у меня сегодня большой праздник!..
Он покосился на короткую прическу женщины и смущенно кашлянул:
— Прости, я радуюсь, а у тебя горе... Кто умер? Отец? Мать?
— Муж...
Рука Эвбулида дрогнула.
— Какое несчастье!
— Да, он полгода назад упал с лошади и разбился...
— И у тебя есть дети? — посочувствовал Эвбулид.
— Трое девочек...
— А твои родители?
— Они умерли. Давно...
— Как же вы живете одни?!
— Так и живем... Я покупаю розы, и мы все вместе плетем из них этигирлянды. Плетем и плачем, потому что можем покупать все меньше роз, и с каждымразом наши гирлянды становятся все короче…
— Но ведь это ужасно... — пробормотал Эвбулид. — Как же вы будете житьдальше?
— Если б я знала! Еще месяц — и мне придется продать в рабство старшуюдочь, а ей всего тринадцать лет... Иначе не выжить моим младшим деткам...
— Как это ужасно... — повторил Эвбулид.
— Что делать!.. Кому нужна в этом городе бедная вдова с ее несчастнымидетьми?
Женщина сквозь слезы взглянула на Эвбулида и протянула гирлянду:
— Ты добрый, и если хочешь помочь нам, купи гирлянду за три обола...
Эвбулид вытряхнул на ладонь монеты и выбрал среди меди тетрадрахму:
— Вот тебе четыре... нет — восемь драхм! И еще три обола детям насладости. И не смей, слышишь, не смей благодарить меня!
Стараясь не смотреть в глаза несчастной, он сам вложил в ее ладоньмонеты, бережно уложил гирлянду в корзину, подставленную Арменом. И, под егогордым за своего хозяина взглядом, заторопился нанимать повара.
Полтора десятка наголо остриженных поваров поджидали богатых афинян вспециальной части агоры. Некоторые подпоясали себя так, чтобы был виденвыпирающий живот. Это у них означало: глядите, граждане, я — сыт, значит, умеювкусно готовить!
Но у Эвбулида была своя точка зрения на этот счет. Видя в таких поварахпрежде всего обжор, которые непременно объедят и нанявшего их господина, онподошел к неприметному повару: в меру худому и в меру упитанному.
— Где ты обучался своему мастерству? — строго спросил он.
— В Сиракузах, господин! — щегольнул названием лучшей кулинарной школыповар.
— Гм-мм... Все вы говорите, что в Сиракузах! — проворчал Эвбулид. — Аумеешь ли ты приготовлять миттлотос? Учти, у меня в гостях сегодня будет оченьважный господин!
— Миттлотос? Это же очень просто! Берется мед, лучше всего горный,чеснок, протертый сыр, все смешивается — и миттлотос готов!
— А пирожки, которыми славится Аттика, печь умеешь?
— Обижаешь, господин!
— И соленые, и сладкие? — продолжал допытываться Эвбулид.
— Поверь, твой гость будет очень доволен!
— А кикеон?!1 Сумеешь ли ты удивить его, иноземца,настоящим эллинским кикеоном?
— Он будет благодарить богов, что впервые попробовал его в твоем доме!
— Если ты готовишь так же сладко, как и говоришь, то подойдешь мне!Сколько ты стоишь?
— Две драхмы в день, господин! — поклонился повар.
— Хорошо, получишь свои драхмы, если только не обманешь и не съешь самбольше, чем на обол!
Внимание Эвбулида привлек торговец диковинными животными, перед которымрезво прыгали смешные обезьянки, ползали черепахи и огромным живым букетомпрохаживался распустивший свой пышный хвост павлин.
«А не купить ли мне эту птицу? Вот удивится Квинт, и обрадуются дети! Ачто — куплю!» — решил он и обратился к повару:
— Сейчас я куплю павлина, и ты отправишься с ним ко мне домой!
— Мне можно относить продукты? — напомнил Армен, сгибаясь под тяжестьюкорзин.
— Нет! — ответил Эвбулид, подумав, что такой день должен быть праздничными для его раба. — Сегодня я найму носильщиков. А ты пойдешь со мной на сомату2!
2.Купец из Пергама
Несмотря на то, что по пути на сомату Эвбулид задержался в винном ряду,где из множества сортов отобрал лучшие, завезенные с островов Фасоса и Хиоса, апотом с Арменом, который не знал, куда девать непривычно свободные руки,заглянул к торговцам сладостями, когда они подошли к сомате, торговля рабамиеще не началась.
Поглядеть на рабов, оценить привоз этого месяца было невозможно: их,ожидавших своей дальнейшей судьбы, закрывала плотная стена покупателей и зевак.
На ступеньках «камня продажи», так назывался высокий помост посредисоматы, были видны только глашатаи и агораномы. Глашатаи молчали, набираясь силперед нелегкой работой. Агораномы смеялись и о чем-то спорили, бросая посторонам цепкие взгляды.
Чтобы отвлечься, унять поднявшуюся во всем теле дрожь, Эвбулид отошел вкрай огороженной забором соматы, где торговали кандалами, наручниками для рабови домашней утварью. Он подержал в руках привычные для каждого дома зеркала ввиде плоских дисков. Приценился к старинным: массивным, с ручками, украшеннымизолотом и серебром, — такие бережно хранят даже в богатых домах и передают понаследству, как самую дорогую вещь.
У лавки невысокого скуластого купца с умными, насмешливыми глазамиспросил, сколько стоит ваза с вошедшим недавно в моду рельефом. Ваза былапокрыта лаком тусклого, но приятно ласкающего глаза коричневатого цвета.
