– Шандар занимается отловом облако-левиафанов? – догадалась я.
Габби улыбнулся.
– Никогда не задумывалась, как такие огромные лайнеры держатся в воздухе на таких крошечных крыльях? – спросил он. – Как «Скайбус» выпустил безотказный самолет, который летает вдвое дальше и расходует вдвое меньше топлива? Никогда не задумывалась, почему Шандар зарабатывает столько денег на «Скайбусе» и как Тарв может позволить всем своим подданным бесплатное медицинское обслуживание?
– Так Тарв и Шандар – партнеры?
– Вот именно. Эпопея с экстремальным туризмом со стороны может казаться сложной и затянувшейся шуткой, но без этого Тарв и Шандар не сколотили бы своих заоблачных состояний. Только представь всех этих туристов, посещающих Империю, спасающихся от неминуемой смерти, сотни раз на дню, из года в год.
И тут меня осенило. Ответ все время был у меня прямо под носом. Облако-левиафаны обязаны своим легчайшим весом не магии и не своей уникальной природе. Принц Назиль упоминал об этом как раз незадолго до нашего отправления: левиафанов держит в небе то же самое, что и ковер-самолет.
– Ангельские перья, – еле слышно прошептала я. – Позавчера нас чуть не проглотил левиафан. Они кормятся так каждое утро, всасывая не только букашек и птичек, но и массу ангелов вариации-Х, которые постоянно задействованы в Кембрийской Империи. Переварившись, они позволяют левиафанам стать легче воздуха. Экстремальный туризм делает свое дело. Высокий риск смерти – высокая концентрация ангелов-хранителей.
Я замолчала, посмотрела на Габби, и он кивнул мне.
– Но это еще не все, верно? – спросила я.
– Далеко не все. Избыточно высокая концентрация поглощенных ангельских перьев ведет к излишку, который покидает организм так же, как и все продукты жизнедеятельности. Дроны с фабрики под горой собирают экскременты левиафанов банальными лопатами и затем извлекают оттуда ангельские перья при помощи поставляемых Шандаром чар. Перья потом вывозят на грузовиках компании. Рафинированный материал в индустрии известен как гуанолит. Им начиняют крылья самолетов для облегчения взлета. Вот такая разгадка «скайбусовских» фур.
– И поэтому, – медленно проговорила я, – на выходе грузовики легче, чем на входе.
– Ну конечно. Загрузи двухтонную фуру гуанолитом – и подъемная сила сделает так, что он будет весить не больше гольфмобиля.
Габби позвал меня за собой, и мы спустились вниз по лестнице. Я притихла, переваривая все эти новые сведения. Погрузившись в облако, я ощутила липкую влагу на лице и коже рук, и вот мы уже стояли на черепе левиафана, откуда я начала свое знакомство с этим странным местом.
Я спросила:
– Кто ты такой? Ты знаешь про это место, и ты жив – приходишь и уходишь когда вздумается.
– У меня, скажем так, есть «пропуск на все уровни», – сказал он, посмеиваясь. – Я ведь рассказывал, что собираю данные о вероятности смерти для крупного игрока в сфере управления рисками.
– Это я помню. И, определяя потенциальный фактор риска любого поступка, ты решаешь, куда лучше направить свои ресурсы, чтобы избежать этих рисков.
– В общих чертах, да. Мы спасем жизни… когда их нужно спасать.
– Ты не из страховой компании, да?
– Не совсем. Мы скорее… управляем судьбой. Критически необходимо, чтобы ты – впрочем, это любого человека касается, – не умерла, пока ты не выполнишь свою функцию в МВ.
– МВ?
– В Масштабах Вселенной. Это то, что важнее тебя, важнее меня, и в нем у каждого есть своя роль. Для кого-то что-нибудь простенькое, например, дверь кому-то придержать, помочь советом, а в случае, например, Кертиса, – даже просто дать другим людям выход для негативных эмоций. Ну а иногда это высшее благо: низвергнуть тирана, привести порабощенную нацию к свободе.
– Значит, мое предназначение в МВ у меня еще впереди?
– И у тебя, и у Перкинса.
– Он все-таки сгорит дотла, сражаясь с дронами на обратном пути, да?
Габби положил руку мне на плечо.
– Иметь предназначение – это право любого разумного существа. Иметь критически важное предназначение – честь, выпадающая не каждому. – Он улыбнулся и добавил: – При исполнении мы предпочитаем придерживаться второго уровня легендарности: «Доказательств существования не обнаружено». Я ведь могу рассчитывать на твое молчание?
– Да.
– Отлично. Тебе пора. Я тут посчитал, что прыжок отсюда на верхушку трона составит 79,23 процентный риск смерти. На вот, хватайся.
Габби сбросил вниз веревку, и я услышала, как ее конец шмякнулся на сырые камни. Я поблагодарила Габби за его время и помощь и соскользнула по веревке вниз. Через несколько секунд я коснулась ногами каменного пола у трона Идриса и оказалась лицом к лицу с изумленным Перкинсом.
– Ладно, – сказал он. – Это было странно, но я волшебник, так что пора бы привыкнуть. Ты подпрыгиваешь в облако, исчезаешь на полчаса и спускаешься по веревке. Что ты узнала?
– Ответы. Только не те, которые мы искали. Пойдем к ребятам.
