– Думаю, того, кто сочнее.
– Ну да… Неудачный пример.
– Наверное, ты очень хорошо ориентируешься в Пустой Четвертине.
– Прикипел я к этому месту, – сознался он с улыбкой. – Я люблю наблюдать за людьми, анализировать то, как они взвешивают риски, которые влекут за собой разные решения. Вот ты, например, знаешь, что по статистике с большей вероятностью можно погибнуть по дороге в аэропорт, чем на борту самолета, на который ты сядешь?
– Ты явно никогда не летал «ХламоЛетом».
– Нет правил без исключений, – согласился Габби.
Прошел час, и ни одной машины не попадалось нам на глаза – только пара «скайбусовских» фур, везущих, вероятно, авиационные запчасти за границу. Фуры промчались мимо, проигнорировав наши попытки поймать попутку, хотя бы и в обратном направлении, и вскоре скрылись из виду. Теплело, мы разговаривали все меньше и меньше. Уилсон, обычно такой шумный и оптимистичный, стих, и даже Ральф, который до этого носился вокруг как угорелый, начал внимательнее смотреть по сторонам. До Ллангерига оставалось миль двадцать пять, если держаться дороги, и добраться туда до темноты было нереально. Ночь под открытым небом была неизбежна. Габби уверял, что сможет справиться с любым монстром при свете дня, но не брался гарантировать нашу безопасность ночью. Прогнозирование рисков требовало от профессионала трезвости суждений, а здесь по примерным подсчетам водилось свыше шестнадцати форм жизни, которые могли убить нас раньше, чем мы заметим их присутствие.
– Давайте вернемся, – предложил Уилсон, когда мы сделали привал. – Там хоть есть где переночевать. Может, даже встретим в лагере туристов, которым будет по пути.
Он стянул ботинок и удрученно посмотрел на мозоли, которых натоптал уже немало.
– Новых туристов можно ждать целую неделю, а то и больше, – сказала я. – А мне нужно возвращать Перкинса, броневик и служанку.
А еще не будем забывать про резинового дракона и Око Золтара.
– Мы могли бы срезать и пересечь Пустую Четвертину наискосок, – сообразил Габби. – Я знаю тропу Хотаксов, которая выведет нас прямиком к Ллангеригу, мимо логова Антагониста – это дракон, который однажды хозяйничал в этих Драконьих Землях.
– Пешком всю Пустую Четвертину? – переспросил Уилсон, не веря своим ушам.
– А что такого. Дракон жил тут так долго, что генетическая память всей местной фауны успела адаптироваться. Он мертв уже полвека, а ничто до сих пор не смеет туда ступить. Я прогнозирую фактор риска от ночевки в бывшем драконьем логове не больше четырех процентов.
– Звучит многообещающе, – сказала я, тем более что драконы меня все равно не пугали. – Ральф? Что скажешь?
Ральф сказал:
– Дн-ууф, – и уставился на меня с интересом. Его ответ мог значить хоть «да», хоть «нет», хоть что угодно, но я должна была хотя бы спросить.
– А, какого лешего, – вздохнул Уилсон, пожимая плечами. – Показывай дорогу, и дело с концом.
На том и порешили. Пройдя еще полмили по трассе, мы завернули на узкую тропу близ мемориала «Могила безымянного туриста». Надпись гласила, что турист был «съеден, но не забыт» – хотя, судя по состоянию могильного камня, все-таки забыт.
И вот, переведя дух и обменявшись полными тревоги взглядами, мы зашагали по открытому простору Пустой Четвертины.
Старые Драконьи Земли
Тропа Хотаксов отчетливо проступала среди поросших травой кочек, но продвигались мы медленно. Так нам пришлось идти в обход завала камней, из которых ветры выточили причудливые и пугающие фигуры, сторониться зияющих земляных воронок, топей, местами даже тлеющих смоляных ям, усыпанных обугленными костями крупных травоядных.
Вот мимо нас прошествовало стадо элефино, понуро уставившихся себе под ноги. Вот мы набрели на миграцию жуков-хихунов. Плотная шеренга желто-крапчатых панцирей тянулась насколько хватало глаз. Мы перешагнули неугомонно хихикающих насекомых, пересекли опустевшую деревушку, пока не вышли на заброшенную дорогу, которая была вымощена большими плоскими камнями, испещренными непонятными символами.
– Этой дорогой дракон возвращался в свое логово, – сказал Габби, когда мы ступили на каменные плиты, меж которых пыталась пробиваться зелень, и ускорили шаг. – В те времена, когда еще не был заключен Пакт с драконами, когда драконы могли свободно передвигаться и пользовались не меньшей популярностью, чем короли и императоры.
По древней дороге, то замедляя шаг, то наверстывая, мы шли весь день. Один раз нам пришлось полчаса пережидать стадо тральфамозавров, в другой раз мы притормозили из-за подозрительных звуков, которые на поверку оказались всего лишь стадом автомобильных газелей, получивших свое название за то, что их клич точь-в-точь походил на автомобильные гудки. Честное слово, гудящее наперебой стадо на слух было не отличить от дорожной пробки в Турине.
Мы сделали привал у родника, который с клокотом бил из-под земли. На вкус вода была как лакрица – наверное, тут под землей были ее залежи.
Я спросила:
– У кого-нибудь есть что-нибудь съедобное?