— Три драхмы! Нравится? — спросил купец и щелкнул ногтем по краешку вазы.— Какая тонкая работа, а? Обрати внимание: плечи и горлышко, как у двенадцатилетнейкрасавицы! А роспись? Что скажешь об этой позолоте? А эти удивительные точечки?Разве ты найдешь что-нибудь подобное на своей агоре? Такими вазами можноукрашать только дворцы правителей Египта и Понта, и, клянусь Никой, они радуютсегодня взоры царя Птолемея и Митридата Понтийского!
— Я куплю, но только в другой раз... — оглянулся на «камень продажи»Эвбулид.
Купец перехватил его взгляд и понимающе улыбнулся.
— Не нравится эта ваза? Тогда возьми мегарскую чашу — всего пять драхм!Беден тот дом, в котором нет таких чаш! Взгляни — эти фигурки людей и животных,словно живые! Посмотри, как напряжены их жилы, как безумны глаза... Или ты нелюбишь то, что рождено кистью живописца? Откровенно говоря, мне тоже большенравятся скульптуры! Божественные, неповторимые линии, которые можно осязать вотличие от картин... Что ты можешь сказать вот об этом сосуде?
Купец бережно взял в руки вазу в виде головы девочки-африканки.
Эвбулид равнодушно взглянул на покрытую мелкими завитушками волос голову,широкий плоский лоб, толстые, выпяченные вперед губы.
— Это работа моей собственной пергамской мастерской! — пояснил купец. — Яособенно горжусь ею, потому что образцом для вазы послужила небольшая статуя,которую я ваял со своей юной рабыни!
— Ты? Сам? — не поверил Эвбулид.
— А что тут такого? У нас в Пергаме даже царь занимается скульптурой! Онваяет из воска. Если тебе посчастливится когда побывать в Пергаме, заходи вгости! Я покажу тебе свои работы, которые хвалил сам царь. Меня зовутАртемидор, и моя мастерская находится...
— Мне нравятся твои чаши и особенно эта ваза! — перебил купца Эвбулид.
В другой раз он с удовольствием послушал бы о царе, который вместо того,чтобы управлять государством, лепит из воска статуи. Но ему не давали покоярабы, закрытые от глаз стеной покупателей, и он честно сказал:
— Только я пришел сюда покупать не посуду, а рабов. Скажи, ты видел их?Какие они?
Купец нахмурился и сразу потерял интерес к Эвбулиду.
— Мне некогда глазеть на рабов и даром терять с тобой время! — холоднозаметил он. — Отойди в сторону, не закрывай мой товар!
— Пожалуйста! — сделал шаг в сторону Эвбулид, но купец неожиданно ухватилего за локоть:
— Вот если бы ты купил у меня что...
«Ах, хитрец! Все он знает...» — подумал Эвбулид, и ему почудилось, чтодаже глиняная девочка-негритянка смотрит на него с лукавой усмешкой.
— Хорошо, я, пожалуй, возьму вот это, — показал он пальцем на самуюмаленькую чашу с орнаментом. — И попрошу соседа написать на ней золотымибуквами... «Моему римскому другу — помни обо мне!»
— Это меняет дело! — снова стал любезным купец. — Хотя лично я предпочелбы иную надпись в адрес римлян. Не хочу обидеть твоего друга, но с тех пор, каку нас появились их ростовщики и всякие посланники, в Пергаме житья не стало нинам, купцам, ни даже бедноте! Одни вельможи только и довольны. Но ничего, мыеще до них доберемся! — пообещал он. — Так каких тебе нужно рабов? Понятливых ивыносливых из Сирии или угодливых и развращенных из Вавилона? А может быть,жителей Египта? Базилевс Птолемей поставляет вам, в Грецию, своих светлыхподданных для тяжелой работы, а чернокожих — как рабов для роскоши. Или тебенужны отличные пастухи? Тогда радуйся, сегодня пришла большая партия рабов изФракии.
— Ты говоришь совсем как глашатай! — усмехнулся Эвбулид.— Но мне не нужныразвращенные малоазийцы и тем более рабы для роскоши!
Он перехватил понимающий взгляд купца, брошенный на немощного Армена, ивспыхнул:
— Пока не нужны! А сегодня я хотел бы купить двух или... трех недорогих,но крепких рабов для работы на мельнице!
— Крепких и недорогих? — удивленно переспросил купец и вновь замолчал,красноречиво поглядывая на свой товар.
— Хорошо! — воскликнул Эвбулид, мрачнея от мысли, во сколько емуобходятся сегодняшние покупки. — Я куплю и эту чашу, потому что чувствую, чтоты что-то знаешь...
— И не ошибаешься! — оживился купец. — А потому купи заодно и этустеклянную колбу. Наши лекари ценят такие за стойкость даже к ядам, и сам Атталхранит в них изобретенные им лекарства! Берешь?
— Ну, ладно-ладно!.. — проворчал Эвбулид. — Беру и колбу! Моя жена будетдержать в ней свои благовония. Но, клянусь вашей пергамской Никой, еслиобманешь, эта колба навек поселится в твоем желудке!
— Воля твоя! — улыбнулся купец. — Слушай меня внимательно: когда глашатаивыведут на «камень продажи» партию рабов с Крита — не бери их. За этихотъявленных лгунов хозяин сдерет с тебя втридорога. Не торопись и тогда, когдаповедут на продажу фракийцев. Я хорошо знаю их купца, он не сбавит ни обола. Неутруждай себя и осмотром воинственных пленников из Далмации. Но когда увидишь