Он начал поворачиваться, но я поймала его за руку, развернула к себе и поцеловала. Это был мой первый поцелуй. Думаю, и его тоже. Я уже давно хотела это сделать, но только после слов Габби мне стало окончательно понятно, что времени у меня не остается. Он ответил мне так же страстно, и все это было так приятно, намного приятнее, чем мне представлялось, и я как будто изнутри покрылась мурашками.
– Что это ты вдруг? – прошептал он, и я положила голову ему на плечо и крепко обняла.
– Просто так.
– Просто так?
– Просто так.
Мы оба знали, что скоро он догорит, и нам хотелось провести еще немного времени из остатка его жизни в объятиях друг друга.
– Ладно, – сказала я, и мы отстранились друг от друга, стараясь не смотреть в глаза. – Пойдем к ребятам.
Мы спустились с вершины и вышли из облака, где Эдди, принцесса и Уилсон уже приготовили чай.
За тот час, что мы отдыхали, я рассказала остальным про свои открытия, ни словом не обмолвившись о Габби. Я рассказывала им о Небесной Пиратке Вольфф, о том, какая участь ее постигла, о том, что несколько лет назад кто-то добрался до Ока Золтара раньше нас, и теперь камень может быть где угодно. Я рассказала, что фабрика под горой расположилась именно тут просто потому, что единственный оставшийся в живых облако-левиафан гнездовался здесь по ночам, и на фабрике каждое утро собирали его фекалии, чтобы переработать их в гуанолит.
– Ясно, почему они поручают это дронам, – сказал Уилсон. – Работенка-то грязная.
– Думаю, это все же из соображений секретности, – ответила я. – Что опять же объясняет, почему в Кембрийской Империи запрещены полеты. Последний левиафан стоит слишком больших денег, чтобы рисковать его жизнью, если он вдруг столкнется с летательным аппаратом. Даже если его просто заметят – уже большой риск.
– То есть все наши карьеры в экстремальном туризме были нужны только для того, чтобы построить здесь фабрику по переработке левиафановых какашек с начинкой из ангельских перьев? – спросила Эдди. – Вот же дьявол, такого и нарочно не придумаешь.
– С магией всегда так, – ответила я.
Мы помолчали.
– И что теперь? – спросил Перкинс.
– Мы пришли сюда, чтобы найти Око. Мы потерпели неудачу. Мы возвращаемся домой.
– Мимо Пустых? – спросил Уилсон.
– Да, – сказала я, избегая взгляда Перкинса, и сглотнула подступившие чувства. – Не сомневаюсь, мы что-нибудь придумаем.
И вот, собрав наши вещи и в стотысячный раз безуспешно попробовав выйти на связь по ракушке, мы собрались уходить. С тяжелым сердцем я шагала вниз по крутым ступеням и утешала себя тем, что теперь мне из надежных источников было известно, что жизнь Перкинса не будет потрачена впустую. И теперь я хотя бы догадывалась, что держал Габби в своем рюкзаке.
План
Когда мы спустились к подножию горы, на глаза нам попался Кертис. Он почему-то решил не идти прямиком в Ллангериг и стоял у края пустоши, простиравшейся на милю между нами и лесным массивом. На его лице застыло угрюмое выражение.
– Уже видел? – спросила я.
Кертис промолчал, продолжая всматриваться в лес, будто ища в нем спасения.
– Их называют Пустыми, или дронами, – объясняла я. – Кави хомини по-латински. Порождение темных сил Могучего Шандара. Они не знают чувства вины, злого умысла, свободы воли. Пустота, которой поручено нас убивать. Вот почему никто не возвращается с Кадер Идрис.
Кертис не отвечал, так что я продолжала:
– Я рассказываю тебе это потому, что мы должны действовать сообща, если хотим выжить. Ты умеешь обращаться с мечом?
– Зря распинаешься.
Я бы не удивилась, получив такой ответ от Кертиса, но он все еще не проронил ни слова. Это сказала Эдди.
– Зря прошу Кертиса о помощи? – уточнила я.
– Зря вообще с ним говоришь.
Я вопросительно на нее посмотрела, но она только кивнула на Кертиса. Я присмотрелась. Вот теперь-то мне стало понятно, что он не просто застыл в задумчивости – он застыл как истукан. Даже тонкий шов вдоль его шеи был отчетливо виден.
– Хотаксы, – поняла я и поводила рукой перед остекленевшим, обездвиженным лицом Кертиса. Он был парализован, схвачен, выпотрошен, съеден и таксидермирован. Незавидная участь, но безболезненная смерть. Да и в виде чучела он хотя бы эстетически производил хорошее впечатление.
Эдди сказала:
– Хотаксов Пустые не считают угрозой. Ни их, ни тральфамозавров, ни барсуков-снорков, ни прочую живность. Оставь его. Сам виноват.
– Никто не заслуживает такого конца.
– Может, и так. Но мы изначально брали его с собой только для статистики, которую я прогнозировала. И ты согласилась на это.
– Я и не спорю. Кстати, как поживает наша статистика?
Эдди на пальцах сосчитала жертв.
– Нас было восемь, к данному моменту мы потеряли троих: Игнатиуса, Ральфа и Кертиса, примерно как я и рассчитывала. Если я не ошиблась, осталось потерять только одного.
– Математика – это, конечно, хорошо, – сказала я, – но мне кажется, цифра в пятьдесят процентов уже не может быть актуальна. Мы все будем биться не на жизнь, а на смерть.