Отем совершенно ушла в себя и стала неестественно спокойной. И даже помирилась с матерью, старавшейся всячески поддержать и утешить дочь. Правда, Отем не нравилась внезапная дружба между Жасмин и Габриелом.
– У него нет обаяния Себастьяна, и он совсем не так красив, – твердила она.
– Все потому, что он не Себастьян, – рассудительно заметила Жасмин. – Прекрати искать в нем черты покойного мужа. Перестань их сравнивать. Постарайся увидеть в нем того, кто он есть на самом деле. Он хороший человек, Отем.
– Хорошие люди так скучны, мама, – фыркнула Отем.
– Не всегда, куколка, – усмехнулась мать.
Все же Отем решила последовать совету матери и попыталась разобраться в себе и своих чувствах. Что с ней стряслось? В октябре исполнится шесть лет со дня смерти мужа. Нельзя же провести всю жизнь в трауре!
Она вдруг пожалела, что выглядит такой толстой и неуклюжей. Как мужчина может ухаживать за женщиной, похожей на стельную корову?
Все это она издевательским тоном изложила Габриелу.
– Я выращиваю скот, – напомнил он, весело сверкнув глазами, – поэтому считаю стельных коров настоящими красавицами, мадам.
– Я не отдам своих детей на воспитание, – серьезно объявила она.
– Зачем? – удивился он. – Гарвуд-Холл просто создан для детей. Ваших и наших.
– В октябре мне будет тридцать, – упрямилась Отем. – Не знаю, сколько лет мне еще осталось, чтобы выносить вам детей.
– А мне в августе будет сорок один, – не сдавался он. – Если мы поторопимся, пожалуй, сумеем произвести на свет несколько ребятишек, прежде чем состаримся и поседеем.
– Вы смеетесь надо мной, – пробурчала она.
– Верно, – кивнул герцог, – но со временем вы привыкнете.
– А вдруг я не захочу привыкать? – капризничала Отем.
– Ах, вы казались бы настоящей злобной фурией, не будь так неотразимо очаровательны, мадам!
– Я не фурия! – вскричала Отем. – Как вы смеете, сэр?
– В таком случае маленькой ведьмочкой. Восхитительной маленькой ведьмочкой, – не уступал герцог.
Отем провела рукой по огромному животу.
– Боюсь, маленькой меня не назовешь, – отшутилась она, – я расту с каждым днем.
Они переглянулись и дружно засмеялись. Наблюдая за ними, Жасмин впервые позволила себе надеяться. Как было бы чудесно, влюбись Отем в герцога! Когда младшая дочь снова выйдет замуж и заживет своей семьей, счастье Жасмин будет полным. Нет… не совсем. Слуги, всю жизнь бывшие рядом, стареют и чахнут. Адали было почти девяносто. Никто из тех, кого она знала, не дожил до такого возраста. Рохане и Торамалли было за восемьдесят. Когда она родилась, им было по десять лет, а скоро ей исполнится семьдесят один. Что она будет делать, потеряв всех?
Вернувшись в Англию, Адали все дни просиживал у окна на солнышке. Бекет заботился о доме, так что Адали попросту нечего было делать. Последнее время Рохана и Торамалли даже ходили с трудом, жалуясь на то, что колени болят и не гнутся. Бедняжки не могли поднять ног и бессильно шаркали по полу. Пальцы Торамалли совсем скрючились. Ее муж Фергюс тоже сильно одряхлел. Он и Рыжий Хью с утра до вечера играли в шахматы, переняв науку от Адали. Царство стариков, да и только!
Леди Сабрина Стюарт вышла замуж за графа Линмута второго мая. День выдался солнечным и безветренным. На невесте был старинный подвенечный наряд из кремового шелка, принадлежавший какой-то из ее предшественниц по женской линии. Никто не знал, кому именно. Его нашли на чердаке в одном из бесчисленных сундуков. На распущенных волосах красовался венок из маргариток. Красавец жених ради такого случая надел небесно-голубой бархатный камзол и сорочку с целым водопадом кружев. После венчания прямо на лужайках накрыли столы. На праздник приехали маркиз Уэстли с женой, детьми и их семьями. Пригласили ближайших соседей, вырыли ямы, чтобы зажарить целиком говяжьи туши, обвалянные предварительно в каменной соли. Подавали также деревенскую ветчину и жареных уток в сливовом соусе, фаршированных изюмом и яблоками. Из Гленкирка прислали лососей, наловленных в горных ручьях. Их варили и укладывали на серебряные блюда в гнездышки из кресс-салата. Пироги с золотистой корочкой и начинкой из гусятины сменялись кроличьим рагу в красном вине, отбивными из ягнятины и большой индейкой, начиненной вишнями, сливами и рисом с шафраном. Гости с аппетитом уплетали молодой горошек и первые овощи, артишоки в белом вине и спаржу в сливочно-укропном соусе. В довершение всего подали головки острого чеддера, французского бри и свежесбитое масло. Десерт состоял из большого торта с сахарными фигурками жениха и невесты в окружении ягод земляники. Вина привезли из Аршамбо и Шермона. Пиво и сидр лились рекой.
После обеда молодежь танцевала сельские танцы, рилы и, вытянувшись длинной линией, прошла по всему лугу. На другой лужайке играли в шары и устроили соревнования лучников. Пели. Смеялись. Наконец жениха с невестой отправили в дом, чтобы, согласно обычаю, раздеть и уложить в постель.
