собой знакомое лицо.
— Армен! — все еще не веря своим глазам, схватил раба за плечи Эвбулид и,убедившись, что это действительно он, обнял его, притянул к груди: — Армен...Сами боги послали тебя мне!
— Господин, я ни в чем не виноват! — всхлипнул раб. — Сколоты силойзахватили меня с собой. Они боялись, что я предупрежу тебя! Я ни в чем невиноват, господин! Но почему ты здесь?! — вдруг отстранился он и испуганнопосмотрел на Эвбулида. — В этом трюме, весь изорван, в крови... Ты ранен?!
— Не это сейчас главное!
— Это я, я во всем виноват! — забился головой о пол Армен. — И если дажегосподин простит меня, я сам не прощу себе этого до самой смерти!
— Будет тебе! — придержал раба за плечо Эвбулид. — Скоро мы оба окажемсяна свободе!
— Правда?!
— Только для этого тебе нужно съездить в Афины за выкупом.
— Конечно! Конечно, господин! — закивал Армен.
— Зайдешь к Гедите, скажешь, что я жив — и сразу к Квинту! — принялсявтолковывать Эвбулид. — Передашь, чтобы он срочно дал тебе два таланта...
Эвбулид вспомнил лица пиратов-земляков и быстро добавил:
— Под любой процент!
— Я все сделаю, господин!
— Да, и пусть даст еще одну мину, я думаю, ее хватит, чтобы пиратыотпустили и тебя.
— О, господин...
— Скажи, — обратился к Эвбулиду Писикрат. — Это действительно твой раб?
— Да.
— И ты... полностью доверяешь ему?
— Так же, как самому себе!
— Тогда ты единственный, кто поймет меня здесь... — забормотал купец. —Скажи, он — вернется?
— Конечно! — улыбнулся Эвбулид.
Писикрат выхватил свою дощечку из рук услужливого раба и принялсявсовывать ее в руки Эвбулида:
— Тогда я тоже доверюсь ему и щедро вознагражу, когда он привезет мойвыкуп!
— Дело святое. Армен привезет его и без награды! — пообещал Эвбулид.
— Эй, вы! Пусть зайдет и к моей жене! — воскликнул полный мужчина с лицомпьяницы. — Она сделает все, как он ей скажет. Я так и написал...
— Хорошо, — кивнул Эвбулид.
Еще один афинянин отобрал у готового заплакать от досады раба своюдощечку и протянул Эвбулиду:
— Я — триерарх несчастной «Деметры», — густым басом сказал он. — И тожевручаю свою судьбу твоему рабу, хотя вид его, честно говоря, вызывает у менясомнения...
— Да он же сдохнет, прежде чем доберется до Афин, клянусь молнией Зевса,копьем Паллады, жезлом Гермеса!.. — принялся метаться между купцом, триерархоми пожилым мужчиной услужливый раб. — А ведь нужно обойти целых три дома! Даже —четыре! — неприязненно покосился он на Эвбулида. — Нет, вам нужен здоровый ибыстрый раб!
— Действительно... — засомневался Писикрит. — Если он даже доберется доАфин, то любой мальчишка может отобрать у него наши деньги. И тогда мыпогибли!..
— А я что говорю? — ухмыльнулся раб.
— Да разве кто подумает на Армена, что у него за пазухой — три споловиной таланта? — усмехнулся Эвбулид.
— Как три с половиной? Два! — поправил его купец.
— Три с половиной... — вздохнул Эвбулид и пояснил: — За то, что я убилодного из этих негодяев, за меня одного они назначили два таланта!
— Тогда я верю тебе, раз ты доверяешь своему рабу такую большую сумму! —сразу успокоился купец.
Подошедший Аристарх, узнав в чем дело, ощупал плечи Армена, послушал, какбьется его сердце. Затем внимательно поглядел на подавшегося вперед услужливогораба и заметил:
— Я больше доверяю Армену, и как лекарь заверяю, что он доберется до Афини вернется обратно.
— Тебе легко говорить! — возмутился пожилой мужчина.
— Почему? — удивился Аристарх. — У меня ведь тоже есть дощечка. Сейчас язаполню ее и попрошу передать моим родителям — именно Армена!
Аристарх взял стиль у метнувшего на него ненавидящий взгляд предлагавшегосвои услуги раба, сел и стал быстро покрывать дощечку мелкими буквами.
— Быстрей, быстрей! — торопил его купец, но лекарь, не обращая на неговнимания, продолжал водить стилем.
Наконец не выдержал и невозмутимый триерарх.
— Что-то больно длинный у тебя адрес! — недовольно бросил он. —Поторопись.
— Готово! — разогнулся Аристарх и, собственноручно вложив дощечку запазуху Армену, шепнул ему: — Иди в Афинах медленно и чаще отдыхай. Мои родителидадут снадобье, оно поможет тебе.
— Ну, — еще раз обнял своего раба Эвбулид. — А теперь стучи в крышкулюка, кричи часовому, что готов ехать за нашими выкупами!
— Но как я оставлю господина? — спохватился Армен. — Ты весь в крови! Тыранен...
— Не беспокойся, я позабочусь о нем, — пообещал Аристарх.
Беспрестанно оглядываясь, Армен заторопился наверх и слабым голосом сталзвать:
— Откройте! Откройте же!..
Эвбулид не выдержал, покинул свое место, чтобы помочь Армену, но крышкауже откинулась.
Часовой, узнав в чем дело, выпустил раба.
Эвбулид нашел свободное место и сел.
