ому, что попроще, поэтому будешь понимать легче.
Чтение давалось ей с трудом, но ей нравилось слушать мистера Бургесса, от которого она многое узнала. Учитель даже подарил ей две книги. Но Тилли могла читать только ночью при свече. Они довольно скоро закончились, потому что ей выдавали по свече на неделю. Однако девушка быстро нашла выход из положения. Она собирала огарки, перетапливала и внутрь закладывала фитиль. Днем раскрыть книгу Тилли не осмеливалась: в любую минуту могла войти мисс Прайс. Зато она могла, не опасаясь вопросов, наблюдать за занятиями детей, даже иногда оставалась послушать урок мистера Бургесса.
Хозяйка целый день пребывала в расстроенных чувствах. Тилли определяла это по суете в ее спальне. Миссис Сопвит рассталась с кушеткой, на которой раньше проводила дни, и улеглась в постель. К восьми часам мистер Сопвит домой еще не вернулся. За ужином девушка узнала еще кое-что о хозяине, но открытие не обрадовало ее. Разговор завела Эми Стайлс.
— Чтобы съездить в Ньюкасл и вернуться, не требуется столько времени. Зная, в каком состоянии мадам, следовало бы сразу вернуться домой.
— Какая именно мадам? Какая из двух? — раздались голоса и смешки.
— Вот именно, какая, — заметил главный садовник Фрэнк Саммерс. — Та мадам шлюха, самая настоящая шлюха, и место ей на причале в Шильдсе.
— Зато она так важничает и строит из себя неизвестно что, — снова вступила в разговор Эми Стайлс. — Одному Богу известно, как она осмеливается являться сюда и навещать хозяйку. Нахалка, каких поискать; да, бесстыжая нахалка и больше ничего. Слуги Майтонов рассказывают, что она обращается с ними по-свински, просто за людей не считает. И еще говорят, — Эми окинула взглядом всех сидящих за столом, — говорят, что старик в курсе дела.
— Откуда тебе это известно? — Филлис пристально посмотрела на Эми.
— Да уж, известно. Наш Вилли знаком с Пегги Фрост, которая там заведует кладовой. Так вот, она думает, что старик немного чокнутый, но себе на уме. За столом называет ее «моя дорогая», «моя милая». А она целует его в голову и рассказывает что-нибудь смешное, чтобы его развеселить, а он смеется заливается.
— Ты много знаешь, да, очень много, — закивала головой Филлис Коутс, в голосе ее явственно чувствовалась насмешка.
— Не смейся, я знаю, что говорю. Ходят слухи, что у нее на крючке кто-то еще, а наш хозяин на вторых ролях.
— Надо же такое сказать, — тряхнула головой Филлис Коутс. — Ты столько всего слышишь, Эми, просто ужас. Знаете, — она оглядела всех и, указывая на Эми, продолжала, — ей нужно книжки писать, у нее воображение богатое.
Послышался смех, который стих, когда заговорила кухарка:
— Ну, довольно. Пусть те, что наверху, устраивают свои дела, как хотят. Давайте займемся своими. Сегодня суббота, конец месяца, пора подводить итог. — Она вдруг спохватилась и покосилась на Тилли.
— Ты закончила?
— Да, миссис Брэккетт.
— Тогда можешь идти.
— Почему вдруг она должна уходить?
Все обернулись к Филлис Коутс.
— Она здесь уже два месяца, и ей причитается доля, соответствующая ее положению.
Последовало продолжительное молчание. Потом кухарка буркнула: «Это будет мелочь».
— И мелочь сгодится, на дороге не валяется. — Филлис улыбнулась Тилли и остановила ее, когда девушка собралась уходить.
Дальнейшее показалось Тилли каким-то странным сном. Кухарка поставила на стол ящичек с серебром и медью. Высыпав монеты на стол, она разровняла их руками, извлекла из кармана фартука записную книжку. Послюнявив палец, она перелистала несколько страниц.
— Удалось сэкономить при расчетах: с бакалейщиком и мясником — двадцать пять шиллингов; с торговцами рыбой и дичью — восемнадцать шиллингов и девять пенсов; с мельником — два фунта семь шиллингов и четыре пенса, — она подняла голову и огляделась. — Это с учетом того, что теперь нужно выкладывать миссис Лукас пенс вместо трех фартингов, как в прошлый месяц. Не знаю, почему она должна снимать «сливки».
— Я тоже не понимаю. Они с мисс Прайс и без того неплохо руки греют. Можете мне поверить: три бутылки с каждой дюжины. Как вам это нравится?
— Не надо мне ничего говорить. Я не глухая, не слепая и не вчера родилась, — отрезала кухарка и продолжала: — Теперь яйца, овощи и фрукты, что отправлялись на рынок. В этом месяце мы с этого имеем совсем неплохо: восемь фунтов два шиллинга и шесть пенсов. — За столом одобрительно закивали.
Кухарка послюнила карандаш и принялась за подсчеты. После долгих вычислений объявила: «Выходит двенадцать фунтов, тринадцать шиллингов и семь пенсов».
— Это все?
— Да, все, — с нажимом проговорила кухарка, глядя на Роберта Саймса.
— Боже мой! Раньше Прайс получала столько со счета за вино.
— Мало ли что. Когда-то и у нас дела шли неплохо. Теперь поместье не то, что в прежние времена. — Двойной подбородок кухарки уперся в накрахмаленный воротничок ее ситцевого форменного платья. Раздались негромкие возгласы: «Да! Да?»