Лично я все свои манатки – еду, воду, ракушку, «Руку Помощи», деньги, двадцатитысячный аккредитив для Бу – все до последнего оставила в броневике.
Мне никто не ответил. А ведь я обратила внимание, что Габби путешествовал с под завязку набитым рюкзаком, который он не снимал, даже присев отдохнуть на поросший травой берег ручья.
Ральф, сообразив на интуитивном уровне, что мы проголодались, убежал. Пять минут спустя он вернулся и принес мертвого слизняка размером с крысу и даже еще менее аппетитного. Слизни, строго говоря, были съедобными, так что в крайнем случае и сгодились бы на обед, но мы еще не были на грани голодной смерти, а значит, не достигли такого «крайнего случая», когда были бы готовы есть слизняков. Любопытная деталь: поскольку снаружи слизни выделяли ядовитые секреции, перед употреблением в пищу туловище нужно было вывернуть наизнанку, как носок, и обгладывать как кукурузный початок. Мы вежливо отказались от угощения, и Ральф слопал все сам.
Не сворачивая с тропы, мы поднялись на холм и с его вершины увидели огромную вмятину в земле, похожую на чайное блюдце диаметром в милю. Ровно посередине этого кратера высился большой, обросший травой купол. Купол был окружен высокой стеной, уже частично обвалившейся. Никакая трава не росла рядом с опустевшим логовом, и даже издали атмосфера казалась тяжелой и гнетущей. Поднялся холодный ветер, но, несмотря на пасмурную погоду, небо над куполом было ясным и лазурным.
– Не теряйте бдительности, – сказала я. – Застарелые чары могли перепутаться между собой самым непредсказуемым образом.
И пока мы спускались, странности остаточных лоскутков магии действительно стали проявлять себя. Трава в каменных трещинах под ногами самопроизвольно зашевелилась, и, оглянувшись, я заметила, что там, где мы только что прошли, трава выглядела сочнее, здоровее, насытившись нашей жизненной силой. Или еще странное: по обе стороны от нас, почти скрытые от глаз истончившимися зарослями, стояли изваяния из красноватого камня. Одно изображало человека, три – Хотаксов, (стоит отметить, что они были очень похожи на людей, только более коренастые и с широкой приплюснутой головой). Но большинство статуй изображали животных. Несколько базонджи, барсук-снорк, парочка земляных ленивцев, элефино, автомобильная газель и маленький тральфамозаврик. В общем, понятно, что это были никакие не статуи, а самые настоящие живые существа, завороженные и обращенные в камень. Нетрудно было заметить и единственную деталь, их объединявшую: все они были застигнуты врасплох в момент широкого зевка.
– Народ, не зевайте, – предупредила я, показывая на жертв. – Оборонительное заклятие окаменения переплелось с чарами, активированными зеванием, в результате – сонливость и скука становятся опасны для жизни.
Они переварили это, кивнули, и мы ускорили шаг, чтобы быстрее выбраться из зоны потенциальной опасности.
Мы достигли внешних стен логова. Когда-то они были десяти или пятнадцати футов в высоту, сложены из целых валунов, заложенных один промеж другого, как трехмерная мозаика. Когда-то логово дракона было идеально круглым, как торт, куполом, с двадцатифутовой стеной из пересыпанных драгоценностями речных камней, подпиравшей бордюр купола. Плачевное состояние логова было связано не с возрастом постройки, а с человеческой алчностью: стоило дракону умереть, люди хлынули сюда и растащили все, что могли унести. Мы шли по двору логова, а вокруг были раскиданы гниющие книжные переплеты из кожи. Когда-то они были книгами из драконьей библиотеки, но мародеры выдрали красиво разукрашенные страницы старинных манускриптов, чтобы продать их картинки для украшения чьих-то загородных домов. Даже страницы без картинок были выдраны, пергамент выскреблен, продан и переработан.
Мы шли вокруг драконьего двора, когда наткнулись на самого дракона – вернее, на то, что от него осталось. Груда гигантских костей лежала на том месте, где он рухнул наземь. Самоцвет на лбу его громадного черепа отсутствовал. В его челюстях мы увидели отметины от топоров – зубы ему вырубили давным-давно, ведь острый край драконьего зуба никогда не тупеет, и за это очень ценится на всех производствах. Кто-то хорошо на них заработал. Даже земля была выворочена за столько лет искателями сокровищ, жадными до золота, серебра и драгоценностей, которыми драконы по обыкновению украшают свои жилища. Искусная мозаика, некогда украшавшая пол, была разбита, испорчена, вокруг валялись керамические осколки.
– Какая дикость, – произнес Уилсон.
– Вандалы недолго ждали, прежде чем вымести отсюда все мало-мальски ценное.
– Крас-уук, – благоговейно сказал Ральф.
– Да, – согласилась я. – Раньше тут была неземная красота.
Такое печальное зрелище заставило меня вспомнить про Могучего Шандара и его роль в истреблении драконов. Логово зверя, одно из самых величественных и загадочных мест на земле, было разорено, как и многие ему подобные, растащено, разменяно на монеты и сувениры, и тысячелетняя наука была утеряна безвозвратно. Если угроза Шандара довести работу до конца и уничтожить последних драконов казалась мне страшной раньше, то сейчас я считала ее непростительной. Колин и Шпат