отказав в дополнительном наборе войска!
Оставшись наедине с городским претором3, Эмилиан дал волю своемугневу. Он вел себя так, словно перед ним уже были стены Нуманции, а непочтенный сенатор и благородные своды храма Сатурна.
— Не дать мне даже один свежий легион! — кричал он, размахивая руками. —Мне, отправляющемуся под крепость, которую Рим не может взять уже семь лет! Аведь они прекрасно понимают, что можно ждать от разложившегося войска, гделегионерами командуют не командиры, а торговцы и продажные женщины! Гдекомандиры понаставили в палатки кроватей, а воины разучились даже маршировать!
— Успокойся, Публий! — пытался смягчить гнев консула семидесятипятилетнийпретор. — Просто отцы-сенаторы помнят, что ты навел порядок в еще более худшейармии под Карфагеном!
Грубое солдатское лицо Эмилиана налилось кровью.
— Если мы не возьмем Нуманцию в ближайшее время — клянусь Марсом, мыпотеряем все! Нас перестанут бояться! На пример испанцев смотрят все их соседи.Ты заметил, как обнаглели их послы? И где — в самом Риме! Что же тогда делаетсяв их землях, где одно только слово «Рим» еще вчера вселяло в сердца неописуемыйужас?! Вот почему я потребовал от отцов-сенаторов дополнительный набор. И чтоже услышал в ответ? «Нам не из кого больше набирать римское войско!» Каково, а?
Резкие морщины у толстых губ делали лицо консула безобразным.
Любому другому претор, оставшийся за главу государства, напомнил бы обуважении к богам, хотя бы ради приличия, как делает это он сам, и к себе. Ноперед ним был приемный внук Сципиона Старшего — победителя Ганнибала, роднойсын триумфатора Эмилия Павла, покорившего Македонию.
Это был один из тех немногих людей, о которых в Риме с восхищением истрахом говорят: «То, что дозволено быку, не дозволено Юпитеру»1.
И претор примирительно ответил:
— Но, Публий, ты должен понять сенат. Откуда взять воинов? Вот уженесколько месяцев нам почти некем пополнять легионы. Кому, как не тебе знать,до чего быстро редеют они в боях! Раньше это делалось за счет крестьян. Атеперь — где они? Почти все здесь, в Риме, питаются на подачки, живут рядом спомойками. Как городской претор, я готов засвидетельствовать, сколько ихежедневно приходит в Рим, лишая тем самым армию новых воинов...2
— Зачем объяснять мне все это? — поморщился консул.— Ты знаешь, что яорганизовал кружок. Вот уже несколько лет мы бьемся над тем, как вернуть нашейармии былую силу. Ясно, что нужна аграрная реформа. Но какая? Попробуй, ущемиинтересы патрициев!.. Мы пока не пришли к общему мнению.
— А тем временем Риму все труднее защищаться от внешних врагов и держатьв узде миллионы рабов в самой Италии!— подхватил претор. — Стоит ли после этогообижаться отказу?
— Но моему коллеге консулу Флакку сенат дал все, что он затребовал. И далбы больше, попроси он еще — я ведь видел это по лицам отцов-сенаторов!
— Фульвий Флакк отправляется в Сицилию! — напомнил претор. — Надоположить конец царству рабов, возникшему под самым носом Рима! Подуматьстрашно: взбунтовавшаяся чернь перебила своих господ, захватила почти всекрупные города острова, провозгласила раба по имени Евн своим базилевсом,назвала себя «Новосирийским царством» и двухсоттысячным войском подступила кМессане! К самой границе Италии!
— Рабы останутся рабами, будь их хоть миллион! — отрезал Эмилиан. — Да,они разбили несколько небольших отрядов наших преторов. Но как только до нихдойдет весть, что в Сицилии высадилась консульская армия, помяни мое слово —они разбегутся, как стая зайцев при виде волка!
— Может, вместо осторожного Фульвия Флакка в Сицилию следовало быотправиться тебе? Ведь у тебя такое громкое имя, что оно одно наводит ужас нацелые народы!
— Орел не ловит мух! — перебил претора Эмилиан. — С рабами справитесь безменя. Мне хватит дел и под Нуманцией. Нужно окружить ее двойной линиейукреплений, заново обучить солдат военному делу, навести порядок и мечом илиголодом заставить эту крепость сдаться на милость победителя. А наша милостьбудет обычной: город разрушить, остатки населения продать в рабство!
— Иначе нельзя! — кивнул претор. — И так уже Рим становится похожим натунику3 жалкого раба! Не успеваем залатать однудыру, как тут же появляется другая. Не Нуманция — так Сицилия, не Македония —так Греция! Успокоим Сирию — поднимется Египет, утихомирим Египет — сноваподнимет голову Сирия!
— Боги совсем забыли, что жертвоприношения Рима были всегда самымищедрыми и желанными им! — нахмурился Эмилиан.
— Боги помнят об этом! — торопливо возразил претор, с суеверной опаскойкосясь в сторону статуй. — И потому Египет и Сирия больше не опасны нам! АнтиохСидет, базилевс сирийский, правда, разрушил без нашего ведома Иерусалим, нодальше этого не пошел. А Птолемей Фискон не знает, как ему разделить трон сосвоими единокровными женами!1 До других ли ему границ, когда самоговот-вот выгонит из страны Клеопатра Старшая?