— Теперь начнем делить, — миссис Брэккетт отделила медь от серебра. — Тебе, Роберт, три и пять, — она подвинула лакею три фунта пять шиллингов. — Мне столько же, — извлекла из кучки монет еще три фунта пять шиллингов.
— Два фунта твои, Филлис, и два для Фреда. Можешь их забрать, — четыре соверена отправились к Филлис.
— Фунт тебе, Эми, — кухарка вручила один соверен второй горничной. — Четырнадцать шиллингов твои, Мэгги, хотя ты их и не заслужила: плохо старалась.
Мэгги, хихикая, взяла со стола свои четыре монеты по полкроны и четыре шиллинга.
— И у нас остается… сколько же у нас остается?
Все прекрасно понимали, что кухарка знала, сколько осталось, еще до того, как высыпала деньги на стол.
— Остается девять шиллингов и семь пенсов. Что делать с ними?
— Они мои, — закивала головой Ада Теннент.
— Но мы же договорились, что и Троттер участвует, разве не так? — Филлис Коутс настойчиво смотрела через стол на кухарку.
— Тогда поделим их поровну, — под нос себе буркнула миссис Брэккетт.
— Но это несправедливо, и тебе это известно. Троттер по положению стоит выше меня и Эми.
— Сегодня будет так, — кухарка посмотрела на Тилли с тихой яростью. Девушка собралась сказать, что ей ничего не нужно, но в этот момент кухарка объявила: «Половину или ничего».
Четыре шиллинга девять пенсов заскользили по столу к Тилли, которая нерешительно посмотрела на Филлис. Та выразительно повела бровями.
Тилли взяла монеты, и ей показалось, что они жгут ей пальцы. Ведь это были ворованные деньги. Конечно, в некотором роде деньги действительно были украдены, потому что слуги без зазрения совести обманывали хозяина. Причем они не видели в этом ничего дурного, даже Филлис не имела ничего против.
Несколько минут спустя Филлис догнала Тилли у лестницы.
— Не волнуйся, в следующем месяце получишь все сполна, — свистящим шепотом пообещала она. — Мой Фред об этом позаботится.
— Мне они не нужны. То есть… — Она взглянула на Филлис, стоя на первой ступеньке лестницы и отлично сознавая, что может оттолкнуть новую знакомую, но не могла сдержаться и сказала: — Это похоже на воровство.
Но замечание девушки ничуть не задело Филлис, а только подтвердило, насколько наивна эта девочка. Она имела представление о неписаных законах и правилах, по которым жили в таких особняках. Поэтому Филлис легонько ущипнула Тилли за руку и принялась наставлять:
— Не будь глупой. Как ты думаешь устраиваемся мы, которые собираются пожениться? Или те, у кого не за горами старость? Поверь, хозяева о нас и не подумают позаботиться. В год я получаю двенадцать фунтов, они считают, что озолотили меня. Жалованье Фреда двадцать пять фунтов и форменная одежда. С такими деньгами не очень разгуляешься, их не хватит, чтобы завести хорошее хозяйство. Так что, девочка, бери что дают и смотри, что можешь еще взять, — наставляла Тилли Филлис, гладя ее по руке. — Только так можно выжить в этой жизни. И не забивай себе голову мыслями об этих деньгах, никакие они не краденные. Боже ты мой, нет! Хозяева готовы выжать из слуг все соки. И наш не намного лучше других, хотя иногда может сделать доброе дело, когда ему это доставляет удовольствие. Он, например, не выбрасывает людей на улицу. Но если у него с делами что-то не так, то и тебе не поздоровится. А хозяйка выставила четырех прачек за то, что ее батистовые юбки постирали с цветным бельем. Теперь у нее только две поденщицы. Помни мои слова, девочка. А теперь иди и держи выше нос, у тебя сегодня должен быть праздник. Наконец ты избавилась от этого маленького стервеца, по-другому и не скажешь.
Тилли опустила голову, кусая гy6y, чтобы не рассмеяться. Она в душе соглашалась с Филлис, особенно насчет стервеца. Но было странно слышать такое слово от первой горничной, ведь она не бранилась.
— Я рада, что ты мой друг, — призналась Тилли.
Обрадованная и одновременно смущенная этим признанием Филлис так ткнула девушку в бок, что та едва не свалилась.
— Беги уж к себе, — с улыбкой сказала она. — Да спать ложись. — И заторопилась назад в кухню. Тилли отправилась к себе наверх с четырьмя шиллингами и девятью пенсами в кармане.
Тилли получила третий выходной. Лето было в разгаре. С высокого ясного неба нещадно палило солнце. Даже сквозь соломенную шляпку девушка чувствовала его жар. Она очень радовалась, что на ней легкое платье, которое дала Филлис. Его пришлось чуть-чуть отпустить в подоле и убрать в талии. Из-за узких бедер и тонкой талии Тилли приходилось делать сборки на любой одежде.
Как обычно, девушка направлялась к развалинам своего дома, больше пойти ей было некуда. Будь у нее еще полдня в субботу, она могла бы отправиться в Шильдс побродить по рынку. Но Тилли не могла набраться храбрости и попросить миссис Лукас или мисс Прайс дать ей выходной в другой день. Девушка была довольна жизнью: она служила в доме уже три месяца, с двумя оставшимися в доме детьми справлялась легко. Она узнала много нового от мистера Бургесса. У нее были друзья: Филлис, Фред и еще Кети Дрю. Да, она могла считать Кети своим другом. В прошлые два выходных в воскресенье Тилли встретила ее с братом Сэмом, когда шла к своему разрушенному дому. На этот раз она также надеялась увидеть их.