«Спасен! — с облегчением подумал он. — Хвала богам, что здесь оказалсяАрмен и что именно он отправился за выкупом, а не этот хитрый раб, готовыйбежать без оглядки, лишь только лодка пиратов пристанет где-нибудь к пустынномуберегу!»
Кто-то неосторожным движением задел его.
— Проклятье! — вскричал Эвбулид. — Нельзя ли полегче?
Он повернулся и замер.
Из полутьмы на него смотрело лицо сколота. И хотя голова раба былазамотана грязным тряпьем, а запекшаяся на щеках кровь делала его похожим нанумидийца, сомнений не было: это был тот самый сколот, который прошлым утромиспугал его на сомате, а вечером, вырвав из крыши мельницы петли вместе скрюками, избил надсмотрщика и убежал с остальными рабами...
ГЛАВАТРЕТЬЯ
1.Беглецы
Пока в Эгейском море набирал силу шторм, Тирренское море, омывающееберега Италии и Сицилии, равномерно катило свои блестящие, как спины дельфинов,волны.
Ветер бил в туго натянутые паруса, долон подрагивал под его порывами.
Владелец небольшого рыбацкого парусника, хмурый и неразговорчивыйвольноотпущенник, то и дело покрикивал на бородатого кормчего, приказывая емукрепче налегать на рулевое весло, чтобы корабль не рыскал.
Прошла ночь, отрозовело утро, наступил полдень, разливший по морюсеребряный блеск, от которого болели и слезились глаза. А долгожданной Сицилиивсе еще не было видно. Рабы, у которых давно закончилось прихваченное у бывшиххозяев вино, а носы и уши распухли от игры на щелчки в угадывание выброшенныхпартнером пальцев, шептались:
— Проклятый римлянин, куда он везет нас?
— Где земля? Почему мы до сих пор не видим берега?!
Один из беглецов, знакомый до рабства с корабельным делом, прямо спросилу проходившего мимо владельца парусника:
— Почему ты все время уменьшаешь ход? Хочешь, чтобы нас догнали хозяева?
— Как раз этого я хочу меньше всего! — огрызнулся владелец парусника.
— И для этого ты подобрал парус посередине? — подозрительно прищурилсяраб.
— Глупец! — оборвал его моряк, окидывая море неспокойным взглядом. — Еслинас заметит римское судно, то меня ждет самое страшное, что только может бытьна свете, — возвращение в рабство!
— Так оставайся с нами в Сицилии! — предложил седобородый грек, котороготоварищи уважительно звали Афинеем, хотя он почему-то всячески сторонился их.
— Не могу! — развел руками владелец парусника. — У меня в Риме семья. Ябы и вас ни за что не согласился везти, если б не мой бывший хозяин Авл Метелл.Отпустив меня за пятнадцать тысяч сестерциев на волю, что я копил десять лет,он и сейчас не дает мне прохода. Неделю назад забрал всю выручку от проданнойрыбы. А позавчера — даже дырявые снасти!
— Выходит, своим спасением мы обязаны римлянину? — усмехнулся Афиней. —Вот уж никогда б не подумал, что могу сказать благодарное слово в адрес этогосамого страшного на земле народа!
— Увы! — подтвердил моряк. — Мне больше ничего не оставалось делать, каксогласиться на предложение вашего философа, чтобы купить хоть дешевыеснасти... А кстати, где он? Опоздал? Могли бы и подождать его!
— Оттуда, куда он ушел, не возвращаются... — печально ответил Афиней.
— Жаль! — искренне огорчился владелец парусника. — Умный был человек. Недождался какого-то дня до свободы! Хотя, разве раб может знать, что ждет егодаже через мгновенье?
Продолжая рассуждать на ходу о бренности рабской жизни, он направился ккормчему, и сам налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.
Примолкшие было рабы оживились при упоминании о свободе и снова засели заигру в пальцы.
Афиней подошел к владельцу парусника, и тот, обрадовавшись нечаянномусобеседнику, стал рассказывать ему о своей жизни, начав с того, что родился вбедной семье на самом юге Греции…
Прот, отойдя от них, прислонился спиной к борту, закрыл глаза и сталмечтать о том, как вернется в Пергам свободным и богатым человеком.
Мысль, как добраться до пятидесяти миллионов Тита, не беспокоила его. Этоказалось ему очевидным в Сицилии, где, в Новосирийском царстве, по словамримских рабов, все свободны, сыты и счастливы. Первым делом, думал Прот, онзайдет во дворец к Атталу и предупредит его об опасности. Скажет, что ЛуцийПропорций прибыл в Пергам убить его. И — конец Луцию... Потом он сразу пойдетдомой. Увидит лицо отца, открывающего перед ним дверь, мать, сидящую с глиняноймиской на коленях, в которой размалывают зерно.
«Ну что, — спросит он их. — Не признаете?»
Где им будет признать его, одетого в самый дорогой персидский халат,обутого в сапоги из мягкой кожи, скрепленные золотой застежкой! А еще лучше —он наденет римскую тогу с бахромой на рукавах, как у Луция Пропорция, и тогдародители примут его за сборщика налогов. То-то будет потеха! Он насладится ихрастерянностью и громко крикнет:
«Да это же я — ваш сын...»
«О боги!» — ужаснулся Прот, поймав себя на мысли, что не может вспомнитьсвое настоящее имя.
Протом, то есть «Первым», его назвал еще отец Луция, этот толстый, вечнозадыхавшийся римлянин. Купив на рынке его десятилетним мальчиком, проданнымотцом за долги в рабство, он заставил Прота испытать такое унижение, от