— Выгонит — заставим принять! И на троне и, если потребуется, на ложе!Этот оплывший жиром любитель наслаждений полезнее нам, чем деятельныйправитель. Страшнее то, что скоро и Риму будет не до других границ! —нахмурился Эмилиан. — А нам так нужны новые провинции. Вместо того, чтобы ехатьпод Нуманцию, с каким наслаждением я бы повел сейчас армию...
— В Иудею?
— Меня не интересуют развалины! Мои глаза пресыщены ими. Подождем, покаевреи отстроят Иерусалим и набьют его храмы золотой посудой!
—Тогда... вПарфию?
Консулвздохнул:
— Парфия пока нам не по зубам.
— Значит, Понт?
— Понтийское царство с его энергичным царем Митридатом нам выгоднее покаиспользовать как союзника. Пока, — повторил Эмилиан. — Но, клянусь Марсом, этоуже горячее!
— Малая Азия!
— Жарко, совсем жарко!
— Пергам?!
— Попал иглою!2
Претор с изумлением посмотрел на консула:
— Но разве ты не знаешь, что у Пергама очень сильная армия? — спросил он.— И не менее сильный боевой флот...
— Именно поэтому я и отправляюсь сегодня не в Пергам, — нахмурился консули испытующе оглядел претора. — А жаль! Это царство не дает мне спокойно спатьтак же, как Карфаген Катону!3 Кстати, ты бывал в Пергаме?
— Да.
— Давно?
— Еще юношей. Кажется, лет пятьдесят... Нет — пятьдесят пять тому назад.
— Значит, ты не знаешь Пергама.
— Но я много слышал о нем.
— Что именно? — оживился Эмилиан. — Говори!
— Благодаря предшественникам нынешнего Аттала из крошечной крепости онпревратился в огромный город, славящийся алтарем Зевса и невероятной чистотойулиц.
— Так!
— Он присоединил к себе многие города и государства, и...
— И?
— Стал благороднее Афин.
— Так-так!
— Образованнее и культурнее Александрии Египетской.
— Говори!
— Сильнее Парфии.
— Говори, говори!
— Крупнеевсех в Малой Азии!
— И это все?
— Я сказалто, что слышал. Неужели этого мало?
Губы Эмилианатронула усмешка.
— Для какой-нибудь Вифинии это было бы пределом мечтаний. Но речь — оПергаме. Я же говорил, ты не знаешь его. А ведь о чем не знают, того не желают,как говорят у нас в народе! — снова испытующе посмотрел он на претора.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ты знаешь, мои глаза видели всякое богатство, — уклончиво ответилконсул. — Вспомни хотя бы, сколько золота и серебра пронесли перед моей триумфальнойколесницей после победы над Карфагеном...
— О, это было незабываемое зрелище! — уважительно воскликнул претор.
— Так это лишь пыль перед богатством, которое накопили в своихсокровищницах пергамские цари! Все эти Эвмены и Атталы, начав с небольшой частиказны Александра Македонского, за столетие сумели превратить Пергам вбогатейшее государство. Они выжали всё из своих рабов, плодородных земель,тучных пастбищ, лесов, рудников, удобных гаваней. Кто теперь не знаетзнаменитого пергамента и великолепного пергамского оливкового масла? И ихармия, действительно, одна из сильнейших в мире!
— Но такое богатство делает Пергам опасным Риму!
— Верно. И — желанным! — многозначительно поднял палец Эмилиан.
— Но мы не в состоянии пойти на него войной! — напомнил претор.
— И это верно. Значит, нужен иной путь.
— Дружба?
— Дружба может быть только с равными!
— Не война и не дружба? — претор с любопытством взглянул на консула. — Тыпредлагаешь что-то третье?
2.Вторая половина правды
Сципион Эмилиан огляделся вокруг и, даже убедившись, что никто, кроместатуй, его не слышит, на всякий случай понизил голос:
— Да! Иначе я не заводил бы весь этот разговор! То, что я тебе сказал,лишь половина правды. Своему быстрому взлету Пергам обязан не только тучнымпастбищам и удобным гаваням. Не только воинской храбрости и дипломатическойловкости своих базилевсов. Этому он обязан в первую очередь нам, римлянам.
Консул в упор взглянул на претора:
— Разве случайно диадема Эвмена, отца нынешнего царя, была украшенакамеей с изображением моего славного деда? Ведь именно по предложению Сципионаза участие пергамцев в Сирийской войне сенат даровал Эвмену Эфес, Мизию,Ликаонию, обе Фригии. Все это втрое, впятеро увеличило доходы Пергама и в итогедо отказа наполнило его казну. Не пора ли теперь возвращать нам долги?
Теперь уже претор вопросительно посмотрел на консула.
Тот выдержал его взгляд и усмехнулся:
— Пусть Эвмен умер. Но жив Аттал. Какая нам разница — пусть вернет он.Да, он слушает нас во всем, провел в наших интересах у себя финансовую реформу,усилил налоговые поборы, но этого мало! Мы дали его отцу гораздо больше. А Римникогда и ничего не дает даром!
— Разве Аттал расстанется добровольно с частью своих сокровищ? —усомнился претор.
— Речь идет не о жалкой части! — отрезал Эмилиан.
— Тем более! Я слышал, что Аттал глуп и безволен. В последнее время онсовершенно ушел от государственных дел, уединился и даже ищет смерти. Говорят,он сошел с ума, но не до такой же степени!
— Этот «сумасшедший», — усмехнулся Эмилиан, — между прочим, изуч