ты читал мои прежние тома, — продолжал Полибий, — то знаешь, что яотношусь ко всем государствам, как к живым организмам. Каждое государстворождается, мужает и ... умирает. Так было с Персией, с Македонией... Так, увы,происходит сейчас и с нашей Грецией. С Римской республикой дело обстоитсовершенно иначе. Преимущества ее государственного строя так велики, он стольсовершенен, что я сулю Риму расцвет и незыблемость на все времена!
— Как? — воскликнул пораженный триерарх. — Бесчинства римских легионов вчужих землях будут продолжаться вечно?!
— Я всегда был противником излишней жестокости римлян и не скрывал этогони здесь, ни в Риме! — возразил Полибий. — Но тысячу раз я согласен с выводомПанеция, который оправдывает политику Рима тем, что только единое мировоегосударство может осуществить божественное единство разума на земле!..
— Кажется, старик выжил из ума! Сейчас я высеку его собственным жекнутом! — прошептал на ухо соседу триерарх и громко, чтобы все слышали, спросилу Полибия:
— Так значит, каждое государство, совсем как человек, рождается?
— Да, — охотно кивнул тот.
— Мужает и гибнет?
— Конечно!
— Но тогда, по твоим же словам, если Рим родился и сейчас возмужал, то ондолжен и погибнуть! — торжествующе воскликнул триерарх. — И чем раньше, темлучше для всех нас! — ударил он кулаком по лавке.
— Рим? — вскричал Полибий. — Никогда! Рим — это счастливое исключение!Это — верх справедливости...
— То-то этот Рим забрал тебя с тысячью заложников себе, а вернул живымилишь триста! — усмехнулся в дальнем углу пожилой афинянин.
— Рим — это идеальный государственный строй! — Не слушая больше никого,увлеченно твердил Полибий. — Это смешанные надлежащим образом все три известныеформы правления: монархия, аристократия и демократия, это...
— И такому человеку благодарные греки поставили памятники в Мегалополе,Тегее, Мантенее, десятках других городов! — печально вздохнул триерарх.
— Ты забыл, что он десять лет назад вступился за Грецию! — с укоромнапомнил Эвбулид. — И сенат пошел на уступки только из уважения к егоавторитету!
Метеки, освободив кресла, почти одновременно подскочили к Полибию,который уже рассуждал сам с собой, перейдя на чуть слышный шепот.
— Садись в мое кресло! — умоляюще заглянул ему в глаза финикиянин.
— Нет, в мое! — оттеснил его плечом элидец.
Полибий очнулся и невидящим взглядом обвел цирюльню. Остановил удивленныеглаза на почтительно склонившихся перед ним метеках.
— Не беспокойтесь! Я отдохнул! — воскликнул он, легко поднимаясь с лавки.— Мне надо спешить — меня ждет тридцать шестая книга моей «Истории»! Весь смысл