Все согласились, что день был замечательным. Детей уложили спать, взрослые расселись в зале, тихо беседуя.
Рохана разбудила хозяйку среди ночи.
– Время пришло, – многозначительно шепнула она.
Жасмин поднялась, накинула халат и последовала за служанкой в комнату Адали. Там уже ждала Торамалли. Жасмин села у постели верного слуги и взяла его за руку. Старик уже дышал с трудом, и, секунда за секундой, жизнь оставляла его. Боясь, что он так и не заметит ее прихода, Жасмин тихо окликнула:
– Адали!
Карие глаза приоткрылись. Адали слабо улыбнулся.
– Я оставался с тобой сколько мог, моя принцесса. И буду ждать тебя вместе с хозяином, который призывает меня к себе, – прохрипел он из последних сил, и веки его снова опустились.
Он отошел с первыми лучами солнца.
Жасмин ничего не сказала родным, пока счастливая пара не отбыла в имение графа Линмута. Только после этого она объявила о кончине Адали. Его похоронили на семейном кладбище. Жасмин долго рыдала, сознавая всю тяжесть потери и понимая, что за Адали скоро последуют остальные.
Несколько дней спустя к ней пришел Рыжий Хью, решивший вернуться в Гленкирк. Она поняла причину и согласно кивнула:
– Оставайся там. Больше нет нужды приглядывать за мной. Боюсь, наши приключения навсегда окончены.
– Вы всегда попадали в беду, стоило мне отлучиться, – напомнил он. – Благодарение Богу и мне, что вас еще не убили!
Он поцеловал ее изящную ручку и выпрямился.
– Отвези Патрику письмо от меня, – велела она, и Хью молча кивнул.
Жасмин спросила второго слугу, Фергюса Мор-Лесли, не желает ли он отправиться на родину, но тот удивил ее отказом.
– Я останусь с вами, миледи. Мне все равно, где умирать. Там меня уже ждут. Кроме того, моя старушка не оставит свою сестру, а куда мне без нее? Мы будем с вами, пока Господь не призовет нас к себе.
– Можно подумать, мама, ты сама собираешься лечь в могилу, и это меня пугает, – встревожилась Отем.
– Ничего подобного, – отмахнулась мать. – Просто кончина Адали показала мне то, что я до сих пор отказывалась видеть. Мы уже далеко не молоды, и те, кто служил мне, имеют право хоть немного отдохнуть, прежде чем упокоиться навсегда. Но они не желают меня покидать.
– Куда они пойдут, мама? – возразила Отем. – Они любят тебя и были рядом всю твою жизнь. Так и умрут твоими слугами.
– Думаю, нужно взять кого-то в помощь Рохане и Фергюсу, – решила Жасмин. – Я пыталась и раньше, но они наотрез отказались.
– Наверное, ревнуют. Но теперь скорее всего уже не станут так упрямиться.
Весна медленно перетекла в лето. Габриел Бейнбридж несколько раз ездил в свое даремское поместье, желая убедиться, что хозяйство ведется как полагается. Кроме того, он тайком от Отем распорядился готовить дом к приезду жены и ее детей.
Прошел июль. Август начался ужасными грозами, пригнувшими к земле уже налившиеся колосья на полях и сбившими с веток все яблоки и груши. Урожай удалось собрать вовремя, но побитые недозрелые фрукты пришлось немедленно отправить под пресс и подсластить сок дорогим сахаром, иначе сидр получился бы кислым.
Схватки начались двадцатого августа и были очень короткими, прежде чем Отем почувствовала неумолимое давление внизу живота и поняла, что эти роды отличаются от предыдущих. Мгновенно отошли воды, намочив юбки, и Отем истерическим криком призвала на помощь. Но тут начались боли, невыносимые, беспощадные, разрывающие. Габриел Бейнбридж отказался покинуть роженицу, стоя у изголовья и вытирая ей лоб каждый раз, когда она истошно кричала и сыпала ругательствами. Наконец после нескольких часов страданий на свет появился идеально сложенный мальчик с пуповиной, так туго обмотанной вокруг шеи, что личико его посинело.
– Почему он не плачет? – вскинулась Отем. – Мама, это мальчик? Я обещала королю сына. Почему он не плачет?
Поняв, что скрыть случившееся не удастся, Жасмин показала роженице ребенка, и дочь испустила такой тоскливый вопль, что мать невольно зарыдала.
– На все Господня воля, – всхлипывала Жасмин, принимаясь распутывать пуповину.
– Опять Господь! – взвизгнула Отем. – Тот самый Бог, который украл у меня мужа и первого сына! А теперь этот невинный младенец! Ненавижу Бога, способного на такую жестокость! Какое зло и кому причинил этот бедный ребенок? Какое, мама?! – Она билась в рыданиях.
Подковылявшая Рохана поднесла к ее губам кубок с вином.
– Выпейте, миледи. Я влила туда маковый сок. Нужно поспать, чтобы избавиться от боли.
Отем машинально глотнула горьковатую жидкость.
– Хоть бы мне совсем не просыпаться! – с горечью воскликнула она. – Хоть бы никогда не просыпаться!
– Не смей так говорить, – умолял герцог Гарвуд. – Что будет с Мадлен и Марго? Подумай о своих детях!
– Мама их вырастит, – сонно пробормотала она.
– А мы? Что будет с нами?
– Вы найдете себе жену, – выдохнула Отем, закрывая глаза. – Лучше меня. Добрее.
– Но я люблю тебя! – шепнул он.